«Мы с однокурсником Андреем Чадовым снялись в рекламе. А тогда студентам запрещали съемки — что в кино, что на телевидении. Владимир Этуш подписал указ о нашем исключении. Андрей проявил характер и ушел в «Щепку». А я извинился, и меня восстановили, потому что я отдал весь гонорар за те съемки в фонд института...» — вспоминает актер Вячеслав Манучаров.
— Слава, на канале СТС только что стартовал сериал «По колено». Вы там играете очень интересного персонажа...
— О, я играю человека, который знаком мне очень хорошо, — режиссера и продюсера в одном лице. Много раз от таких получал предложения, но еще больше — отказы! Поэтому, когда мне предложили воплотить собирательный образ режиссера, сразу согласился. Решил им отомстить — всем сразу. Благодаря этому сериалу все те, кто мне не давал роли, получат по заслугам! (Смеется.)
А если серьезно, то я снялся уже более чем в шестидесяти фильмах, но эти съемки, этот сценарий — абсолютное чудо для меня. Во многом благодаря Ивану Филиппову, исполнителю главной роли маленького человека с огромным внутренним миром и большим талантом. На съемках Ваня постоянно шутил, все погружались в абсолютно театральный мир — невероятно приятно купаться в его таланте. В итоге сцена, которая была прописана на 30 секунд, превращалась минимум в пятиминутный эпизод.
— В сериале «По колено» главный герой выделяется своей внешностью (его рост 135 сантиметров). У вас в юности тоже были физические особенности — лишний вес.
— Да, меня обзывали и Пончиком, и Жирпромсосиской — дети же очень жестоки. Из-за своей внешности я постоянно чувствовал себя гадким утенком. Уже не говорю о том, как трудно было толстым в 90-е годы найти подходящую одежду. Я доставал ее в секонд-хенде либо шил костюмы в театральной мастерской, но это бедный студент мог позволить себе очень редко. Все изменилось, когда в Щукинском училище я безумно влюбился в однокурсницу — Настю Бегунову. Она была ко мне равнодушна. И тогда я за лето похудел на 30 килограммов! Правда, Настя меня и «в худом формате» не полюбила. (Смеется.)
На самом деле все минусы, которые у меня были в жизни, в будущем обернулись плюсами. Если бы меня не обзывали, не унижали, я бы не стал худеть и не гордился бы потом собой. Ко мне довольно часто подходят полные люди: «Что нам делать?» Всегда отвечаю: «Закрыть хлеборезку, то есть рот, — прекратить жрать!» Да, хочется себя любимого побаловать кусочком сыра, сладкой булочкой. Особенно в одиннадцать вечера, после спектакля. Но надо держаться! Если задумал меняться — меняйся. А если тебе нравится быть толстым, оставайся таким. Мой однокурсник Женя Косырев до сих пор весит под двести килограммов и комфортно себя чувствует. Ну а мне просто очень хотелось похудеть.
— Во время самоизоляции лишний вес не наели?
— Наел пять килограммов, хотя сейчас уже почти все лишнее сбросил. А все потому, что сидел на даче с детьми и ничего не делал… Кстати, я никому не рассказывал, что дачу купил благодаря Гурченко. Прошло 10 лет, как ее нет, а я как будто вчера с ней общался. Она была абсолютно уникальной душой. Познакомились мы на «Мосфильме», на съемках «Новогодней ночи» на Первом канале. Наши места оказались рядом, нас кто-то представил друг другу. Сидим, каждый занят своим делом. Вдруг звонок Людмиле Марковне. Она слушает и говорит собеседнику: «Ой, ну как же такое может быть?» Вижу — она очень расстроилась. Спрашиваю: «Что случилось?» — «Муж в другом городе. А у моего водителя, который должен отвезти меня отсюда на дачу, сломалась машина». Говорю: «Умоляю, не расстраивайтесь! Хотите, я вас довезу? Для меня это будет такая честь — потом внукам об этом буду рассказывать». Она заулыбалась: «Хорошо! Но только при условии, что внукам расскажете». Отвез я Людмилу Марковну в ее поселок Новоглаголево. Прощаемся, а она и говорит: «Если у вас есть возможность, отвезите меня завтра утром отсюда на «Мосфильм». Утром заехал к ней, она сварила мне кофе в турке (где-то у меня сохранилось такое фото). Меня поразило, что у Гурченко была не просто скромная дача, а какой-то крошечный домик дядюшки Тыквы. Потом, когда мы познакомились с директором агентства недвижимости Галиной, которая помогала Гурченко выбрать дачу, она рассказала: «Перед тем как смотреть варианты, Людмила Марковна поставила условие: «Мне нужен самый дешевый, самый простой домик». — «Почему?» — «Потому что в саване карманов нету».
Но свою скромную дачку она любила. И когда я вез Людмилу Марковну на «Мосфильм», она вдруг сказала: «Вы тоже должны купить в нашем поселке участок». Я отмахнулся: «Да вы что?! У меня таких денег нет!» И все же она продиктовала мне телефон той самой Гали: «Поговорите с ней». Я Гале позвонил, участок посмотрел. Он мне невероятно понравился, но тогда денег у меня действительно не было. О чем я честно сказал. Но поскольку в разговоре я упомянул: «Мне порекомендовала вас Людмила Марковна», риелтор успокоила: «Раз вы от Гурченко, хозяева готовы вас ждать».
На этом история вроде закончилась. А через полгода у меня одновременно стартовали пять проектов, и появились деньги. Моя первая жена Вика напомнила об участке: «Что ты ждешь?!» И я его купил, а потом построил на нем дом — с легкой руки Гурченко... В пандемию тысячу раз подумал: как же хорошо, что у нас есть большой дом! В Москве, даже в нашей просторной квартире, мы бы, наверное, друг друга просто поубивали.
— Как вообще пережили пандемию?
— Отметил самый необычный день рождения в моей жизни. Всегда гуляю широко: или полный дом гостей, или в ресторане огромное количество народу собираю. А тут — дома, с детьми, женой и мамой. И это было так здорово! Пандемия вернула мой любимый формат общения — квартирник, домашние вечеринки. Я вырос в семье, где все это было.
Но проблем на карантине, конечно, хватало. В середине марта прошлого года мы сыграли с Надей Бабкиной спектакль, а через пару дней ее увезли в реанимацию с ковидом. Я не заболел, просто шесть месяцев сидел без съемок и спектаклей. А у меня же трое детей, и родители на мне, и семья моей первой жены тоже (первая супруга Вячеслава умерла. — Прим. ред.). Но я подсуетился и открыл онлайн-школу актерского мастерства, которая успешно проработала пять месяцев. У меня же, помимо актерского, есть педагогическое и режиссерское образование, я уже лет двадцать преподаю: в Театральном институте имени Щукина, в Высшей школе кино. За первый же день в онлайн-школу записалось 164 человека, и я закрыл набор. Вместе с двумя педагогами вел занятия, и меня это очень хорошо кормило. Оказывается, можно зарабатывать, не выходя из дома.
— Похоже, вы весьма предприимчивый человек!
— Просто я рано повзрослел. Отца (он у меня был директором Первой меховой фабрики Москвы) не стало, когда мне было девять лет. Я остался с бабушкой, мамой и старшим братом Георгием, который через несколько лет погиб... В девять лет я уже работал: на Киевском вокзале у цыган сумками брал модные аксессуары — вещички из железа. Хитом того сезона были кольца со змейкой и «неделька» — набор из семи тоненьких колечек. Я ехал на метро до «Охотного Ряда» и, встав поближе к Красной площади, торговал. У меня в основном покупали иностранцы. Мог заработать в день 200 долларов (а пенсия у бабушки была 50).
— Цыгане вас не обманывали?
— Да нет. Ну как такого кучерявого толстенького пупса в брекетах надуешь?! Только однажды подсунули мне ржавые колечки. На следующий год мода изменилась, и мы продавали кожаные ремни. Ну да, первая моя работа — фарца...
— А как выбрали вторую профессию — актерскую?
— Я занимался в Детском театре на Фрунзенской набережной под руководством Федора Владимировича Сухова (жду не дождусь, когда мои дети туда пойдут учиться). И там работала дама по имени Лариса, она дружила с Грачевским. Боря однажды пришел к нам на спектакль, заметил меня и пригласил сниматься. Так все и началось. Когда пару лет назад мне давали звание заслуженного артиста России, выяснилось, что мой профессиональный стаж — 30 лет!
— Когда впервые увидели себя на экране, что почувствовали?
— Не помню. Я вообще не из тех артистов, которые пересматривают свои работы. Ни фильмы не смотрю, ни выпуски проекта «Эмпатия Манучи» — часовые разговоры с интересными людьми... А одноклассники за меня порадовались. Меня вообще любили в школе, хотя я был двоечником. Окончил школу при химфаке МГУ, но всю жизнь мой главный враг был Менделеев. Спасибо, что педагоги любили — поддерживали, подкармливали. Вот почему я не мог в школе похудеть? Потому что все хотели угостить меня пирожками, язычками в сахаре. Правда, когда мне было 15 лет и мама хотела, продав все возможное, отправить меня в Англию учиться, классная руководительница сказала: «С фамилией Манучаров советский школьник не может представлять нашу страну за рубежом!» Потому что я был двоечник и не совсем русский...
На самом деле наша 171-я школа была фантастическая. Мы принимали королеву Великобритании и Солженицына! К королеве нас, учеников младших классов, не допустили. А Солженицына я очень хорошо запомнил. Мой класс встретил его на улице, вручил гладиолусы и проводил в актовый зал. Из того, что он говорил, я ничего не понял. Но меня поразила внешность Александра Исаевича. Его гигантский рост, высокий лоб. У меня было ощущение, что передо мной Лев Толстой: пышная борода, одежда соответствующая...
— Немало необыкновенных людей вы встретили и потом, когда стали актером...
— Да, мне повезло. В Театральном институте имени Щукина, где я учился на курсе Родиона Юрьевича Овчинникова, мне довелось быть учеником Василия Семеновича Ланового, Александра Анатольевича Ширвиндта, Валентины Петровны Николаенко, Нины Михайловны Дорошиной — она была моим любимым педагогом. Помню, идем мы с ней весной по Арбату — к метро. Она всегда ходила в затемненных очках, а тут для чего-то их сняла. Может, получше разглядеть что-то хотела. Вдруг слышу от прохожих: «Людк, а Людк! Фу, деревня...» Нина Михайловна изменилась в лице — так ей это было неприятно. Спрашиваю: «Неужели вы не любите эту роль?» А она: «Слава, я ее ненавижу. Потому что она зачеркнула все мои будущие, несыгранные роли...» — «А почему вы сейчас больше не снимаетесь? Вам же наверняка гонорар хороший предложат...» И она сказала фразу, которую никогда не забуду: «Сыграть лучше, чем в «Любовь и голуби», уже не могу, а хуже не имею права. Поэтому и не снимаюсь».
С теплом вспоминаю всех педагогов «Щуки». Включая нашего дорогого ректора Владимира Абрамовича Этуша, который выгнал меня из училища. Мы с однокурсником — Андреем Чадовым — снялись в рекламе, чего не имели права делать. Да-да, я застал еще то время, когда студентам запрещались съемки — что в кино, что на телевидении. Помню, моя однокурсница Марина Александрова еле смогла отпроситься в сериал «Азазель». Ей пришлось писать письмо на имя Этуша. А он тогда выпускал спектакль в Театре Вахтангова и был очень занят. Марина караулила его у театра, чтобы вручить эту бумагу. А мы с Андреем просто предупредили в институте, что нас не будет два или три дня. Но из нашего отсутствия в выходные (!) дни раздули совершенно чудовищную историю. И Этуш подписал указ о нашем исключении. Андрей решил проявить характер и ушел в «Щепку», где уже учился его брат Алексей. А я извинился, и меня восстановили, потому что я отдал весь гонорар за те съемки в фонд института...
А разве можно забыть мастер-класс Гундаревой, который она однажды провела для нас, студентов?! У нее же была достаточно простая русская внешность. А тут в аудиторию вошла какая-то английская королева: шляпка с вуалью, элегантное пальто и дорогая сумочка. Особенно запомнил я одну ее мысль, которая до сих пор ведет меня по жизни: «Профессия актера такая же профессия обслуги, как у медсестры, повара, водителя, парикмахера, официанта и, может быть, в чем-то даже проститутки. Мы, актеры, никакое не отдельное элитарное общество, а обслуживающий персонал, просто обслуживаем не тело, а душу. Как только вы это поймете, обретете свободу в профессии». Я и сам это понял не так давно. А до этого относился к актерству как к служению, а это все ерунда!
— А на киносъемках с кем из великих пересекались?
— В «Любовь-морковь 3» снимался с Михаилом Михайловичем Козаковым (это была одна из последних его ролей). Вот уж уникальный дядька! Абсолютно белая кость, русский аристократ — несмотря на национальные какие-то признаки. С трубкой во рту, Михаил Михайлович бесконечно декламировал стихи, рассказывал невероятные, фантастические истории. Однажды рассказал, как сидел в гостях у Кобзона (они жили в соседних домах или даже подъездах, сейчас уже не помню). Они выпивали, а когда спиртное закончилось, все засобирались по домам. «Я глянул в окно, — вспоминал Козаков, — а в скверике мои «сырихи» — поклонницы — сидят, караулят меня. Я понимаю, что они не дадут спокойно в подъезд зайти. И прошу Иосифа: «Дай свой парик!» Он дал, я надел. И так, неузнанный, смог пройти мимо них».
— В фильме Сергея Соловьева «Анна Каренина», где вы снялись, сыграли Олег Янковский и Александр Абдулов, для которого картина стала последней...
— Этот фильм стал моим боевым крещением в кино, первой осмысленной работой. Я попал в проект невероятным образом... Бежал по коридору «Мосфильма» после каких-то проб и случайно задел плечом небольшого роста человека — ну не знал я тогда в лицо режиссера Сергея Соловьева! Он остановился, спросил: «Кто вы?» — «Я — актер. А вы кто?» Он дико удивился: «А я — режиссер». — «А вы сейчас снимаете?» — «У меня проходят пробы». — «Тогда приглашайте меня на пробы». И Соловьев меня пригласил! И затем утвердил на роль Николая Щербацкого.
И вот первый съемочный день — в Архангельском. Зима, мороз, сильный ветер. Разбили целый кинолагерь — гримвагены, автобусы, фуры с декорациями, кареты, лошади. Что-то невероятное! Меня тогда никто не знал, вот и определили не в актерский вагончик, а в «Икарус», где хранились костюмы и реквизит и где грелась массовка. Сижу, жду своей сцены — час, два, три, четыре. Уже ночь на дворе. Вдруг в автобусе ломается печка, и он мгновенно превращается в холодильник, а я в сосульку! Хорошо, что ассистентка решила проверить, вся ли массовка уехала после съемок, и заглянула в «Икарус»: «Есть кто живой?» — «Я живой, Манучаров». — «Ой, да ты же вроде не массовка, а артист?!» — «Да…» — «А чего тогда сидишь и мерзнешь?! Пойдем, я тебя к великим посажу». Я даже не понял, о чем идет речь. И она привела меня в маленький гримваген: «Сиди здесь, в «предбаннике», на диванчике...»
Я сел тихонько, а из-за занавески так вкусно потянуло трубкой. Я заглянул — там Янковский с Абдуловым сидят! Они сразу: «Ты что, студент, скучаешь? Иди к нам». Приглашают за стол, наливают в пластмассовый стакан очень дорогого коньяка и продолжают свой разговор — про «Ленком», про спектакли. Когда мы расходились, Александр Гаврилович пригласил меня на свой фестиваль «Дух огня» в Ханты-Мансийск. Я воспользовался приглашением. В самолете у нас с Абдуловым места были рядом, и мы весь полет проговорили... До сих пор помню невероятное счастье оттого, что я общаюсь с этими божествами, гениальными артистами. И теперь, когда вижу, что начинающему артисту нужна помощь или доброе слово, стараюсь его как-то поддержать, как в свое время меня поддержали Абдулов и Янковский...
— С тех пор много воды утекло: вы стали популярным артистом, много снимаетесь в кино. А вот на театральной сцене вас не встретить, хотя в свое время вы были ведущим актером Молодежного театра...
— Предложения играть в театрах есть. Вот сейчас приглашают на главную роль в «Лолите». Может, соглашусь, а может, нет. Я не то чтобы устал от театра, но мне уже не так хочется играть. Гораздо интереснее быть создателем проекта, спектакля — продюсером, управленцем, худруком. И предложения возглавить труппу уже поступают. Что же касается популярности... Незадолго до пандемии был в Израиле и пошел в клинику сделать гастроскопию. Жду своей очереди, а напротив женщина пристально на меня смотрит. Спрашиваю: «Прошу прощения, что-то не так?» А она: «Вы очень похожи на молодого Манучарова. Но вы, конечно, не он». Я обалдел: «Да, это не я». По-разному бывает: то некая Аня из Краснодара на все мои аккаунты вдруг прислала письма, что воспитывает двухлетнего сына от меня. Я ей ответил: «Это прекрасно, только я в Краснодаре не был никогда!» А то другая девушка после спектакля вышла на сцену и вместо цветов подарила мне перстень с бриллиантом...
— Слава, судя по всему, вы полны планов. Кризис среднего возраста накануне сорокалетия вам не грозит?
— Как страшно вы сейчас сказали про сорокалетие. Клянусь, до сих пор об этом не думал... Да, 6 октября мне стукнет сорок. Но я по-прежнему «в поле ветер, в одном месте дым». И это, по-моему, очень даже неплохо!
