Светлана Тома: «На съемках «Табора...» происходили мистические события»

«Как только закончились съемки в ледяной воде, я стала снимать с себя мокрые, облепившие меня...
Записал Павел Соседов
|
15 Мая 2020
Светлана Тома с Григоре Григориу
С Григоре Григориу в фильме «Табор уходит в небо». 1976 г.
Фото: из личного архива Светланы Тома

«Как только закончились съемки в ледяной воде, я стала снимать с себя мокрые, облепившие меня цыганские юбки. Лотяну кричит: «Сто-о-оп! Оставь!» Так в фильме «Табор уходит в небо» появилась сцена, где я поочередно снимаю восемь разноцветных юбок и раскладываю веером вокруг себя — словно бутон раскрывает свои лепестки навстречу солнцу», — рассказывает актриса Светлана Тома.

— Светлана Андреевна, ваш фильм «Табор уходит в небо» стал культовым для советских зрителей…

— Да, у фильма был оглушительный успех. Его посмотрело рекордное количество зрителей в нашей стране и во всем мире. В те годы фильм «Табор уходит в небо» стал откровением. Он производил и сегодня производит магическое впечатление, независимо от того, в который раз его смотришь. Но он не так прост, как кажется на первый взгляд. В нем, как и во всех фильмах режиссера Эмиля Лотяну, зашифрованы и разбросаны, как жемчужины, послания зрителям. Я ездила представлять картину по всей, тогда необъятной, стране. Фильм смотрели по много раз, и зрительные залы не вмещали всех желающих попасть. Чтобы проникнуть на очередной сеанс, зрители били окна в кинотеатрах и выламывали двери. Подходы к кинотеатрам во время выступлений съемочной группы охраняла конная милиция. Это было что-то невероятное! Каким-то образом сразу становилось известно, в каком номере в гостинице я живу. Начинались звонки, постоянно кто-нибудь стучался в дверь, поэтому я всегда просила номер поближе к дежурной по этажу.

— Были случаи, когда вы всерьез испугались?

— Одна такая история произошла со мной в Грузии. Меня поселили в большой гостинице в центре города, но там на этажах почему-то не было дежурных. Ночью кто-то стал стучать в дверь… Проснувшись, я позвонила на ресепшен, но никто не ответил. Стук усиливался, и в итоге дверь выломали. Я, испугавшись, закричала. На пороге номера стояли какие-то мужчины, которые, видимо, сами испугались моего вопля и того, что сломали дверь. Неожиданно они стали извиняться: «Не бойтесь, мы знаем, кто вы, просто пришли сказать спасибо за ваш фильм. Это же вы?» В их глазах я увидела растерянность, недоумение и сомнение. Я в непарадном состоянии совсем не походила на мою героиню Раду — предмет их обожания. Они не смогли скрыть смущение, еще раз коротко меня поблагодарили, вручили огромный букет цветов и испарились. После этого ночного «визита» меня переселили в другой номер, потому что дверь была безнадежно испорчена. А утром на этаже все-таки появилась дежурная…

Светлана Тома с  мамой Идес Сауловной и папой Андреем Васильевичем
С мамой Идес Сауловной и папой Андреем Васильевичем
Фото: из личного архива Светланы Тома

Со всех уголков страны, а особенно из кавказских и южных республик, мне приходили мешки писем, без преувеличения. Писали в основном мужчины, предлагали руку, сердце и богатую жизнь. В конвертах были фотографии, на которых потенциальные «женихи» стояли на фоне своих трех-четырехэтажных домов, облокотившись на роскошные автомобили, в основном «Волги» (в те годы это была самая престижная модель). А на боковом стекле был обязательно приклеен мой портрет. Тогда огромным тиражом вышел плакат-календарь с моей фотографией: фотохудожник Коля Гнисюк снял меня крупным планом за стеклом, по которому стекают капли воды... И эти портреты разошлись по всему Советскому Союзу. Это была потрясающая всеобщая любовь. Раду не принял лишь один человек — мой папа. Он был в ужасе от того, что в одной из сцен я появляюсь полуобнаженной: «Как ты посмела? Это позор! При всем честном народе появилась оголенной!» Мама отнеслась лояльнее, а папа так никогда с этим и не смирился — до конца своих дней…

— Кем были ваши родители?

— Отец, Андрей Васильевич Фомичев, из крестьян, уроженец деревни Сомовка (сейчас это Липецкая область). А мама, Ида Сухая, родилась в Кишиневе, тогдашней Бессарабии, входившей в Королевство Румыния, в буржуазной семье. Пять маминых сестер получили прекрасное европейское образование, а мама из-за войны не успела окончить мединститут. Папа прошел всю войну и по специфике своей специальности был отправлен поднимать сельское хозяйство Советской Молдавии. Впоследствии за свои заслуги был награжден орденом «Знак Почета». А мама, будучи абсолютно не приспособленной к сельской жизни, как декабристка, поехала за отцом по деревням, где грязи было по колено. Но это была настоящая любовь, проверенная испытаниями и временем!

Мама рассказывала, как в голодные послевоенные годы папа в качестве еды мог привезти два ведра моркови. Из этой моркови надо было придумывать завтраки, обеды и ужины. А однажды он привез свиную голову. «Села я напротив этой головы и разрыдалась, — рассказывала мама, — потому что вообще не представляла, что с ней делать». Сначала мама не умела готовить, но ее научили деревенские женщины. Моих родителей уважали и почитали: папа был прекрасным специалистом, а мама — врачом от Бога. Она работала в библиотеке, но когда людям требовалась помощь — шли к ней. Мама безошибочно ставила диагнозы и безвозмездно лечила всех в округе.

Училась я, естественно, в сельской школе, но не на молдавском, а на русском, с детьми русских специалистов. Мне было шесть лет. Первого сентября, ничего не сказав родителям (они были на работе), повязав на голову белую косыночку, надев сандалики, носочки (они у нас назывались «шкарпетки») и прихватив тетрадку и карандаш, я пошла в школу и начала учиться. Она располагалась в старом доме, в одной из комнат которого стояли четыре ряда парт: первый ряд — первый класс, второй ряд — второй класс, дальше третий и четвертый. И учительница одна на всех — Надежда Васильевна, никогда ее не забуду. Она все успевала и всему нас научила. А дальше была другая школа в очень большой деревне Николаевка (сегодня это село Ильичевка), где я окончила восьмилетку. Сегодня эта школа стала лицеем и носит мое имя. Я долго сопротивлялась этой затее по многим причинам. Хотя бы потому, что я жива, но на здании в итоге повесили барельеф с моим изображением. Все это было неожиданно и очень трогательно.

Светлана Тома
«В детстве о профессии актрисы я и не мечтала. Но все изменила встреча с режиссером Эмилем Лотяну»
Фото: из личного архива Светланы Тома

— Как же вы попали в кино?

— Пути Господни неисповедимы. В Кишиневе всегда было очень много красивых девушек. Я же таковой себя не считала: всегда ходила в очках, потому что близорукая, волосы собирала в хвостик. Все тогда носили мини, и у меня был симпатичный костюмчик от тетушек, которые жили в Бухаресте, но тоже очень скромный. Так что внимания к себе я ничем не привлекала. И вот я с папкой, в которой были документы для поступления на юридический, стояла на остановке в центре Кишинева. Из магазина «Овощи» вышел какой-то дяденька и направился в мою сторону. В авоське, как сейчас помню, у него лежали огурцы. Это был, как я потом узнала, Михаил Христофорович Бадикяну, актер. Выйди он из магазина на тридцать секунд поз­же, я бы уже уехала и мы бы никогда не встретились. Но он подошел и спросил: «Девушка, вы хотите сниматься в кино?» Вытаращив глаза, я только и смогла пробормотать: «Нет, вы что?!» Я была девушкой провинциальной, и мне мои родственники всегда говорили, что в городе надо быть очень внимательной, здесь много жуликов. 

Мой отказ «дяденьку с огурцами» не охладил, он стал увлеченно рассказывать про кино, и это только укрепило мои подозрения. Я стала бочком отходить, он — за мной. Я, быть может, и удрала бы на подъехавшем троллейбусе, но в это время случилась вторая неожиданная встреча: летящей походкой «в кадр вошел» молодой человек в белом костюме. Это был Эмиль Лотяну. Все происходило недалеко от киностудии. И вот Михаил Христофорович его окликнул: «Эмиль, я нашел себе дочь» (он имел в виду экранную). Уже вдвоем они стали просить у меня номер телефона, но я была уверена, что передо мной аферисты. И все-таки, необъяснимо почему, я продиктовала им телефон тетушек, у которых жила в столице. На следующий день у меня уже были фотопробы, а через день — кинопробы на главную роль в картине «Красные поляны». События развивались стремительно. Конкурс я прошла успешно, но мне было 17 лет, и, поскольку я была несовершеннолетней, нужно было согласие родителей. Целая делегация от киностудии отправилась в город Бельцы уговаривать папу с мамой: «Ваша дочь будет сниматься в кино, она станет известной». Папа смотрел на Лотяну как на сумасшедшего: «Света будет известная? Вы мне не заливайте! Знаем мы, чем ваши артистки занимаются, а ей нужна профессия». 

Мама отнеслась ко всему гораздо спокойнее. Кончилось тем, что Эмиль Владимирович написал расписку следующего содержания: «Я, режиссер Лотяну, обязуюсь вернуть вашу дочь, Фомичеву Светлану Андреевну, в целости и сохранности после окончания съемок». И поставил подпись. Папа документ аккуратненько сложил и убрал во внутренний кармашек пиджака. Через семь дней я была уже на съемочной площадке в Карпатах, где начались съемки моего первого художественного фильма «Красные поляны», а роль моего отца сыграл тот самый Михаил Бадикяну. За роль Иоанны — так звали мою героиню — через год на Всесоюзном кинофестивале я получила свой первый кинематографический приз «За лучший дебют», который мне торжественно вручил легендарный кинорежиссер Марлен Хуциев. Для меня это стало своеобразной путевкой в прекрасный мир кино, а сам фильм получил приз зрительских симпатий на МКФ в городе Пезаро (Италия).

Светлана Тома с Иннокентием Смоктуновским
«Все дети были со Смоктуновским на «ты». А ему это страшно нравилось, потому что он сам в душе оставался ребенком» С Иннокентием Смоктуновским на фестивале «Созвездие». 1991 г.
Фото: из личного архива Светланы Тома

— Откуда же появилась фамилия Тома?

— У меня в Кишиневе жили три тетушки, мамины сестры, и я с детских лет подолгу гостила у них. Жили они в одноэтажном доме с внутренним двором и устраивали по выходным общие обеды. К нам приходили родственники, знакомые, подруги тетушек… Было уютно и весело. Когда закончились съемки «Красных полян», Эмиль Владимирович в свободные дни любил бывать у нас. А его, в свою очередь, полюбили мои тетушки. Они ценили его заботу и бережное отношение ко мне. За обедом тетушки много чего рассказывали, и однажды Лотяну от них услышал фамилию моей прабабушки — Тома. Эмиль Владимирович воскликнул: «Прекрасно! Это будет твой творческий псевдоним». И в титрах моего дебютного фильма я была уже под фамилией Тома. Мой папа страшно обиделся. Он никак не мог понять, чем плоха фамилия Фомичева? Я, честно говоря, тоже… Но надо знать Лотяну: если он что-то решил, обратного пути не было. Кстати, в паспорте я фамилию никогда не меняла и, несмотря на мои замужества, осталась Фомичевой.

— К идее поступать на юрфак вы больше не возвращались?

— Когда закончились съемки, Лотяну стал настаивать на том, что мне необходимо актерское образование. В Кишиневском институте искусств как раз впервые набрали театральный русскоязычный курс. Была зима, ребята уже отучились полгода. Но благодаря хлопотам Лотяну из Министерства культуры пришло распоряжение о моем зачислении. Съемки в кино и награды мне зачли в качестве творческого вступительного экзамена, а общеобразовательные предметы я сдала экстерном. Наш курс был экспериментальным, и большую часть времени мы учились в Ленинграде в ЛГИТМиКе. Нас курировал выдающийся артист и педагог Василий Меркурьев. Все четыре года мы туда ездили. А когда возвращались в институт в Кишинев, к нам приезжали педагоги из Ленинграда. Параллельно с нами в ЛГИТМиКе выпускался курс Игоря Владимирова — главного режиссера Театра Ленсовета. После показа одного из дипломных спектаклей нашего курса он подошел ко мне: «Светлана, мне нужно с вами поговорить». У меня сердце в пятки ушло, подумала: «Ну все… Что-то не то с ролью». А он продолжил: «У меня в театре есть спектакль «Ромео и Джульетта», который я поставил, хочу вам предложить ввестись на главную роль. Подумайте, я вас не тороплю, вот мой телефон». Но этому не суждено было осуществиться. У меня в это время, помимо учебы, уже шли съемки сразу в двух картинах: у Венгерова в «Живом трупе» по пьесе Л. Н. Толстого и у Лотяну в «Этом мгновении».

Светлана Тома с Алексеем Баталовым
«Надо было сыграть любовную сцену с Баталовым, а в голове от волнения был полный сумбур. И чтобы меня подбодрить, он шепнул на ухо: «Чего ты боишься? Все при тебе!» С Алексеем Баталовым в фильме «Живой труп». 1968 г.
Фото: архив «7Дней»

— В «Живом трупе» вашим партнером был Алексей Баталов

— У Алексея Владимировича была космическая популярность, а для меня «Живой труп» был лишь вторым опытом в кино. Я должна была сыграть роль цыганки Маши, которую уже играли известные русские и западные актрисы, а я была всего лишь студенткой третьего курса актерского факультета. Какой же она будет, МОЯ Маша? На пробах я волновалась, была ужасно зажатой. Надо было сыграть любовную сцену с Баталовым, в которой были объятия. На кинопробах во время первой репетиции у меня мало что получалось, в голове от волнения был полный сумбур. И чтобы меня подбодрить, Алексей Владимирович шепнул на ухо: «Чего ты боишься? Все при тебе! Не волнуйся… У тебя все получится!» И очень по-доброму улыбнулся. Стараясь что-то подсказать, никоим образом не обозначал между нами дистанцию в мастерстве и статусе. Он не уставал повторять: «Запомни, твоя Маша чистая, такая же, как ты, поэтому тебе ничего не надо придумывать». Баталов многое для меня открыл. Как пример — его рассказы об Анне Ахматовой, с которой была дружна его мама Нина Ольшевская, а впоследствии и он сам; истории из жизни артистов старого МХАТа, многие из которых были его родственниками по отцу. Алексей Владимирович познакомил меня и с поэзией Мандельштама, когда его сборники стихов невозможно было купить.

— А каким вам запомнился другой партнер по этой картине, Иннокентий Смоктуновский?

— У меня со всеми сложились прекрасные отношения, все ко мне очень нежно относились, так как я была самой младшей в группе. Но Иннокентий Михайлович был всегда сам по себе. С одной стороны, ему очень хотелось в компанию, а с другой — он был на своей волне. Выглядел он в образе Ивана Петровича в «Живом трупе» специфично и даже комично: во-первых, у него был длинный и темный игровой плащ, который смотрелся как балахон, а во-вторых, Смоктуновский был бритым наголо — в это время он проходил пробы на роль Петра Чайковского, и чтобы на нем органично сидел парик, его побрили. Для съемок в «Живом трупе» Иннокентий Михайлович отказался от парика и оказался прав — образ получился запоминающимся. В перерывах все собирались на лавочке у входа в павильон: Олег Басилашвили, Алексей Баталов, цыганки театра «Ромэн», участвовавшие в съемках, ну и я. Делились актерскими байками, хохотали, пели под гитару. А Иннокентий Михайлович, в своем балахоне, заложив руки за спину, в одиночестве прохаживался вдоль павильона. Он приближался к нам, пристально смотрел, разворачивался и уходил, потом возвращался, и все повторялось снова. На приглашения присоединиться он не реагировал.

Светлана Тома с Эмилем Лотяну
С Эмилем Лотяну. 1966 г.
Фото: из личного архива Светланы Тома

Потом я со Смоктуновским два или три раза пересекалась в Доме творчества в Пицунде. Каждый год я вывозила туда свою дочь Ирину, а Иннокентий Михайлович — дочь Машу и сына Филиппа. Представьте себе картину: столовая, заканчивается завтрак. Смоктуновский берет большую тарелку и собирает в нее по всем столам недоеденные остатки каши. Эту тарелку он выносил на свой балкон, чтобы покормить птичек. Когда Иннокентий Михайлович направлялся на пляж, чтобы искупаться, со всех сторон, изо всех окон раздавались детские голоса: «Кеша, Кеша, я с тобой! Подожди меня!» Все дети, и моя Ирина в том числе, были с ним на «ты». А ему это страшно нравилось, потому что он сам в душе оставался ребенком. Он единственный из взрослых, которому на отдыхе было в радость возиться с детьми: он с ними плавал, играл, водил подкармливать местных собак. А со взрослыми ему было не так комфортно, в компании он закрывался. Но самое поразительное — как Смоктуновский работал. На репетиции перед съемкой он показывал режиссеру фильма Владимиру Венгерову несколько вариантов того, как можно сыграть ту или иную сцену, виртуозно проигрывая каждый.

— Фильм до сих пор пользуется большой зрительской любовью...

— Вообще, у меня бы остались лишь самые счастливые воспоминания о съемках «Живого трупа», если бы не удар «под дых», который я получила на премьере. Меня почему-то не вызвали на озвучание (как бесправную студентку), а на просмотре фильма я услышала, что моя героиня говорит голосом Людмилы Гурченко. Венгеров дружил с Людмилой Марковной — она раньше у него снималась. В тот период она, очевидно, страдала от недостатка работы, и, видимо, Владимир Яковлевич решил ее поддержать, предложив озвучание цыганки Маши. У меня был шок. Меня просто убили… Я восхищаюсь актрисой Людмилой Марковной Гурченко, восхищаюсь ее ролями, но ее голос никак не гармонирует с образом МОЕЙ Маши. У Толстого в пьесе Маша чистый человек, а значит, она не могла смеяться дьявольским смехом, каким наделила ее Людмила Гурченко. МОЯ Маша не могла говорить с придыханиями, модуляциями и интонациями, свойственными опытной женщине. Я очень люблю этот фильм, но, когда мне хочется его посмотреть, на своих сценах просто выключаю звук.

Светлана Тома с Маргаритой Тереховой
«С самого начала съемок с Маргаритой Борисовной мы поладили и даже стали приятельницами. Хотя она была расположена далеко не ко всем» С Маргаритой Тереховой в фильме «Благочестивая Марта». 1980 г.
Фото: архив «7Дней»

— После «Красных полян» вы снимались во всех фильмах Эмиля Лотяну. Спустя десять лет после своего дебюта сыграли главную роль в фильме, который стал культовым, легендарным, — «Табор уходит в небо». В картине много сложных сцен. У вас были дублеры?

— В «Таборе…» у меня не было дублеров. Повозкой я умела управлять с детства, да и верховую езду давно освоила, так как в деревнях, где я жила, всегда были лошади. Одну из сцен снимали в старых кварталах города Вильнюса. Вначале сняли ставший потом знаменитым мой крупный план, в котором Рада останавливает лошадей. А дальше нужно было провести повозку, полную цыганок, по узким улочкам. Съемка эпизода чуть не закончилась несчастным случаем. Почему-то третий дубль у кинематографистов считается роковым! Два дубля прошли успешно, а на третьем, когда кони уже разогнались, у брички на полном ходу отвалилось колесо, и она стала заваливаться. Я сидела как раз рядом со злосчастным колесом и в секунду почувствовала, что мне надо спрыгнуть, чтобы бричка, полная актеров, не перевернулась. На полном ходу я выпрыгнула, а вожжи у меня перехватил актер, который играл барина, — он тоже вырос в деревне и знал, как приструнить лошадей. Все это случилось на глазах у оператора и режиссера, они страшно испугались — были уверены, что я разбилась. Но, как ни странно, я не получила даже царапины, и это притом что я на скорости упала на железный люк. Когда я поднялась и посмотрела себе под ноги, увидела гравировку на люке: «На этом месте погиб оператор Вильнюсской киностудии…» Что это, если не мистика? Бог миловал…

— Роль цыганки Рады, без сомнения, можно назвать мистической!

— Возможно. Когда мы снимали сцену на берегу реки, были заряжены три камеры. Поскольку партнер рвал на мне блузку, требовалось все снять с первого дубля — запасных костюмов для этой сцены не было. Мы снимали в Карпатах, на реке Тиса. Это горная и поэтому холодная река, особенно осенью. Члены съемочной группы были одеты в ватники и теплые куртки, а мне предстояло обнажиться. Чтобы мы с партнером Григоре Григориу не заболели, режиссер распорядился из соседней деревни привезти гусиный жир и растереть нас. Эмиль Владимирович наметил сцену: как мы покатимся, как упадем в воду, как выйдем из нее — а все остальное импровизации. Ассистенты подбодрили нас: «Ребята, не волнуйтесь, мы все проверили — здесь неглубоко». Не знаю, как мы не свернули себе шеи, потому что мы с Гришей кубарем катились по каменистому берегу. А оказавшись в воде, дна под ногами не обнаружили. Течение у Тисы быстрое — нас сразу стало уносить. С берега нам кричат, а мы ничего не слышим, так как вода бурлит. Нас уносит все дальше, намокшие юбки не дают плыть, и у меня начинается нервный смех. А когда человек смеется, он тяжелый, обмякший. Гриша пытался меня удержать, но, хоть он и крепкий парень, одновременно справиться и со мной смеющейся, и с течением ему не удавалось.

Эмиль Лотяну
Эмиль Лотяну. 1985 г.
Фото: Николай Малышев, Александр Сенцов/ТАСС

За нами с криком вдоль берега бежали ребята из группы, потом они стали прыгать в воду и наконец вытащили нас. А мистика в том, что во время съемки отказали две камеры из трех. После всего того, что с нами произошло, режиссер не остановил съемку — требовалось снять еще крупный план. Мы с Гришей немного отдышались и продолжили работу. Следующая сцена: я стою с обнаженной грудью (вся в синих пупырышках от холода), отжимаю волосы и говорю свой текст: «Не смотри на меня так, Зобар, не смотри, голова закружится», а у меня изо рта идет пар! Наш оператор Сергей Вронский говорит: «Снимать нельзя, виден пар». Лотяну в ярости: «Думайте, что делать! Думайте!» И придумали: из тонвагена принесли лед — там был холодильник для хранения пленки. Со льдом во рту я едва могла говорить — у меня от холода свело челюсти. Продолжили снимать. «У нее кожа высохла!» — кричит оператор. Сразу облили меня с головой ведром холодной воды… Когда отсняли крупный план, я тут же стала снимать с себя мокрые, облепившие меня цыганские юбки. Лотяну кричит: «Сто-о-оп! Оставь!» Так в фильме появилась сцена, где я поочередно снимаю восемь разноцветных юбок и раскладываю веером вокруг себя — словно бутон раскрывает свои лепестки навстречу солнцу. Все сняли на одну камеру — две другие так и «не захотели» работать. Что удивительно, ни я, ни Гриша после этих испытаний не заболели, видимо, спас гусиный жир и сильный энергетический выплеск, случившийся на площадке.

— Как вы, советская актриса, отличница, решились предстать на экране с обнаженной грудью?

— Работая с Лотяну, я никогда не возражала ему, поскольку безгранично доверяла. Когда пришло время съемок этой сцены, у меня никаких сомнений не возникло. Конечно, для советского кино это было смело. Именно из-за этой сцены была отменена объявленная премьера «Табора…» в кинотеатре «Россия» на «Пушкинской». Эмиль Владимирович был вне себя от негодования, поскольку фильм, прошедший всевозможные комиссии и худсоветы, получил прокатный документ. И Лотяну добился, чтобы картину посмотрел Первый секретарь Московского горкома партии Гришин (его должность соответствовала посту сегодняшнего мэра). Гришину фильм очень понравился, и проблема была решена.

— Фильм имел огромный успех, и за границей его закупили 112 стран — абсолютный рекорд для советского и российского кино! Вы ведь с ним поез­дили по миру?

— Да, для меня это было сказочной возможностью увидеть мир. Я побывала в пятидесяти странах: это были либо премьеры фильма «Табор…», либо международные кинофестивали, либо Недели советского кино. Первой страной, куда я прилетела с фильмом «Табор…», была Испания.

Светлана Тома с Григоре Григориу
«Не знаю, как мы не свернули себе шеи, потому что мы с Гришей кубарем катились по каменистому берегу. А когда оказались в воде, течение быстрой реки сразу стало нас уносить...» С Григоре Григориу в фильме «Табор уходит в небо». 1976 г.
Фото: из личного архива Светланы Тома

В московском аэропорту Шере­метьево жду Эмиля Влади­мировича, чтобы вместе лететь на кинофестиваль в Сан-Себастьян — фильм «Табор…» был в конкурсной программе. Скоро посадка, а режиссера все нет. Неужели он так опаздывает? И тут мне руководитель делегации из Госкино говорит: «Не ждите, Лотяну не будет — он невыездной». Я тогда впервые узнала, что есть такое понятие. Фильм мне пришлось представлять одной. И вот фестиваль уже заканчивается, идет церемония награждения, я сижу в зале, а по бокам члены нашей делегации из Госкино. На сцену за наградами выходят представители разных картин из разных стран, но все в напряжении: какому же фильму достанется главный приз? Победителя ­объявляют на незнакомых мне испанском и английском языках. И вдруг сопровождающие из Госкино шепчут мне: «Иди на сцену». Я говорю: «Зачем?» И вижу, как на огромном экране появляются кадры из «Табора…». Выбегаю, и мне вручают «Золотую раковину» — главный приз фестиваля! Слышу стрекот фотоаппаратов, вижу нацеленные на меня десятки камер. В поднятых руках держу Гран-при фестиваля, и меня пронзает мысль: «Как несправедливо, что Эмиля Лотяну, создателя этого фильма, лишили права пережить радость победы. Если бы он был сейчас рядом, был бы горд за наш успех и за меня, что не ошибся в выборе актрисы!» Это была победа всех, кто трудился на этой картине. Правда, «Золотую раковину» я больше никогда не видела: как только спустилась со сцены в зал, у меня ее забрали наши сопровождающие из Госкино. Какое-то время награда хранилась в кабинете директора «Мосфильма» тех лет Сизова, а в перестройку бесследно исчезла… В моей жизни было много международных и отечественных кинематографических наград за разные картины, в которых я снималась. Но ту победу в Сан-Себастьяне вспоминаю с особой теплотой.

— В заграничных поездках, наверное, случалось много неожиданного?

— В том же Сан-Себастьяне, буквально в первый же день моего пребывания на фестивале, у меня появился поклонник. В момент знакомства он сделал мне «оригинальный» комплимент: «Боже мой, вы такая красивая, но почему у всех советских актрис такие плохие волосы?» А у меня после «Табора…» волосы изрядно потускнели. Чтобы добиться эффекта жгучей брюнетки, меня каждую неделю красили советской краской «Гамма» — это была жуткая химия, — а потом сажали под колпак-сушилку, пока не «высушили» окончательно… В общем, человек, который подошел ко мне, оказался местным богачом, владельцем сети парикмахерских. Каждый день он присылал за мной машину. В салоне мне делали всевозможные массажи головы, втирали какие-то немыслимые витамины. Когда пришла пора возвращаться домой, мои волосы сияли.

Нонна Гришаев
«Нонна Гришаева дала мне пьесу, я прочитала и просто влюбилась в предложенную героиню. Так в моей жизни появился спектакль «Карусель» В спектакле «Карусель»
Фото: из личного архива Светланы Тома

Потом похожая история произошла в Западном Берлине. Нас принимал крупный европейский кинопрокатчик, купивший «Табор…», Сержио Гамбаров, а на самом деле Гамбарян — армянин из Тифлиса, родители которого эмигрировали еще в революцию. Он сотрудничал с «Совэкспортфильмом». Первое, что он сказал, увидев меня: «Светлана, как с таким лицом можно носить такие очки?» И сразу же повез меня в оптику. Гамбаров с большой симпатией относился к СССР и к нашему кинематографу, полагаю, что это тоже сыграло определенную роль в том, что он сделал подарок советской актрисе. Заказал мне очень модную оправу в виде капель, она до сих пор у меня хранится и, кстати, сегодня опять «в тренде».

Сержио Гамбаров сопровождал советскую делегацию и во Франции, когда мы приехали на Каннский фестиваль с картиной «Мой ласковый и нежный зверь», которая была в конкурсной программе. В делегации были я, Гриша Григориу, любимый актер Лотяну, сам Эмиль Владимирович (он уже был «выездным») и Николай Трофимович Сизов — директор «Мосфильма» и вообще легендарная личность. И вот Сержио Гамбаров решил сделать нашей делегации сюрприз — повез на своей машине в Монте-Карло, в знаменитое казино поиграть в рулетку. Помню, я сидела на заднем сиденье машины и никак не могла понять, как же Сержио ею управляет, потому что не было привычного рычага смены скоростей. В конце концов я спросила об этом. Оказалось, что коробка — автомат. Вот такие мы были «темные»...

В Монте-Карло Гамбаров подарил всем по 200 франков на первую ставку, в том числе и Сизову. Николай Трофимович, несколько смутившись, что было нехарактерно, предложил мне свои 200 франков: «Возьми, тебе нужнее». Я поставила на свое любимое число и выиграла. Пыталась отдать выигрыш Сизову, но он отмахнулся, пробурчав тоном, не терпящим возражений: «Купишь себе духи». Я на выигранные деньги не только сама оделась, но еще и подарки родным привезла.

— А расскажите про съемки «Бла­гочестивой Марты». Как вам работалось с Маргаритой Тереховой?

— С самого начала съемок с Мар­гаритой Борисовной мы поладили и даже стали приятельницами. Хотя она была расположена далеко не ко всем. Может быть, у нас сложились такие теплые отношения потому, что я ее искренне любила и восхищалась ею. Видимо, она это чувствовала. На съемки в Ленинград и обратно мы все время ездили вместе на «Красной стреле» в одном купе.

Однажды вышло забавно… У Риты была особенность — она крепко засыпала под утро. В поезде часов до двух-трех ночи мы с ней вели разные разговоры, потом ложились спать. Вставая первой, будила Риту, она вскакивала, собиралась за пять минут, и мы выбегали на перрон. Но в один из наших приездов мы не услышали проводницу и обе проспали. Бужу Терехову: «Рита, вставай!» — «Еще немножко», — отвечает она. «Мы уже на перроне!» Тут поезд опять тронулся, и мы оказались в депо. Что делать? Рита наконец проснулась, мы бежим к проводнице — ее нет. Бегаем по вагонам — везде пусто. И выйти из поезда мы не можем. Увидели какого-то дядьку в рабочем комбинезоне, который шел вдоль состава: «Спасите нас, мы артистки!» Он обалдел: «Ага, я вижу, что вы «артистки». Это ж надо — в депо уехать!» — «Да мы действительно артистки. Это Маргарита Терехова, фильмы «Зеркало», «Собака на сене»!» А Рита мне подпевает: «А это Светлана Тома! Вы же смотрели «Табор уходит в небо»?» — «Да ладно вам», — отмахнулся дядька, но, когда он подошел поближе, его лицо изменилось... В тот день мы опоздали на смену. В съемочной группе все переполошились. Поезд пришел, а артисток нет. Стали звонить в Москву, там говорят: «Они выехали». Поволновались из-за нас изрядно.

Светлана Тома
«Однажды Лотяну услышал фамилию моей прабабушки — Тома. Воскликнул: «Прекрасно! Это будет твой творческий псевдоним». И в титрах своего дебютного фильма я уже была под фамилией Тома»
Фото: Юрий Феклистов

В выходные с Ритой гуляли вместе. Помню, искали свердловскую косметику. Тогда считалось, что она высокого качества, но ее было сложно достать, а в Ленинграде встречалась. В итоге нашли подвальчик прямо на Невском и там скупили все, что можно. Кстати, мы с Ритой обе тогда ходили по Питеру ненакрашенные. Нам нравилось заходить в разные магазины и музеи, оставаясь неузнанными.

— А случались ли разногласия у Маргариты Борисовны, учитывая ее категоричный характер, с режиссером этой картины?

— Нашему режиссеру, Яну Борисовичу Фриду, с Маргаритой было непросто. В ней же самой жил режиссер, не случайно она позднее сняла потрясающий фильм «Чайка» по Чехову. Терехова с Фридом часто спорили. Когда атмосфера накалялась, она говорила: «Ян Борисович, дайте попробовать сыграть так, как я это чувствую и понимаю». И вместе с оператором начинала выстраивать сцену. А Ян Борисович смирялся и терпел. Он работал с Ритой уже на второй картине (первой была «Собака на сене») и, безусловно, ценил ее артистический дар и личностную уникальность.

— Чем еще вам дорог это фильм?

— Благодаря композитору картины «Благочестивая Марта» Геннадию Игоревичу Гладкову я поверила в свои вокальные возможности. В фильме моя героиня донья Лусия должна была исполнять песенку «Как тяжело любить двоих», и Ян Борисович собирался пригласить профессиональную певицу. Гладков же сказал: «Я сначала послушаю, как Светлана поет». И оценил: «Молодец, очень хорошо! Сама будешь петь на записи. У тебя хорошие вокальные данные». Меня эти слова так вдохновили, что впоследствии я даже сделала концертную программу и всегда пою на своих творческих вечерах.

— Светлана Андреевна, совсем недавно видел замечательный спектакль «Карусель» с вами в главной роли в Московском областном театре юного зрителя. Как вы попали в этот театр?

— Вообще, театр в моей жизни давно: еще в 70-х я несколько лет отслужила в Русском драматическом театре имени А. П. Чехова в городе Кишиневе. Но учитывая мой независимый нрав и запрет со стороны руководства театра на съемки в кино, с конца 70-х я на вольных хлебах. У меня была возможность работать и в репертуарном театре Москвы, но моя независимость всякий раз отторгала предложения «прослушаться» — у меня возникал протест. В конце 90-х частные компании стали предлагать роли в антрепризных спектаклях. Но, как говорил мой дед Василий, «чему быть, того еще наждешься». И репертуарный театр сам пришел ко мне в лице прекрасной актрисы и художественного руководителя МОГТЮЗ в Царицыно, всеобщей любимицы Нонны Гришаевой. Я знаю Нонну еще по ее студенчеству, она была сокурсницей моей дочери Ирины Лачиной в Щукинском училище. Однажды Миша Богдасаров пригласил меня на премьеру с участием своего сына в этот театр. В антракте ко мне подошла Нонна Валентиновна и дала пьесу современного драматурга Юрия Суходольского: «Почитайте, может быть, вам будет интересно, там есть для вас роль». В тот же вечер я прочитала и просто влюбилась и в пьесу, и в предложенную героиню. Так в моей жизни появился спектакль «Карусель». Его поставил замечательный режиссер Александр Нестеров. Это история трех одноклассниц, которые встречаются через много лет. Пользуясь случаем, приглашаю всех читателей журнала на этот спектакль. И всем нам в это тревожное нелегкое время желаю здоровья, силы духа, терпения, внимания и любви друг к другу.

События на видео
Подпишись на наш канал в Telegram
PREMIER эксклюзивно выпустил документальный фильм о Раисе Горбачевой
18 марта эксклюзивно в онлайн-кинотеатре PREMIER вышел документальный фильм «Горбачева» о первой леди СССР Раисе Горбачевой. Фильм снят Продюсерским центром Киностудии им. М. Горького при поддержке Министерства культуры РФ.




Новости партнеров




Звезды в тренде

Анна Заворотнюк (Стрюкова)
телеведущая, актриса, дочь Анастасии Заворотнюк
Елизавета Арзамасова
актриса театра и кино, телеведущая
Гела Месхи
актер театра и кино
Принц Гарри (Prince Harry)
член королевской семьи Великобритании
Меган Маркл (Meghan Markle)
актриса, фотомодель
Ирина Орлова
астролог