Ольга Аросева: «Я попала в настоящий детектив»

«В конце концов, я не принцесса Диана, чтобы меня ловили в постели. Кому это интересно? Что за низость?»
Татьяна Зайцева
|
22 Ноября 2010
Фото: Марк Штейнбок

Несколько лет назад Ольге Аросевой позвонили из Германии, с немецкого телевидения, и сказали: «Мы делаем фильм о Сталине, не могли бы вы что-нибудь о нем рассказать? У вас в России в живых остались только два человека, которые с ним разговаривали: Борис Ефимов и вы». Теперь Ольга Александровна осталась одна… Актриса, в чьей жизни словно сфокусировалась противоречивая история нашей страны, скоро отметит свое 85-летие…

«Мама моя — из дворянского рода, — рассказывала Аросева в прошлом интервью «7Д». — Заядлая театралка, окончила с золотой медалью Институт благородных девиц, читала в подлиннике французские романы.

Папа — революционер, большевик, один из руководителей Московского восстания в 1917 году, впоследствии — известный дипломат, работал в посольстве СССР в Париже, затем был послом в Литве и Латвии, в Швеции, в Чехословакии…» Счастливое детство будущей актрисы прошло в Праге. Московская жизнь после возвращения семьи Аросевых на родину также была наполнена радостью — посещения с родителями самых громких театральных премьер, встречи с выдающимися людьми современности. «Дома у нас бывали артисты МХАТа, я помню Владимира Ивановича Немировича-Данченко, красавца Бориса Ливанова, Александра Яковлевича Таирова и Алису Коонен.

«Старшую сестру Наташу заставили публично отречься от отца. Горько плача, она все-таки пошла на это. Я отказалась».
«Старшую сестру Наташу заставили публично отречься от отца. Горько плача, она все-таки пошла на это. Я отказалась».
Фото: Фото из семейного альбома

У нас жил Ромен Роллан, с которым папа дружил…» Обрывается счастье в 1937 году. Отец Ольги арестован, мать — легкая, жизнерадостная, кокетливая, взбалмошная — остается одна с тремя дочерьми. Свято верящая в торжество справедливости пионерка Оля Аросева пишет письмо Сталину — они же знакомы, два года назад лично общались на параде в Тушино. И — о чудо! — из канцелярии приходит ответ: «Дорогая Олечка! Дело вашего отца будет пересмотрено, о результате вам сообщат». А позже — официальная бумага из прокуратуры с приговором: 10 лет без права переписки. «Только получив доступ к архивам, я узнала, что папы к тому времени уже не было в живых. Его расстреляли в подвале здания на Никольской улице 8 февраля 1938 года. На допросах он не подписал ничего.

«Фаина Георгиевна заботилась обо мне, подкармливала».
«Фаина Георгиевна заботилась обо мне, подкармливала».
Фото: Фото из семейного альбома

Реабилитирован был в 1955 году — «за отсутствием состава преступления»…» Старшую сестру Наташу в лихие 30-е годы заставили публично отречься от отца под угрозой исключения из комсомола. Горько плача, она все-таки пошла на это. Через пару лет такое же условие поставили и Ольге, иначе — если не отречется — в комсомол не примут. Но та сказала: «И не надо, отрекаться все равно не буду!» Так и не состояла в комсомоле. Как ни странно, карательных мер не последовало… А дальше была война — с бомбежками, трудфронтом, рытьем противотанковых рвов, сбрасыванием бомб с крыш. После разгрома немцев под Москвой — учеба сначала в цирковом училище, потом в театральном. И вот — наконец-то! — исполнение заветной мечты детства: работа в театре. Да в каком! В Ленинградском театре комедии, у самого Акимова! Все прекрасно, но… Одна, в отрыве от дома, в голоде, холоде, с нищенской зарплатой…

«Как же меня в те годы поддерживала Фаина Георгиевна Раневская!

Она хорошо меня знала. Моя мама была помощницей Полины Семеновны Жемчужиной, жены Молотова, к которой Раневская иногда приходила… И всякий раз, приезжая в Питер на съемки «Золушки», эта удивительная женщина заботилась обо мне, подкармливала. Покупала в только что открывшихся коммерческих магазинах дорогущие слоеные пирожки с мясом и передавала огромные пакеты с ними на проходную в театре. Жила Раневская всегда в «Астории», мы с ней периодически созванивались, и иногда я к ней приходила. Помню, увидев, что я пришла в жутко рваных ботинках, к тому же еще и промокших под дождем, ужаснулась и тут же стала звонить художественному руководителю театра Акимову: «Николай Павлович, что творится, это же безобразие!

«Толя говорил о себе: «Леленька, ты не смотри,что я хам, у меня же в душе незабудки цветут!»
«Толя говорил о себе: «Леленька, ты не смотри,что я хам, у меня же в душе незабудки цветут!»
Фото: Фото из семейного альбома

У Лелечки чудовищные рваные ботинки, и в них совершенно промокли ноги. Дайте же ей ордер на галоши!» А я — дурочка, девчонка — машу на нее кулаками и шепчу трагически: «Не надо мне никакого ордера! Пусть лучше роль даст — главную!» И Фаина Георгиевна тут же, без паузы, добавляет своим неповторимым контральто: «Подождите, Николай Павлович, чем-то Лелечка недовольна. А-а, оказывается, ей ордер на галоши не нужен, она главную роль хочет получить…» Когда я перебралась обратно в Москву, мы с Раневской виделись очень часто, поскольку Театр имени Моссовета, где она работала, находится рядом с Театром сатиры, куда поступила я. А сад «Аквариум» у двух театров общий. И однажды… По молодости лет я стеснялась курить в театре и выходила в сад. Так вот, сижу как-то после генеральной репетиции, курю.

Мимо проходит Фаина, спрашивает: «Все куришь?» Я говорю: «Ой, да, потому что занервничала. Очень расстроилась — на «генералке» играла так плохо…» Не останавливаясь, Раневская бросает: «Не хвастай, ты этого не умеешь». И уходит… Невозможно передать, какое счастье в тот момент я испытала! Ведь такая похвала моей актерской работе из уст этой гениальной актрисы — не просто комплимент. Это бесценный бриллиант…»

Профессия для Ольги Аросевой была и остается самой важной составляющей ее жизни. Нет, личная жизнь у актрисы конечно же тоже была, причем весьма насыщенная. В нее влюблялись, она влюблялась. За плечами несколько официальных браков, много романов. «Я человек увлекающийся. Больше предпочитала гражданские отношения с мужчинами, никого не отягощающие.

«В конце нашей с Андреем сцены я говорю ему: «Прощай, сынок!» — а он мне: «Прощайте, матушка!» В тот раз он настолько проникновенно произнес эти слова и посмотрел так странно, что у меня даже мурашки по коже пошли...»
«В конце нашей с Андреем сцены я говорю ему: «Прощай, сынок!» — а он мне: «Прощайте, матушка!» В тот раз он настолько проникновенно произнес эти слова и посмотрел так странно, что у меня даже мурашки по коже пошли...»
Фото: РИА НОВОСТИ

При том что за мной ухаживали самые разные, иногда очень важные, персоны, почему-то в основном я связывала свою жизнь с людьми из нашей, творческой, братии. Никогда у меня не случалось трагических романов, наоборот — все они были веселыми и необременительными. Никого из своих мужей и возлюбленных я не ревновала, не злилась на них, не обижалась. Расставались мы всегда легко и впоследствии сохраняли дружеские отношения...» Сейчас актриса живет одна. Не жалеет ли об этом? «Нет! — смеется Ольга Александровна. — Боже упаси! Не надо мне никакой совместной жизни. Почему? Не знаю, не анализировала. Знаю только, что жить мне всегда было комфортнее одной. Прежде всего, наверное, потому, что по сути своей я не хозяйка, не наседка домашняя, вот и не получалось у меня обеспечить дом женским уютом. При этом мужчины меня не бросали  — кого-то я сама оставляла, кто-то ушел из жизни…

(Задумчиво.) Все-таки вся моя жизнь посвящена профессии. Она — и собеседник мой лучший, и партнер, и радость, и огорчение, а в целом — моя непреходящая любовь. Так что тратить себя на кого-то еще я не хочу. А сейчас особенно надо экономить силы, расходовать их с умом, и лучшее им применение — работа в театре и в кино...» Аросева не осталась человеком минувшей эпохи. Накануне своего 85-летия актриса такая же, как и прежде: неунывающая, жизнелюбивая, веселая, энергичная. В отличие от большинства своих сверстников, из обоймы не выпала, ее творческая жизнь, как всегда, сверхнасыщенна — продолжая оставаться ведущей артисткой Театра сатиры, она еще играет в антрепризах, разъезжает по стране на встречи со зрителями, активно снимается в кино и на телевидении...

«Смерть Боречки стала для меня настолько мощным ударом, что я совсем потеряла способность говорить, а когда речь вернулась, стала сильно заикаться. Думала, что с профессией придется распрощаться навсегда»
«Смерть Боречки стала для меня настолько мощным ударом, что я совсем потеряла способность говорить, а когда речь вернулась, стала сильно заикаться. Думала, что с профессией придется распрощаться навсегда»
Фото: РИА НОВОСТИ

— Ольга Александровна, в преддверии вашего юбилея летом на Первом канале появилось утреннее шоу «Раньше всех», в котором к вам — главной героине — приходили подруги, чтобы за чашечкой чая обсудить светские новости, пошутить, посплетничать, поделиться советами и рецептами, в общем, поболтать по-женски — без политики и криминала. Фактически это был ваш бенефис. Однако, появившись на экране несколько раз, программа из эфира исчезла. Сообщали, что по причине вашей тяжелой болезни, в связи с которой вы уехали лечиться в Германию…

— Ну за это отдельное «спасибо» желтым писакам, пардон, журналистам… В Германии я действительно этим летом была. Отсняв блок этих передач, поехала отдохнуть в Баден-Баден — в полном здравии, заметьте, и в роскошной компании: с Валей Гафтом, с Игорем Квашой и с Галей Волчек, с которой мы давно дружим и на протяжении полувека почти каждый год отдыхаем вместе.

Мы жили в прекрасном отеле, замечательно проводили время, ходили еще в тамошний знаменитый термальный комплекс на лечебно-оздоровительные процедуры. Вернувшись домой, я имела несчастье немного простудиться — затемпературила, два—три дня провела в постели. И… попала в настоящую детективную историю.

Как-то мне звонят и говорят: «Вас беспокоят из цветочной фирмы. Для вас заказан букет цветов». Я благодарю, интересуюсь, от кого. «Мы не знаем, — отвечают, — но тут есть письмо, оно запечатано. А мы должны вам доставить заказ. Куда подвезти?» Я объясняю, что неважно себя чувствую, поэтому в Москву пока не выезжаю, живу за городом, на даче.

«Ничего страшного, мы организуем доставку». — «Буду вам очень признательна…» Приезжают, звонят в ворота. Галя, моя помощница по хозяйству, идет открывать. Хочет взять букет, но молодые люди просят: «Ой, разрешите, мы сами вручим. Хоть увидим актрису». Она их впустила. А я лежу непричесанная, в ночной рубашке. Влетает в спальню юноша — в руках какой-то хилый букет. Я еще подумала: «Неужели такой заказывают в фирме?» А он давай расспрашивать: «Как вы себя чувствуете? Говорили, настолько плохо, что даже отказались от врачей». «Да что вы?! — залопотала я из постели. — Я же второго играла спектакль. Просто немного простудилась». Вдруг вижу, другой парень из-за двери наставляет на меня какой-то объектив. Я возмутилась, закричала: «Сейчас же убирайтесь вон!» Они ушли, но скрытой камерой все-таки сняли.

Через несколько дней по одному из телеканалов показывают сюжет: я, вся всклокоченная, лежу в ночнушке в кровати и произношу только одну фразу: «Я второго играла», а затем идет авторский текст: «После этого актриса тяжело заболела. Лечиться не хочет, от врачей отказалась. Закрыла свою спальню шторами и никого к себе в дом не пускает. Согласилась принять только нас…» Гадко. Прийти обманным путем и устроить такую ерунду! А еще раньше аналогичная информация попадает в прессу. Ну скажите, зачем так поступать с немолодым человеком, за что? Это такое позорное бескультурье! В конце концов, я не принцесса Диана, чтобы меня ловили в постели. Кому это интересно? Что за низость? И между прочим, такие ситуации не только нервы отнимают. Благодаря этому ведь и заработка можно лишиться. Скажем, на ближайшее время у меня были намечены гастроли в Ростове и в Таганроге.

«У меня к тебе просьба, — сказал Володя, — отправь мое письмо в Париж. Я Марине Влади написал, у меня с ней роман». Я расхохоталась: «Вова, не фантазируй! Какой роман, она же кинозвезда мирового уровня!» Но он был очень серьезен»
«У меня к тебе просьба, — сказал Володя, — отправь мое письмо в Париж. Я Марине Влади написал, у меня с ней роман». Я расхохоталась: «Вова, не фантазируй! Какой роман, она же кинозвезда мирового уровня!» Но он был очень серьезен»
Фото: RUSSIAN LOOK

Вдруг руководству нашего театра стали звонить местные организаторы моих выступлений с вопросом: «Что с Ольгой Александровной? Сообщают, что она больна. Узнав об этом, зрители перестали покупать билеты». «Нет, все нормально, — отвечают им, — она, как обычно, играет спектакли». — «Ну тогда мы вам вышлем операторов, пусть она лично в камеру подтвердит, что здорова и к нам обязательно приедет». И мне пришлось записывать для местных телеканалов заверения в собственном здоровье… А если бы меня в кино хорошее хотели пригласить — (с улыбкой) в Голливуд, например, сняться в роли Мэрилин Монро? И из-за этих дураков я лишилась бы возможности сыграть, потому что больная актриса никому не нужна? В любой цивилизованной стране им пришлось бы выплачивать мне огромную неустойку.

«На съемках Эльдар Александрович — безусловный деспот. Хотя усиленно это скрывает. Хитро играет в демократизм, создавая атмосферу беспутства, вольности и легкого пребывания»
«На съемках Эльдар Александрович — безусловный деспот. Хотя усиленно это скрывает. Хитро играет в демократизм, создавая атмосферу беспутства, вольности и легкого пребывания»
Фото: Фото из семейного альбома

А у нас все сходит с рук. Что я, судиться с ними буду? Бессмысленно.

— Так почему же, если не по причине вашего нездоровья, программу все-таки закрыли?

— Телевидение — организация таинственная, пути его, так же как и пути Господни, неисповедимы, поэтому искать логику в том, по какой причине они что-то разрешают, а что-то запрещают, нет смысла. У передачи был очень хороший рейтинг, но когда началась засуха, пожары, смог, руководство почему-то решило, что во время таких катаклизмов следует говорить не о светских новостях, а о полыхающих лесах и торфяниках. И только. Что, по-моему, совершенно глупо. Следуя этому, во время снегопада надо говорить о снеге, во время дождя — о дожде... В общем, чем мы не угодили и как повлияли пожары на эту передачу, объяснить не смогу.

С Валентином Плучеком, Михаилом Державиным и Александром Ширвиндтом
С Валентином Плучеком, Михаилом Державиным и Александром Ширвиндтом
Фото: Фото из семейного архива

Но сейчас, кажется, на каком-то другом канале хотят сделать аналогичную программу под названием «Женская жизнь», и меня пригласили ее вести. Только она будет выходить не каждый день, а раз в неделю.

— Ольга Александровна, этот год у вас вдвойне знаменательный — помимо юбилея на него пришлась еще одна круглая дата: в 1950 году, то есть ровно 60 лет назад, вы впервые вышли на сцену Театра сатиры. Колоссальный стаж служения одному театру. Никогда не хотелось поменять место работы?

— А зачем что-то менять, когда все хорошо? Конечно, комедийный жанр, присущий нашему театру, несколько ограничивал актерские возможности, но все-таки именно в комедии я всегда имела успех. Нет, никогда я не мечтала о других театральных коллективах, и 60 лет на этой сцене для меня  по-настоящему счастливые годы.

Ведь, помимо всего прочего, мне всегда так везло с партнерами! И сейчас везет, хотя, конечно, нехватка актеров моего возраста все-таки сказывается. Но ничего, в последней нашей премьере — спектакле «Идеальное убийство» — Илюша Олейников прекрасно справляется с ролью моего партнера-одногодки. Несмотря на то, что по жизни он мой ученик — когда-то он и, кстати, Гена Хазанов были студентами моего курса актерского мастерства в цирковом училище. Также и с Федором Добронравовым мне необычайно комфортно играть — мы с ним вместе работаем в «Как пришить старушку» и в том же «Идеальном убийстве». Очень интересный актер — разноплановый, музыкальный, пластичный. И человек славный, полностью соответствует своей фамилии — у него на самом деле добрый нрав.

В общем, много сейчас в нашем театре хороших артистов. А какие были раньше! Менглет, Доронин, Ткачук, Рунге, Папанов, Миронов… Уникальные артисты, антикварные. Каждый — отдельный театр. К сожалению, все они ушли из жизни. А я вот осталась... Очень тяжело было смиряться с потерей таких талантливых и по-человечески близких людей. Смерть моего ближайшего друга Боречки Рунге (в «Кабачке «13 стульев» — пан Профессор, неизменный партнер пани Моники в исполнении Ольги Аросевой. — Прим. ред.) стала для меня настолько мощным ударом, что от дикого нервного перенапряжения я совсем потеряла способность говорить, а когда речь наконец вернулась, стала сильно заикаться. Думала, что с профессией придется распрощаться. Хорошо, что попался умный врач. Узнав о том, что из-за меня хотят отменить спектакль, позвонил в дирекцию и сказал: «Пусть выйдет на сцену.

Увидите — начнет играть, и у нее все восстановится». И оказался прав. Профессия взяла верх, вылечила меня. Правда, только физически, но не психологически. Потому что есть потери невосполнимые… Я не согласна с мнением, что незаменимых людей нет. Есть — те, которых нельзя заменить никем. Никогда.

— Ваши коллеги по театру Анатолий Папанов, Андрей Миронов из их числа…

— Безусловно. Толя был на три года старше меня, когда-то учился в одном классе с моим двоюродным братом Юрой Колобковым в школе на Усачевке. Они дружили, а я, когда приезжала к тете в гости, дружила с ними. И каждый раз тетка говорила мне: «Ты с ними не ходи, это же усачевская шпана». Но мне всегда нравилось общаться с мальчишками, поэтому дружбу нашу я не прерывала.

Когда началась война, Толя пошел на фронт, вернулся после ранения — полстопы у него оторвало. Потом восстанавливался — как Маресьев, тренировался, в клуб «Каучук» ходил на танцы, кстати, он замечательно танцевал… Толя был во всем настоящий — и друг, и актер, и мужчина, и муж. Очень достойный человек, благороднейший. Помнится, по молодости я очень обижалась на предвзятое мнение критиков. Так, каждый раз, когда меня обругивали в какой-то статье, Толя успокаивал: «Леленька, да не слушай ты их, не обращай внимания. Им же надо что-то писать, ну и пусть себе пишут. Пойми, у них ведь семьи, которые кормить надо, да и сами они кушать хотят». Вообще, Толя во всем меня поддерживал. Как никто умел утешить. Скажем, когда у меня был очень тяжелый период во взаимоотношениях с Плучеком, мог подойти, приобнять за плечи и сказать: «Лелька, плюнь ты на все.

Поверь, все перемелется». И так у него получалось сказать эти вроде бы простые и ничего не значащие слова, что на душе становилось спокойно... При этом Толя весь был соткан из крайностей и противоположностей. Сам про себя говорил: «Леленька, ты не смотри, что я хам, у меня же в душе незабудки цветут!» (Смеется.) И действительно, когда они у него цвели, он бывал очень нежным, тонким, внимательным, но в другие моменты, если уж рассердился, запросто мог обхамить. Часто это касалось работы на сцене: если свет не вовремя дали или кто-то за кулисами пошумел — так мог послать, что мало никому не казалось. А однажды, помнится, участникам войны давали какие-то пайки, продуктовые заказы — так они, кажется, назывались. Так Папанову достался пакет гречневой крупы.

Когда он это увидел, в сердцах с такой силой кинул его об пол, что вся гречка рассыпалась. А он в придачу еще и обматерил громогласно тех, кому не стыдно так унижать людей, прошедших войну... Толя свои эмоции выплескивал, не умел их сдерживать. Поэтому и был таким блистательным актером, которому подвластны все роли. Просто кусок таланта.

И Андрей Миронов такой же. К несчастью, трагедия, с ним случившаяся, произошла прямо у меня на глазах. Мы тогда были с гастролями в Риге. В Рижском оперном театре шел спектакль «Безумный день, или Женитьба Фигаро», где Андрюша играл роль главного героя, а я — Марселину, маму Фигаро. В конце нашей с ним сцены он говорит мне: «Прощайте, матушка!» — а я ему: «Прощай, сынок!» На этот раз он настолько проникновенно произнес эти слова и посмотрел на меня так странно — каким-то долгим, глубинным взглядом, что у меня даже мурашки по коже пошли.

Хотя, может, это мне потом так показалось?.. А дальше началась общая, массовая, сцена суда — пейзане, пейзанки, граф... И вдруг Андрей стал шататься, что-то невнятно бормотать со странной полуулыбкой, падать, цепляясь за кулисы. Шура Ширвиндт подхватил его под руки и потащил со сцены. За кулисами Андрюшу положили на стол, где лежали букеты искусственных цветов — для выхода пейзанок в финале. Мне показалось это очень страшным, помню, мелькнула мысль: «Он же как в гробу лежит — весь в цветах». А Миронов в это время что-то несвязно говорит, показывает рукой на голову, можно разобрать, что голова болит. Ширвиндт обращается ко мне: «Найди Канделя, он в Риге». Речь шла об известнейшем нейрохирурге Эдуарде Израилевиче Канделе, который, по удивительному стечению обстоятельств, в то же время приехал из Москвы на Рижское взморье.

Андрей, у которого была аневризма (расширение кровеносного сосуда. — Прим. ред.) сосуда головного мозга, раньше наблюдался у него. Уверенная в том, что Шура имел в виду гостиницу «Рига», которая находится напротив театра, я как была — в театральном костюме, в гриме — побежала туда. Задыхаясь от бешеного бега, спрашиваю у администратора: «В каком номере живет Кандель?» — а она отвечает: «Он здесь не проживает». Я прошу телефонный аппарат, городской справочник телефонов и начинаю звонить по всем лучшим гостиницам города. Наконец с помощью сотрудницы отеля нахожу академика в закрытой гостинице Совета министров Латвии. Забыв, как его толком зовут, говорю: «Эдик, извините, я забыла ваше отчество.

Андрею очень плохо. Его сейчас увезут в клинику нейрохирургии». Он отвечает: «Главврач этой клиники сейчас как раз сидит со мной — у меня день рождения. Мы выезжаем». Я понеслась обратно в театр и увидела, как Андрея на носилках заносят в машину «Скорой помощи». Запрыгиваю внутрь этого фургона и говорю: «Андрей, сейчас приедет Кандель! Ты слышишь меня, Андрей?!» Но он молчал, только ресницы чуть-чуть шевельнулись… Потом Кандель мне позвонил и сказал: «У Андрюши все безнадежно — разрыв аневризмы, очень большой, слишком много крови, все мозги плавали в крови». Рассказал, что череп вскрыли, кровь выпустили, но мозг уже не функционировал. А сердце еще долго работало… После смерти Миронова столько вдов появилось, что просто ужас! Но я точно знаю: у него — молодого, красивого, богатого, пользующегося успехом у женщин — была только одна настоящая любовь.

«Все мои романы были веселыми и необременительными. Со своими мужьями и возлюбленными я расставалась легко. Никого из них не ревновала, ни на кого не злилась, не обижалась...»
«Все мои романы были веселыми и необременительными. Со своими мужьями и возлюбленными я расставалась легко. Никого из них не ревновала, ни на кого не злилась, не обижалась...»
Фото: Марк Штейнбок

К профессии. Бесконечно любил свою работу, как в театре, так и в кино. Каждую роль делал филигранно. Работал на износ, трудолюбив был невероятно.

— Вам довелось вместе с Андреем Мироновым сняться в трех рязановских фильмах, так что опыт общения с режиссером у вас большой. Интересно, каков Эльдар Александрович на съемочной площадке?

— Безусловный деспот. Хотя усиленно это скрывает. Очень хитро играет в демократизм, в этакого хулиганистого разгильдяя, перед съемками все время сам хохочет, других смешит, анекдоты рассказывает, пообедать вместе зовет. То есть сознательно создает атмосферу беспутства, вольности, легкого пребывания, что на самом деле очень важно для комедии.

И незаметно у всех актеров складывается какое-то комедийное настроение. При этом режиссер всегда прекрасно знает, чего хочет, и именно этого добивается от актеров. Помню, пригласив меня после «Берегись автомобиля» в «Старики-разбойники», он больше всего боялся, что я останусь похожей на образ пани Моники, а «Кабачок «13 стульев» тогда гремел по всей стране. Так каждый раз, когда я перед съемками гримировалась, он не отходил от меня и грозно говорил: «Не вздумай красить ресницы! Вот только попробуй сделать в прическе хоть один завиток! С роли сниму! Твоя героиня — скромная инкассаторша в вязаной кофточке, а не финтифлюшка Моника…» Много было смешного на этих съемках. Проходили они на Западной Украине, во Львове. И вот как-то ночью снимаем эпизод имитации ограбления: я в роли инкассатора несусь за следователем (Юрием Никулиным), а за мной бежит Лева Дуров в образе шофера инкассаторской машины.

На бегу я стреляю из пистолета — меня специально обучали. В этот момент из ближайшего дома в открытое окно высовывается мужик в майке — ну типичный бандеровец — и с такой неподдельной надеждой в голосе восклицает: «Что, уже началось?» От смеха я споткнулась, согнулась пополам и, разумеется, играть дальше не могла. Дубль был сорван, пришлось переснимать. От Рязанова, конечно, влетело, но впечатление дорогого стоило.

Вообще съемки в этой картине подарили мне массу новых впечатлений. Я играла вместе с Никулиным, с Евстигнеевым. Юрий Владимирович — добрый, все понимающий, при всей своей кажущейся дурашливости человек умнейший, тонкий.

В «Стариках-разбойниках», где Юра играл жениха моей героини, я обратила внимание на то, что на свои темные волосы он надевал седую накладку. Через пару недель заметила, что у него отросли седые корни волос. Я спросила: «Юрочка, если вы в жизни совсем седой, зачем же вам красить волосы, с накладкой возиться?! Отпустили бы свои и не мучились». На что он ответил: «Милая моя, мне ведь помимо съемок еще в цирке нужно выступать — дурака валять, падать. Чтобы дети смеялись. Так когда они хохочут над неловкостью здоровенного балбеса — это хорошо. Но будет очень плохо, если у них станет вызывать смех падение седовласого дедушки…» Сам он никогда ни на кого не обижался, необычайно был терпим к людям. Однажды, на тех же львовских съемках, мы вчетвером: Эльдар Рязанов, Андрей Миронов, Юрий Никулин и я — решили поужинать в ресторане нашей гостиницы.

Но выяснилось, что зал занят — шел банкет в честь Дня милиции. Идти куда-то еще сил не было, и мы решили направить самого «козырного» — Юру — для уговоров местного начальства. Всенародный любимец подходит к милиционеру, стоявшему у входа, и, включив все свое безмерное обаяние, с той неподражаемой никулинской интонацией, подмигнув, говорит: «Мы пройдем с ребятами, ладно? Они — со мной!» И получает в ответ: «Ишь, повадились алкаши, отбоя нет от вас! Последний раз тебя, пьянь, предупреждаю: хватит сюда ходить, еще увижу здесь твою пропитую рожу — пеняй на себя!» Отсмеявшись, мы все вместе кое-как уладили ситуацию, и в ресторан нас все-таки пропустили. А там уже стражи порядка, узнав, кто к ним пожаловал, встретили с распростертыми объятиями — за стол усадили и давай угощать, наливать.

Со своим учеником Ильей Олейниковым в спектакле «Идеальное убийство». 2009 г.
Со своим учеником Ильей Олейниковым в спектакле «Идеальное убийство». 2009 г.
Фото: ИТАР-ТАСС

Никак уйти невозможно, а надо — с утра съемки. Наконец, уже среди ночи, когда мы окончательно засобирались к выходу, один милиционер вдруг говорит Юре: «Очень прошу, съездим ко мне домой на минутку, на машине — мигом. Я мальцу своему вас покажу, а то он ни за что не поверит, что я общался с самим Юрием Никулиным!» И представляете, Юра поехал — показался малышу, который спросонья, разумеется, ничего не понял. Так на следующий день, выступая по местному ТВ, Никулин, изловчившись, обратился к этому мальчугану по имени, напомнив, что навещал его минувшей ночью. Чтобы тот не подумал, будто такое чудо привиделось ему во сне. Удивительный человек…

Вообще, оглядываясь на свое прошлое, я часто думаю: «Как же все-таки мне повезло!» Ну на самом деле — ведь Господь не только дал мне возможность прожить такую большую жизнь, но и подарил встречи и дружбу с величайшими — сейчас это уже точно можно констатировать — актерами нашей эпохи, необыкновенными людьми…

Вот вспомнился Володя Высоцкий. Глубоко порядочным был человеком и очень хорошим другом. Немедленно приходил на выручку, без лишних слов. Когда Боре Рунге — моему постоянному партнеру по концертам, жившему с ним в одном доме, нужно было поставить телефон, я пошла на телефонную станцию и сказала: «Установите, пожалуйста, телефон в такую-то квартиру, а мы вам в благодарность дадим шефский концерт». Они говорят: «Спасибо вам, конечно, большое. Но вот если бы Высоцкий приехал. К другим-то он, говорят, ездит…» Я пришла к Володе, объяснила ситуацию. И он просто сказал: «Пожалуйста» — и в первый же свободный вечер пришел к ним выступать.

Два часа пел. (Со смехом.) Кажется, уже за это время Боре поставили телефон… С Высоцким мы познакомились в Одессе во время съемок фильма Геннадия Полоки «Интервенция», который потом почти 20 лет пролежал на полках. Весело снимались. Помню, я была на довольно высоких каблуках, и Володя оказывался меньше меня ростом. Говорил все время: «Да сними ты, наконец, эти каблучищи!» Постоянно ходил со скамеечкой и в наших общих сценах становился на нее. Я называла его «герой с надстройкой». Он смеялся. Жили мы в одной гостинице, сдружились. Вечерами ходили в какие-то избушки-мазанки к морякам, водил нас туда Жорка Юматов — сам в прошлом моряк, он тоже снимался на Одесской студии, но в другом фильме. Володя пел под гитару, моряки плакали, самогон лился рекой. Тогда еще Высоцкий не был широко известен, выступать ему запрещали, и он всюду искал возможность спеть…

А я одновременно снималась еще и в «Трембите», поэтому периодически летала из Одессы в Закарпатье, в областной центр Мукачево. Однажды Володя говорит: «У меня к тебе просьба — брось там письмо в Париж. Это я Марине Влади написал, у меня с ней роман». Я расхохоталась: «Ну пожалуйста, Володя, не фантазируй! Какой роман, она же кинозвезда мирового уровня!» Он говорит: «Я не выдумываю, это правда». Я продолжаю шутить: «Вова, меня посадят, если увидят, кому это письмо адресовано. Скажут: «Что вы пристаете к известной французской артистке?» Но он был очень серьезен: «Прошу тебя, отправь». Боялся, что за ним следят. И немудрено — в то специфическое время всего можно было ожидать. Конечно, я отправила… Потом они вместе с Мариной приезжали ко мне сюда, на дачу.

«После спектакля подошел ко мне мужчина, положил руку мне на плечо и сочувственно сказал: «Все работаешь?» И, помолчав, добавил с тяжким вздохом: «Вот сволочи!»
«После спектакля подошел ко мне мужчина, положил руку мне на плечо и сочувственно сказал: «Все работаешь?» И, помолчав, добавил с тяжким вздохом: «Вот сволочи!»
Фото: Марк Штейнбок

Помню, однажды она приехала в каком-то простеньком сарафане, в стоптанных босоножках, ненакрашенная, без укладки — с прямыми, довольно растрепанными волосами. А у меня в это время были в гостях Вова Долинский и Миша Державин. Увидев спутницу Высоцкого, Долинский сказал мне: «Ну надо же, какой у Вовки постоянный вкус! Ведь если эту бабу причесать да одеть как следует — точь-в-точь Марина Влади была бы. Очень похожа». Я говорю со смехом: «Так это она и есть». Он прямо дар речи потерял — что для него нехарактерно…

— Ольга Александровна, хорошо все-таки, что вы не исчезаете с экранов — в последние годы снялись в нескольких телесериалах, среди которых «Путейцы», «Самая красивая», «Даша Васильева», «Сваты». А есть ли фильм этого периода, в котором вам особенно понравилось работать?

— Есть.

Предварительно картина называется «Союз нерушимый», а как уж его назовут на телевидении — не знаю. Мне известно только, что сценарий написали специально для меня, и роль мне очень понравилась — трогательная, необычная. Я играю старую пенсионерку. Ее выселяют из домика, но на защиту приходят старые друзья-детдомовцы, из которых один уголовник, другой подполковник, а третий миллионер… Вроде к моему юбилею фильм должен выйти на экран. Вот и в театре Шура Ширвиндт беспокоится по поводу юбилейных торжеств. Я ему говорю: «Шура, может, не стоит праздновать?» — а он отвечает: «Ты с этим делом не тяни». Так что будем готовиться к 21 декабря, может, что-то и получится. Шура прекрасный человек — добрый, остроумный, с отменным вкусом. И особенно приятно, что, став главным режиссером театра, он нисколько не поменялся.

Ведет себя по-прежнему, как старый товарищ. Никакого фанфаронства не появилось. Мне даже кажется, что он стал еще демократичнее. Казалось бы, начальник, надо обращаться с пиететом — Александр Анатольевич, а он для нас как был Шуриком, так им и остался...

Знаете, я очень люблю свой театр. Безмерно благодарна Судьбе за то, что подарила мне профессию, которая в свою очередь одарила меня любовью зрителей — я это постоянно ощущаю. (С улыбкой.) Вот однажды выхожу из театра, ко мне подходит мужчина — крупный такой, в возрасте, кладет свою мозолистую рабочую руку мне на плечо и с сочувственной улыбкой говорит: «Все работаешь?» И, помолчав, добавляет с тяжким вздохом: «Вот сволочи!» Посочувствовал, значит. Ему показалось, что меня, немолодую женщину, заставляют работать, гоняют и в хвост и в гриву.

(Смеется.) Спасибо, конечно, этому доброму человеку, как и всем моим зрителям, за заботу и за поддержку. Но еще я хотела бы выразить свою огромнейшую благодарность именно этим самым «сволочам» — за то, что дают мне возможность играть. Потому что нет для меня большей радости, чем, выйдя на сцену, увидеть переполненный зал, услышать смех зрителей, аплодисменты. Это самая большая награда, которую ничем невозможно заменить. Дороже ее у меня ничего нет.

События на видео
Подпишись на наш канал в Telegram
Свистать всех наверх! Не упустите шанс отправиться в «Круиз Ретро FM» в Египет
Совсем скоро слушатели «Ретро FM» станут участниками фантастического путешествия за четыре моря на комфортабельном лайнере Astoria Grande в компании звёзд отечественной и зарубежной эстрады. Шанс отправиться в «Круиз Ретро FM» есть у каждого — благодаря эфирной суперигре, которая завершится 29 марта.




Новости партнеров




Звезды в тренде

Анна Заворотнюк (Стрюкова)
телеведущая, актриса, дочь Анастасии Заворотнюк
Елизавета Арзамасова
актриса театра и кино, телеведущая
Гела Месхи
актер театра и кино
Принц Гарри (Prince Harry)
член королевской семьи Великобритании
Меган Маркл (Meghan Markle)
актриса, фотомодель
Ирина Орлова
астролог