Ее и любят, и ненавидят. То называют лучшей актрисой своего поколения, то упрекают в полнейшем отсутствии актерского дара. Однако хейтерам Кристен придется смириться — Стюарт еще долго будет в обойме самых востребованных актрис в мире.
Трудно поверить, что Кристен Стюарт всего 29. Звезда Голливуда сыграла свою первую роль в 10 лет — вместе с Джоди Фостер в психологическом триллере «Комната страха». А в 17 стала Беллой, возлюбленной вампира Эдварда в саге «Сумерки». И продолжалась эта эпопея целых пять лет. Отношения Кристен и ее партнера Роберта Пэттинсона интересовали публику все эти годы ничуть не меньше, чем история их героев. Многие журналисты помнят, с какими вымученными и несчастными выражениями лиц сидели Кристен и Роберт на бесконечных пресс-конференциях. Словно их и впрямь «отвампирили». Казалось, что Стюарт в любой миг готова вскочить и убежать вон... Вот только куда? Им буквально не давали проходу. Сейчас все изменилось, исчезли настороженность, ярко выраженная неприязнь ко всей той публичности, пиар-игре, которая не давала ей покоя всю пору экстраординарного успеха «Сумерек». «С каждым днем я становлюсь старше и моя жизнь становится легче», — радостно улыбается актриса.
— Кристен, вы уже давно отошли от «Сумерек» — во всех смыслах. Но что привлекло вас в героине, оказавшейся во время землетрясения на глубоководной станции на дне океана? Говорят, съемки фильма «Под водой» были адовым испытанием...
— Это правда. Я cразу же сказала режиссеру, что ненавижу воду. И плавать фактически не умею. Еле держу голову над поверхностью. Странно для калифорнийской девчонки, верно? И поэтому я и решила сниматься в этом фильме.
— Сами себе любите бросать вызовы? Вообще, картина вызывает множество ассоциаций — и с «Бездной», и с «Чужими», и со «Щупальцами», всего и не перечислишь...
— Да. Это кино об инстинктах, которые помогают выжить, и о том, как люди ведут себя в экстремальных обстоятельствах. Классный фильм ужасов! (Смеется.) Когда мне эту работу предложили, я давно не снималась в масштабных проектах. Дай-ка, думаю, сделаю что-нибудь, требующее физических усилий, а не эти вот пятинедельные, похожие одновременно на беспрерывную медитацию и помешательство, съемки артхаусных картин, в которых я последние годы немало поучаствовала. (Улыбается.) Моя героиня Нора себя закрыла, закупорила самым суровым образом. Неудивительно, что она оказалась на дне океана и именно там нашла себе работу — она инженер-механик в подводной лаборатории. Но когда гибель угрожает тем людям, которые оказались рядом, становится понятно, что Нора — человек очень хороший. И это, пожалуй, для меня лично и послужило главной мотивацией.
— Но неужели вас и впрямь тянет к таким историям, где надо преодолевать собственные страхи?
— Да, если честно, это меня очень привлекает. Если я понимаю, что мне совсем нечего бояться, значит, нет смысла сниматься в фильме. (Смеется.) Конкретно в этой картине для меня все стало ясно, когда я увидела и примерила подводный костюм своей героини. А потом я с ужасом осознала, что меня в нем будут опускать в воду. С головой. И, если честно, пожалела. Думаю, ну как я могла согласиться?! А ведь вокруг меня были люди, которые прямо кайф ловили от этих костюмов и погружений в океан. А я плакала, когда надевала этот костюм, ненавидела его. Так что да, я много на себя взяла. Но актер ведь не хочет, чтобы его эмоции сочли фальшивыми, не заслуживающими доверия. Конечно, смертельная опасность мне не грозила, но в то же время из-за своей водобоязни я реально испытывала страх. Будь мне уютно и комфортно сниматься, вы бы это увидели на экране. Но для меня это был персональный ад.
— Вы выросли на съемочной площадке, верно? И благодаря родителям получили шанс сниматься еще ребенком...
— Моя мама работала со сценарными группами в качестве менеджера. Отец — ассистент режиссера. Брат тоже работает в кино. Еще у меня есть два «приемных брата». Мои родители временно приютили моего лучшего друга, у него было очень трудное детство, опасное, я бы сказала. Своеобразно его воспитывали, так скажем. И в 13 лет он уже стал членом нашей семьи. А лучший друг моего родного брата вообще с нами жил постоянно. Его мама была подругой моей мамы, и так сложилось, что мы вроде как стали одной семьей. Ну я часто болталась на съемочных площадках и в студийных павильонах, пока родители работали. И ныла все время: «Хочу, как другие дети, участвовать в прослушиваниях». Но мне даже и в голову не приходило стать артисткой! Просто хотелось быть там, со всеми остальными детьми и с родителями. А еще я совсем не желала учиться. Да, я не ходила в школу. Я знаю, это очень нехорошо, и до сих пор надеюсь исправиться.
— Недавно вы неожиданно разоткровенничались о своих истинных отношениях с Робертом Пэттинсоном. На одном популярном телешоу признались, что он был вашей первой любовью и вы собирались за него замуж...
— На что ведущий сказал, что, по его мнению, влюбляться на работе в своего партнера — самая большая ошибка, которую только может сделать актриса или актер. (Смеется.) Но я ничего не могла с собой поделать. Мы были вместе несколько лет. И да, Роберт был моей первой настоящей любовью. То есть до этого я была влюблена в своего одноклассника в школе — все-таки я ее посещала, просто совсем не интересовалась знаниями, — но с Робом мы были уже чуточку старше, и все было иначе... Гораздо эмоциональнее и мощнее...
— И вы действительно готовы были выйти за него замуж?
— Да. Да, я была готова. Потому что Роб — самый лучший... Хотя я не большой приверженец традиций, но я никогда не вела себя легкомысленно в этом смысле. Ну может, раз или два... И конечно, я обязательно планирую когда-нибудь вступить в брак.
— Тем более невольно возникает вопрос: почему вы расстались?
— Знаете, я сама никогда толком не могла этого понять. Что же случилось... Я всегда так боялась выглядеть девушкой, ищущей внимания со стороны мужчин... А еще самое ужасное — это постоянное разглядывание нас под микроскопом и все эти гадкие сплетни о том, что мы на самом деле просто разыгрываем эту любовь... Мы тогда поклялись, что никогда и никому не будем рассказывать о своих отношениях. Ни при каких обстоятельствах. Потому что наша любовь принадлежит только нам. Но возможно, такая вот ситуация, когда в ней оказываешься, она многого лишает, не дает испытать множество приключений, новый опыт получить в этих отношениях... Простой пример. Мы не могли ходить по улицам держась за руки. И постепенно эта необходимость «шифроваться», все скрывать стала непереносимой...
— И поэтому на съемках фильма «Белоснежка и охотник» вы не выдержали и закрутили интрижку с режиссером Рупертом Сандерсом. (Сандерсу был 41 год, он был женат на актрисе, которая снималась в том же фильме, у него было от нее двое детей, и вскоре после этого скандала пара развелась. — Прим. ред.) И с ним как раз и делали то, что никогда публично себе не позволяли с Робертом Пэттинсоном, — прилюдно обнимались и целовались...
— Да, это факт. Но больше ничего у нас с ним не было. Ничего интимного, вопреки всем слухам и сплетням. (После разразившегося скандала Кристен и Роберт расстались. Но потом снова ненадолго воссоединились. А в 2013 году расстались уже окончательно и бесповоротно. — Прим. ред.) И не думайте, что я таким образом оправдываюсь, выдавая все за невинные шуточки. Вовсе нет. Это был непростой период в моей жизни. Я не знала, как себя вести, и наделала кучу ошибок...
— Но почему вы тогда громко, во весь голос не объявили всем своим фанатам о том, что между вами и этим режиссером на самом деле не было романа — всего лишь флирт? (Кристен была вынуждена публично извиниться перед Пэттинсоном после появления скандальных фотографий. «Я прошу прощения за ту боль и недоумение, которые испытали близкие мне люди. Мой единичный опрометчивый поступок поставил под удар самую важную часть моей жизни, человека, которого я люблю и уважаю больше всех на свете, Роба. Я люблю его, я очень люблю его, и мне так жаль». — Прим. ред.)
— Да кто бы мне поверил! И какое это имело уже значение... Целуешься-обнимаешься с мужчиной, — конечно, это может значить только одно: роман, измена. Ведь с Робом мы никогда себе такого не позволяли. Может быть, зря... Кто теперь знает наверняка... Слишком тяжело нам было, слишком сильное давление испытывали... Одно я знаю точно: не была я влюблена в Руперта. Самое противное, что меня в результате выпихнули из сиквела «Белоснежки и охотника». Как и Руперта Сандерса. Будто бы решили наказать и пристыдить, как какую-то мелкую дрянь. Как же! С ней связан такой грандиозный скандал! Всемирный! Даже дотрагиваться до нее нельзя, тем более снимать. А зря. Второй фильм мог бы получиться намного лучше... И все бы прошло отлично, если бы не эти засранцы-продюсеры... Нет, я, конечно, без работы не осталась. Снималась в другом фильме в это время. Но я хочу всего лишь сказать: ну кому какое дело до таких вещей? Никого это не касается на самом-то деле и не должно касаться! Какое отношение это имеет к работе? Никакого, черт возьми...
— Вы и впрямь так думаете?
— Я хочу сказать, что в той истории работа, дело остались в стороне. Если честно, киноиндустрия в Голливуде основана на страхе.
— Как и Роберт Пэттинсон после «Сумерек», вы предпочли как можно дальше отойти от такого рода мейнстримовских проектов и играли чаще всего в европейских авторских картинах, стали, как и ваш бывший партнер и возлюбленный, частой гостьей самых престижных фестивалей...
— Да уж. Моя карьера стала похожа на беспорядочную игру в классики, как я это называю. (Смеется.) Прыг-скок — никакого плана, бороздишь себе моря-океаны, все непредсказуемо. Я выбрала сознательно лишь одно — работать со своими друзьями, близкими мне по духу, а не с теми, кто знаменит. И я не имею ничего против риска и ошибок.
— Как, например, неудача с фильмом «Ангелы Чарли», где вы играете одну из главных ролей? И сборы разочаровали, и критика...
— Что ж, если быть до конца честной, я лично думаю так: если я снялась в фильме, который получился так себе и которым я не горжусь, но его при этом посмотрело много людей, я была бы в отчаянии. Но, к счастью, я совсем не разочарована. Потому что на самом деле горжусь этим фильмом. Сейчас все так ужасно политизированы, причем полярно. Во время любого пятиминутного телеинтервью по поводу «Ангелов Чарли» нас тут же втягивали в сложный разговор о феминистских ценностях. Эй, ребята, мы же просто хотели хорошо провести время! Мои друзья, посмотрев фильм, в один голос сказали: «Вау! Вот это ты и есть. Настоящая. Ну наконец-то!» (Смеется.)
— А знаете, какие еще ходят о вас слухи? Будто вы на самом деле боитесь привидений... Это после того, как сыграли в картине «Персональный покупатель» героиню, которая общается с призраками...
— Я с ними разговариваю обычно. Если где-нибудь оказываюсь на съемках в маленьком старинном городишке или живу в странной квартире или гостинице, всегда прошу: «Ну пожалуйста, только не ко мне. Я не могу с вами иметь дело. Кто угодно, только не я!» Не знаю, что собой представляют привидения, но я однозначно чувствую какую-то странную энергию в некоторых местах. И очень-очень чувствительна к таким вещам... Не только в отношении привидений, но и людей. Люди частенько отравляют своим присутствием самые разные места, оставляют после себя следы — не только в буквальном смысле...
— Вас до сих пор периодически пытаются уличить в неумении играть, улыбаться, правильно себя вести и так далее. Помнится, известный французский режиссер Оливье Ассайяс назвал вас однажды «лучшей актрисой своего поколения» (Он снял Стюарт в двух картинах — «Зильс-Мария» и «Персональный покупатель». — Прим. ред.), так эти слова сочли чуть ли не злой и неуместной шуткой. Вас это огорчает?
— Мне кажется, я переросла эти огорчения. Но когда-то действительно очень переживала. Я не могла объяснять, что на работе делаю абсолютно все, что можно и нельзя, чтобы быть убедительной. Да, у меня есть определенная сдержанность, закрытость, неумение привлекать к себе внимание яркими жестами или эмоциями. Это не мое. А оттого, что я никогда не хотела быть в центре внимания, меня помимо упреков в «деревянности» обвиняли еще и в том, что я все делаю назло! Но это неправда. Я ни разу не бунтарка. И ничуть не стремлюсь быть белой вороной. Я хочу нравиться людям...
— Ваше сотрудничество с Карлом Лагерфельдом, наверное, многому вас научило? (Кристен считали музой дизайнера, и после его смерти в прошлом году она по-прежнему тесно сотрудничает с его домом моды. — Прим. ред.)
— Карл казался таким пугающе странным и строгим, даже суровым иногда. Но он таким вовсе не был... Карл умел невероятно располагать к себе — безумно, без всякой претенциозности это делал. И конечно же он был чертовски причудливым парнем с огромным воображением! За все время моей работы с этим модным домом меня ни разу не просили сделать для него что-то особенное, то, что мне самой было бы неприятно или не свойственно. Карл никогда не приказывал. Всегда, разговаривая, держал за руку. Так мягко и нежно. Мне очень повезло. Карл дал мне ощущение, что я молодец! Он научил меня этому чувству и очень здорово этим помог. Восхищение и одобрение такого человека дают ни с чем не сравнимый кураж и меняют жизнь — в самом лучшем и глубоком смысле...
