Игорь Крутой: «Каждая ссора с Олей — как развод!»

Знаменитый композитор рассказал о жизни в самолетах, секрете хорошего настроения и рабочих моментах.
Татьяна Зайцева Нью-Йорк — Москва
|
23 Марта 2009
Фото: Елена Сухова

«Оля, ты живешь в Америке, я — в России. Если смогу потянуть жизнь на две страны, мы и будем так жить, но если нет — согласишься ли переехать ко мне?» — взволнованно спрашивал Игорь Крутой свою будущую жену, делая ей предложение руки и сердца. «Я очень переживал тогда, но Ольга не раздумывая ответила: «Да!» — вспоминает композитор историю почти 15-летней давности. И с улыбкой добавляет: «Пока что переезжать Ольге не пришлось».

— Игорь Яковлевич, мы встречаемся с вами в нью-йоркской квартире. Свидетельствует ли это о том, что вы переселились в Америку?

— Нет, но поскольку жена и младшая дочка постоянно живут здесь, а в Москве бывают только изредка, я сюда к ним часто приезжаю. Иногда два-три месяца провожу у них. А вообще-то наша семейная жизнь в основном проходит в самолетах: то Оля ко мне летит, то я к ней, отпуск вместе в Европе проводим.

— Не скучно вам жить в Нью-Йорке, в то время как огромная творческая диаспора из России предпочла обзавестись недвижимостью в Майами? Или вы специально отделились?

— Ничего подобного. В Майами у нас с Олей тоже есть квартира, и мы там довольно часто бываем.

Правда, с этого года уже не получится приезжать туда, когда захочется, потому что Сашка наша пошла в подготовительную школу, которая находится в Нью-Йорке. А в Майами мне очень нравится — там замечательная жизнь. Первое, что видишь просыпаясь, — море и солнце, а отсюда сразу же улыбка на лице, и тонус, и желание творить, и радость от осознания того, что так повезло. Знаю, что приблизительно такие же эмоции испытывают и Валера Леонтьев, и Леня Агутин с Анжеликой Варум, и Ира Аллегрова, и Кристинка Орбакайте, и Игорь Николаев — короче, все, кто купил там жилье. Все кайфуют. Не могу сказать, что мы ежевечерне ходим в гости друг к другу, но общаемся довольно часто. Там есть одно очень хорошее местечко, «Bal Harbour Shops», где расположены всевозможные бутики. Так вот это и есть то самое место встречи, которое изменить невозможно.

Хочешь не хочешь, но если там окажешься, непременно кого-то повстречаешь. После чего встретившиеся немедленно перемещаются в один из двух местных ресторанов. А как только это происходит, тут же подтягиваются все остальные. Замечательное времяпрепровождение, когда можно никуда не торопиться, ни о чем не думать, а просто сидеть и расслабленно болтать ни о чем. Официанты уже знают, привыкли: если начинают сдвигать столы, значит, собрались русские. (Смеется.) Что и говорить, в Майами есть свой кайф.

— А в Нью-Йорке нет?

— Там он совсем иного свойства. К примеру, сейчас я работаю бебиситтером и водителем (смеясь) — дочку вожу в школу. Поскольку мама наша любит с утра поспать, а мы ее жалеем, я встаю в 7 утра, кормлю Сашку завтраком, везу на занятия, потом обратно.

А за то время, что она учится, успеваю переделать кучу дел — позаниматься спортом, посидеть за роялем, поработать в студии...

— А жена чем занимается?

— Когда я приезжаю домой, проснувшаяся Оля, потягиваясь, говорит: «Я так устала…» (Хохочет.) Конечно, я подшучиваю и немножко все утрирую. На самом деле Ольга работает — моим имиджмейкером и продюсером, а это, поверьте, совсем непросто. И, безусловно, только она и держит семью. То, что я отвожу ребенка в школу, — это только маленький эпизодик из нашей жизни. А на Оле — все. И во что мы одеты, и что едим, и как организуем свой отдых, не говоря уж о заботе о нашем здоровье.

«Поскольку мама наша любит с утра поспать, а мы ее жалеем, я встаю в 7, кормлю дочку завтраком и везу на занятия. А за то время, что Сашка учится, успеваю переделать кучу дел — позаниматься спортом, поработать в студии, посидеть за роялем...»
«Поскольку мама наша любит с утра поспать, а мы ее жалеем, я встаю в 7, кормлю дочку завтраком и везу на занятия. А за то время, что Сашка учится, успеваю переделать кучу дел — позаниматься спортом, поработать в студии, посидеть за роялем...»
Фото: Елена Сухова

— Как странно: вы — такой сильный, брутальный мужчина и вдруг взяли на себя практически все «женские» обязанности по отношению к ребенку?

— А я получаю от этого кайф. Тем более живем-то мы в разных странах, и, конечно, когда оказываемся вместе, я каждую минуту стараюсь быть с маленькой. Сашка сильно привязана ко мне, недавно вот сказала: «Когда ты улетаешь, я не плачу, но мне очень хочется плакать». Я сам чуть не разревелся от этих слов. Часами могу на нее смотреть. Она очень похожа и на меня, и на моего отца, а это очень важно. Папа рано ушел из жизни — в 53 года, и для меня это была огромная, невосполнимая утрата, до сих пор его не хватает. Так вот, у него была очень характерная, только ему свойственная мимика — некое подобие улыбки на лице, словно ему хотелось рассмеяться, но он сдерживался.

И вдруг через столько лет я увидел ту же самую скользящую улыбку у Сашки. Словно оттуда, сверху, через дочку папа просигналил мне. Невероятно трогательно.

— У вас с супругой абсолютно безоблачный альянс?

— Нет, да я и не верю в то, что такое возможно. Как говорится, в каждой избушке свои погремушки. У нас с Олей хорошая семья, но соврал бы, сказав, что мы не ссоримся. К счастью, конфликты случаются редко. Часто нам никак нельзя, поскольку вынести это будет невозможно. У нас ведь каждая ссора — как развод. (Смеется.) Хотя, когда все успокаивается и мы пытаемся разобраться, что же все-таки произошло, выясняется, что предмет конфликтов — какая-то чепуха. Кто-то кому-то не уступил, какие-то интонации показались неправильными, дальше слово за слово, потом никто не может включить заднюю скорость, и в результате происходит взрыв.

Частенько это случается в связи с разными взглядами на воспитание Саши. Оля считает, что ее надо держать в строгости, и, когда я лишний раз обниму дочку, она говорит, что этим я завоевываю у ребенка дешевую популярность. В общем, собрались в одной семье Макаренко и Сухомлинский. (Смеется.) Наверное, в моменты разногласий мне надо лишний раз промолчать, пропустить что-то мимо ушей, уступить женщине, но я не всегда это делаю. Будучи по знаку зодиака Львом, часто взрываюсь — моментально вскипаю, да так, что могу из ботинок выскочить. Зато я отходчивый — очень быстро сдуваюсь и… возвращаюсь в свои ботиночки. А Оля — Стрелец в полной мере. Ей обязательно надо правду сказать. И даже когда правда эта никому не нужна, она почему-то просто обязана ее высказать — точь-в-точь как попугай-правдолюб в миниатюре Хазанова, который кричал: «В зоопарке тигру недокладывают мяса!»

— А вы ревнуете Ольгу — все-таки часто подолгу живете порознь, а она у вас женщина эффектная?

— Что да, то да — Оля очень красивая, потому и выбрал ее.

Но я не собственник и не большой ревнивец. Разумеется, не могу сказать, что обрадуюсь, если, приехав домой, застану в своей постели другого мужчину. Но беспочвенно ревновать никогда не стану, да и вообще, это чувство во мне как-то не очень крепко сидит. Чего не могу сказать о моей жене: у нее есть еще одно «стрельцовское» качество — сумасшедшее чувство собственницы, перемешанное с ревностью, со всеми вытекающими отсюда последствиями.

«Жутко завидую людям, умеющим свободно говорить на английском языке. Сам-то я изъясняюсь очень плохо. Меня уже Сашка малая стала стыдить, говорит: «Папа, ну начинай же, наконец, учить английский». Позор на мои седины!»
«Жутко завидую людям, умеющим свободно говорить на английском языке. Сам-то я изъясняюсь очень плохо. Меня уже Сашка малая стала стыдить, говорит: «Папа, ну начинай же, наконец, учить английский». Позор на мои седины!»
Фото: Елена Сухова

К счастью, до болезненных разборок у нас не доходит. Оля же ведь еще и мастерица дипломатии — никогда не подаст вида, что ревнует, все свои подозрения выражает исподволь, в очень завуалированной форме...

— Но как можно вас не ревновать? Вы постоянно окружены певицами, и это зачастую молоденькие девочки, а нравы сейчас в молодежной среде весьма свободные и раскованные...

— Если скажу, что не обращаю внимания на женскую красоту, это будет враньем. Другое дело, с какой позиции ее рассматривать. Я смотрю как посетитель музея, восхищающийся прекрасной картиной или скульптурой, не более того... (Смеясь.) Мы же люди старой закалки, как говорится, духом крепки, так что повода к ревности своей жене я не давал.

— Раньше, кажется, вы были более любвеобильны — скажем, молва соединяла вас отношениями гораздо более близкими, чем творческие, и с Ларисой Долиной, и с Ириной Аллегровой…

— Да, были такие обсуждения, но...

С Ларисой познакомился, когда мне было года 22 и мы с Сашей Серовым работали в Николаеве. Однажды туда на гастроли приехал какой-то ансамбль из Одессы, и по городу быстро распространилась информация о том, что там выступает какая-то немыслимая певица, совсем молоденькая — поет точно как Ширли Бэсси. И мы пришли в зал филармонии, где тот самый ансамбль готовился к выступлению. Лариса пела англоязычную песню действительно как богиня, и она вызвала у Серова настолько бурные эмоции, что он тут же полез на сцену, чтобы тоже спеть — продемонстрировал, как может.

Потом они пытались что-то петь вдвоем, затем мы вместе музицировали, дальше был какой-то сейшен, после чего мы стали по вечерам тусоваться в общей компании, и, наконец, мне показалось, что у Ларисы Александровны к Александру Николаевичу проснулись какие-то чувства. Заметьте — не у меня, а у него. А у меня как раз в это время, кажется, что-то было с Ларисиной подружкой… Что же касается Иры Аллегровой, то на эту тему разговоры действительно в свое время достигали апогея. Помню, когда впервые в бизнес-классе самолета оказались рядом моя теща и моя мама, после первых выпитых 50 граммов теща сразу задала конкретный вопрос: «Светлана Семеновна, так все-таки были какие-то отношения у Игоря с Аллегровой или нет?» Не знаю, какой ответ она получила от мамы, но…

Таких отношений у нас с Ирой не было. Хотя конечно же я очень тепло к ней отношусь, мы давным-давно знакомы и с ней, и со всеми ее мужьями.

— А с Пугачевой вас какие отношения связывают?

— Однажды мне рассказали, что на банкете после Рождественских встреч Алла Борисовна очень комплиментарно говорила о моей песне «Над пропастью во ржи» в исполнении Аллегровой. А мы с ней тогда не были знакомы. И вскоре после этого мне позвонил Саша Кальянов: «Пугачева хочет послушать твои песни, ждет тебя в такой-то день, приезжай». Я задумался: «Как правильнее к ней, к такой звезде, ехать-то?» — она же тогда уже по полной программе гремела по всей стране. Решил на всякий случай взять с собой и букет цветов, и бутылку водки… Подъезжаю, как и было назначено, с утра.

Фото: Елена Сухова

Она встречает в таком свободном платье, с порога изучающе так меня разглядывает и спрашивает: «Крутой?» Я киваю: «Крутой». А она в ответ насмешливо: «Да нет, это я — крутая». Я спорить не стал. «Ну ладно», — говорю и, естественно, вручаю цветы и бутылку. Зашли в квартиру, и она спрашивает: «Так что, сразу пойдем к роялю или, может, сначала позавтракаем? А то у меня вчера банкет был и сейчас чего-то тяжеловато…» Я без тени сомнения: «Лучше, пожалуй, позавтракать». И мы прямо вот так с утра бутылку эту выпили, потом пошли к инструменту. После чего я стал показывать ей песню «Ты меня любишь», потому что у нее был женский текст, написанный Риммой Казаковой, с такими даже строчками: «Ты меня любишь, правом мужского властного… Я под тобой, я над тобой распластана…» Мне казалось, что голос звучал очень проникновенно, особенно после завтрака.

Прослушав эту песню, Алла воскликнула: «Это просто гимн любви! Моя песня!» Я окрылился, приосанился, однако она тут же добавила: «Но петь не буду, потому что уже слышала ее у Толи Алешина, а через своих друзей я не переступаю». Речь шла о солисте «Веселых ребят», которого Игорь Тальков однажды привел ко мне домой и попросил: «Слушай, он решил сольную карьеру начать. Давай запишем эту песню, посмотрим, как голос ложится». Я согласился, но это не предполагало передачи ему этой песни. Тем не менее он кассету взял и показал Алле. И она ее запомнила… Так что в тот раз совместного творчества у нас с ней не сложилось. Зато после этого было много проектов, и я получал огромный кайф от наблюдения за тем, как жизнь песни начиналась после того, как Алла к ней прикасалась. Во время записи на моих глазах происходила настоящая магия.

Пугачева не пишет песню по кусочкам, по фразам, она всегда готовит себя только к одной попытке — можно сказать, олимпийской. Вот, например, очень хорошо помню, как записывалась «Любовь, похожая на сон» — это была наша первая совместная песня. Как же она ее проживала! Пять или шесть дублей подряд включали минусовую фонограмму. И каждый раз Алла вообще не издавала ни одного звука, то есть пела про себя. Просто внутри себя прокручивала, переживала текст. Я тогда страшно пожалел о том, что у меня нет с собой видеокамеры. По ее мимике, по глазам можно было прочитать каждую строчку, никакого сурдоперевода не требовалось. Наконец, она сказала: «А вот сейчас будет тот дубль, который останется!» Тут же была нажата кнопка «мотор», и… эффект такой, будто черно-белое кино вдруг превратилось в цветное!

Это был настоящий мастер-класс, сродни чуду. В итоге то, что Алла тогда спела, живо и по сей день — именно эту запись до сих пор крутят на всех радиостанциях. Знаете, если говорить о положительнейших эмоциях — из тех, что человек запоминает навсегда, то у меня в одном ряду, скажем, с рождением детей стоит вот то самое таинство Пугачевой, свидетелем которого мне тогда впервые довелось быть. А вообще я очень счастливый человек, поскольку подобных счастливых моментов в моей биографии было много. У меня сумасшедшая жизнь. Я, паренек из украинского райцентра Гайворон, пробился, вошел в круг та-аких людей, мои песни пели лучшие певцы страны, мои концерты собирали с аншлагом самые большие залы мира, включая 18-тысячный «Мэдисон-сквер-гарден». Наверное, звезды как-то сошлись в мою пользу, где-то Боженька, видимо, улыбнулся мне, подмигнул.

«Я не собственник и не большой ревнивец. Разумеется, не могу сказать, что обрадуюсь, если, приехав домой, застану в своей постели другого мужчину. Но беспочвенно ревновать не стану. Чего не могу сказать о жене: у нее сумасшедшее чувство собственницы, перемешанное с ревностью, со всеми вытекающими отсюда последствиями»
«Я не собственник и не большой ревнивец. Разумеется, не могу сказать, что обрадуюсь, если, приехав домой, застану в своей постели другого мужчину. Но беспочвенно ревновать не стану. Чего не могу сказать о жене: у нее сумасшедшее чувство собственницы, перемешанное с ревностью, со всеми вытекающими отсюда последствиями»
Фото: Елена Сухова

Ведь как в жизни, так и в творчестве, чтобы биография сложилась правильно, просто необходима эта — высшая — поддержка. То, что мы называем везением. Иначе можно трудиться не покладая рук, растрачивать силы, эмоции, но все будет впустую...

— Неужели все так гладко и складывалось или все-таки пришлось испытать и негативные эмоции? С завистью, например, сталкивались?

— Наш, музыкальный, мир — непростой. Но надо отдать должное, он так же непрост и в писательской среде, и в научной, и у спортсменов. Короче, в любой профессиональной сфере, где нужен талант, где существует соперничество личностей и результатов, зависть просто обязана существовать. Но каждый живет по своей совести, по своим принципам.

Лично у меня, вот хотите верьте, хотите нет, зависть вообще отсутствует. Вернее, не так. Я тоже завистливый, но на что? Завидую, например, людям, хорошо играющим в теннис, или, скажем, тем, кто может себе позволить вволю есть и не поправляться, не говоря уж о тех, кто умеет свободно говорить на английском языке. Сам-то я изъясняюсь очень плохо. Меня уже Сашка малая стала стыдить, говорит: «Папа, ну начинай же, наконец, учить английский». Позор на мои седины! Вот такие у меня зависти. Но чтобы я когда-нибудь позавидовал чьему-то успеху или хорошей песне... Видит Бог, такого не было. А чувствовал ли я зависть на себе? Да, и очень конкретно. Ну а с чем, если не с ней, можно, к примеру, связать моментально распространившиеся слухи о моей смертельной болезни, в то время как мне была сделана операция на поджелудочной железе, о чем я рассказывал в прошлом интервью «7Д»?

Один мой товарищ, которому у меня нет оснований не доверять, рассказал, что в нескольких местах сообщения о том, что я вот-вот умру, произносились радостным тоном. Прекрасно помню, как чуть ли не на следующий день после операции мне позвонил Киркоров и сказал: «Тебя сделали». Еще Кобзон звонил и предупреждал: «Слушай, тут пошел слух, что в ресторанах за тебя уже пьют не чокаясь». Я пытался отшучиваться: «Да рановато вроде бы, я еще жив пока». А потом, когда вернулся в Москву, Алла сразу же позвала меня пообедать: «Хочу увидеть тебя, воочию убедиться в том, что ты — живой». Правда, я был совсем худючий, бледнючий, в общем, с таким внешним видом вполне мог бы украсить любые поминки. Наверное, поэтому «доброжелатели» звонили моей маме, сестре и спрашивали, на каком кладбище меня будут хоронить.

Да-а, зависть страшная штука… Я столько пережил разочарований в людях, предательств, что теперь все это на меня даже не действует. Это такие семечки... Действительно, внешне создается впечатление, что в моей жизни все идет как по маслу, но мало кто знает, что с 2003 года у меня начались очень серьезные проблемы, связанные и с бизнесом, и с творчеством одновременно. Нет, проблемы — мягко сказано, это была борьба за выживаемость, я реально мог потерять все, включая свое доброе имя. А это для меня было самое страшное. На меня повесили все, что возможно и невозможно, стали безосновательно обвинять во всех смертных грехах, подозревать в каких-то несусветных вещах, короче, сложили мнение. А когда это происходит, отмываться очень сложно. И детям моим, читавшим те заказные статьи, в глаза смотреть было стыдно: у меня же не только маленькая Сашка, но и взрослые дети есть — 27-летний Коля сейчас работает в Москве в металлургической компании, а дочь Вика, ей 23 года, учится в нью-йоркской драматической школе.

Игорь: «Зависть — страшная штука. В 2003 году у меня начались очень серьезные проблемы. Я реально мог потерять все, включая свое доброе имя. Меня стали обвинять во всех смертных грехах. Детям моим старшим, читавшим те заказные статьи, в глаза смотреть было стыдно: и Коле, который сейчас работает в Москве в металлургической компании, и Вике — она учится в нью-йоркской драматической школе...»
Игорь: «Зависть — страшная штука. В 2003 году у меня начались очень серьезные проблемы. Я реально мог потерять все, включая свое доброе имя. Меня стали обвинять во всех смертных грехах. Детям моим старшим, читавшим те заказные статьи, в глаза смотреть было стыдно: и Коле, который сейчас работает в Москве в металлургической компании, и Вике — она учится в нью-йоркской драматической школе...»
Фото: Елена Сухова

Причем в этой жесткой травле все было по-крупному — так плохо для меня, что хуже, кажется, уже и некуда. И надо было пережить это, пройти через все с достоинством. К счастью, удалось. Слава Богу, этот период завершился, теперь все позади, и не хочу даже возвращаться к тому времени... Вот что удивительно: у меня такое ощущение, будто во всех моих тяжелых жизненных ситуациях в последнюю минуту ко мне на помощь всегда приходил отец. Даже не знаю, откуда оно взялось, — никаких видений, с этим связанных, никакой мистики не было. Но почему-то уверен: в самые страшные моменты, когда я оказывался в тупике, именно папа словно бы брал меня за руку и из кошмара переводил в нормальные условия.

Будто переворачивалась страничка жизни, и все... Знаете, я сделал для себя такой вывод: даже если Господь расположен к человеку, испытания ему он все равно шлет. И чем сильнее личность, тем испытания мощнее. Зато и награда за это дается. Вот я сумел как-то выдержать тот по-настоящему страшный период и в результате совершенно случайно пришел, наверное, к самому главному проекту в своей жизни — я имею в виду создание двойного альбома Дмитрия Хворостовского. Премьера этой программы пройдет в ноябре в Кремле, а потом будет мировой тур с исполнением 24 композиций на итальянском, французском, английском и русском языках. Полтора года живу этим, для меня это какой-то новый виток… Это счастье пришло ко мне совершенно случайно. Как-то мы с Игорем Николаевым сидели в ресторане в Майами, где в это же время находился Хворостовский с женой, с которым раньше я не был знаком лично.

Но он вдруг подошел к нам, мы разговорились, потом начали перезваниваться, общаться, и однажды Дима вдруг предложил: «А напиши что-нибудь для меня». Сначала я даже не воспринял это всерьез. Где я и где оперная музыка, да еще в альянсе с одним из лучших баритонов мира. Но потом у меня возникла потребность начать писать для такого человека, захотелось влезть, вползти в его талант всей душой и сделать что-то грандиозное. Кажется, удается.

— Игорь, а когда вы ощутили, что из обычного, простого человека по фамилии Крутой стали совсем не простым и не обычным — на самом деле крутым в этом манящем многих мире шоу-бизнеса?

— Не могу вспомнить какого-то конкретного момента, да и настолько ли я крут, чтобы стоило на этом заострять внимание? (Со смехом.) Но вот был, к примеру, один показательный эпизод. Знаете, как мне удалось впервые записаться на пластинке? Был такой поэт Саша Жигарев, сейчас его уже нет в живых, он написал стихи к песне «Буду я любить тебя всегда...». Однажды он мне сказал: «Сегодня я тебя познакомлю с очень важным человеком. Вот если ты его перепьешь, станешь композитором!» Речь шла о редакторе фирмы «Мелодия» Владимире Дмитриевиче Рыжикове. Поскольку по молодости я мог выпить вполне прилично, условие принял сразу. Но я же не предполагал, какие перегрузки придется испытать. После третьей бутылки сам Жигарев свалился лицом в салат и только периодически поднимал голову с повисшей на ушах зеленью петрушки, восклицая: «За здоровье Владимира Дмитриевича!»

«У нас с Олей каждая ссора — как развод. Ей обязательно надо правду сказать. Даже когда правда эта никому не нужна, она почему-то просто обязана ее высказать. Мне бы промолчать, пропустить что-то мимо ушей, уступить женщине, но я не всегда это делаю. Часто взрываюсь — моментально вскипаю, да так, что могу из ботинок выскочить. Зато отходчивый — быстро сдуваюсь и... опять возвращаюсь в свои ботиночки»
«У нас с Олей каждая ссора — как развод. Ей обязательно надо правду сказать. Даже когда правда эта никому не нужна, она почему-то просто обязана ее высказать. Мне бы промолчать, пропустить что-то мимо ушей, уступить женщине, но я не всегда это делаю. Часто взрываюсь — моментально вскипаю, да так, что могу из ботинок выскочить. Зато отходчивый — быстро сдуваюсь и... опять возвращаюсь в свои ботиночки»
Фото: Елена Сухова

— после чего опять нырял в тарелку. К концу четвертой бутылки у Владимира Дмитриевича по лицу пошел румянец, он стал намного разговорчивей. На пятой бутылке мы, наконец, можно сказать, начали общаться. В результате выходили из домжура обнявшись, и на прощание он мне сказал: «Приходи завтра утром, принеси свои записи с Серовым. У меня должна выходить маленькая пластинка с двумя песнями в исполнении Леонтьева, и ваши две там тоже выйдут…» Не могу сказать, что тот случай предрешил мою биографию, но он тоже стал одним из тех, судьбоносных, толчков… Да, согласен, теперь фамилия моя в чем-то знаковая, а раньше, в детстве, юношестве, очень стеснялся ее. Все-таки она достаточно необычная, над ней подтрунивали, дразнили меня. Но когда мои песни стали звучать на радио, на телевидении, когда пришел успех к Саше Серову, исполнявшему их и полюбившемуся всем женщинам, я тоже каким-то непонятным образом взлетел вместе с ним.

Фото: Елена Сухова

У людей появился интерес к личности композитора со странной фамилией, и, как говорится, процесс пошел...

События на видео
Подпишись на наш канал в Telegram
Хочу похудеть, но заедаю стресс
Как справиться с лишним весом, когда все идет наперекосяк



Новости партнеров




Звезды в тренде

Анна Заворотнюк (Стрюкова)
телеведущая, актриса, дочь Анастасии Заворотнюк
Елизавета Арзамасова
актриса театра и кино, телеведущая
Гела Месхи
актер театра и кино
Принц Гарри (Prince Harry)
член королевской семьи Великобритании
Меган Маркл (Meghan Markle)
актриса, фотомодель
Ирина Орлова
астролог