«Если режиссер выбрал актрису или актера на роль, он должен их любить. Это часть нашей профессии — сильно включаться в процесс работы и в отношения с партнерами. И это не повод для ревности», — считает актриса Евгения Брик, жена Валерия Тодоровского.
— Женя, вы — актриса, вами восхищаются, у вас интересные партнеры на площадке. А муж — режиссер, вокруг него красивые молодые женщины. Вам случается ревновать друг друга?
— Мне кажется, если бы мы ревновали друг друга, не прожили бы столько лет вместе. Тут ведь либо доверяешь, и тогда какие могут быть сомнения, либо не доверяешь и расстаешься с человеком. Я считаю, это нормально, когда режиссер восхищается актрисой или актером, которых выбрал на роль. Он должен их любить. Вообще, съемки — это такая вещь… Пока ты снимаешься, у тебя ощущение, что вот эта группа и вот эта работа — самое важное, что есть в жизни. А потом все заканчивается и наступают следующие съемки. Это часть нашей профессии — сильно включаться в процесс работы и в отношения с партнерами, с группой. Мне везло всегда, у меня и группа, и партнеры были прекрасными. И так же у Валеры. Разве это повод для ревности?
— У мужа вы снялись в трех его картинах. А вас не смущает, что во всех фильмах Валерия вы играете отвергнутых женщин?
— Нет, мне нравились мои героини, они яркие, характерные. А это всегда интереснее играть, чем просто счастливую любовь. Тая в «Тисках» — девушка несчастная, с тяжелым детством. Катю из «Стиляг» просто жалко, она не понимает, как можно любить ту, другую девушку, когда есть она — такая хорошая, положительная, комсомолка. И Лариса из «Оттепели» тоже не понимает, как можно было четыре месяца жить с ней, спать и не знать, какой кофе она пьет: с сахаром или нет. Да, они все в какой-то степени женщины отвергнутые, в надломленном состоянии, и именно это всегда интересно играть. И если нам с Валерой удастся вместе поработать еще, буду счастлива.
Произойдет это только тогда, когда будет роль, которая мне подходит, в которой муж меня видит. Как это было с «Оттепелью». Валера мне тогда сказал, что в сериале для меня есть роль, Ларисы, и что надо делать пробы. Я сразу спросила, будет ли у меня дублерша в сцене с обнажением. «Конечно, мы это все как-нибудь решим», — ответил Валера. И мне действительно пригласили дублершу. Мы думали, что все будет как обычно: голова крупным планом, а тело отдельно. Но уже в процессе стало понятно, что план нужен целиком и должно быть видно лицо. Нельзя сказать, что я легко села на ту лавочку, но как-то все-таки мы это сделали…
— Я правильно поняла, что вы у мужа проходили пробы?
— Конечно, как и другие актрисы. Я, кстати, очень люблю пробы. Знаю людей, которых это выбивает, и им кажется, что на роли должны утверждать без проб. Но мне самой важно понять, насколько это мое. Что касается Ларисы в «Оттепели» — роль острохарактерная, у героини перепады настроения, как у психически больного: слезы, истерика, чтение стихов, выход голой на улицу. Лариса по натуре абсолютная актриса.
— Женя, недавно вы сказали, что роль вашей мечты — это то, что вы сыграли в сериале «Адаптация» режиссера Федора Стукова…
— Да, я давно мечтала о настоящей острохарактерной роли. Это была безумно интересная работа, многогранная, полная нюансов и неожиданностей. Моя героиня — из тех, которые если полюбят, то сделают для мужчины все. Забавно, но мне часто говорили, что я очень похожа на Дженнифер Лопес. Вот я и назвала свою героиню Дженнифер Лопес Ноябрьского уезда. У нее всегда прическа, яркий макияж, маникюр, но она и пирогов напечет, и полы помоет, и ковер выбьет. И душевно спеть может, и рассекает по тундре на снегоходе, и, конечно, будет биться за свое счастье до конца. В ней сочетается миллион самых разных черт. Режиссер разрешал мне пробовать безумные, совершенно новые для меня реакции. И это самое большое удовольствие и одновременно вызов для актера.
— У вас напряженный график, постоянные съемки. Много времени вы с мужем проводите врозь?
— Обычно мы видимся по вечерам. Любим за ужином обсудить день, всем делимся. А когда кто-то из нас в экспедиции, конечно, скучаем. Стараемся друг к другу приезжать. Но я не могу сказать, что мы надолго расстаемся: на неделю максимум. Кроме того, мы постоянно на скайпе, по телефону, по вайберу разговариваем. В общем, я больше из-за разлук с дочкой переживаю…
— Да, ведь вы с Валерием работаете в Москве, а дочь учится в Лос-Анджелесе. Получается, у нее там дом?
— Мы с Валерой решили, что Зоя должна учиться в Лос-Анджелесе: там хороший климат, да и родилась дочь в Америке, ей там все знакомо. Если бы не моя мама, которая живет там с ней, когда мы с Валерой в Москве, мы бы такую жизнь не могли себе позволить, потому что с няней я бы никогда не оставила Зою. Но благодаря маме я за дочь спокойна. Хотя Зоя постоянно просится в Россию, у нее много друзей в Москве. Она смотрит русские фильмы, читает русские книги. И уж конечно по-русски говорит без акцента. А вот на английском бегло говорить начала совсем недавно, когда пошла в школу. Это удивительно, как дети быстро язык ловят. Первый раз в Москву Зоя приехала, когда ей был годик, и мы остались на год в России. Если посчитать, думаю, выйдет, что половину времени она прожила в Москве и половину в Лос-Анджелесе. Я и сама разрываюсь на две части. Многие наши друзья так же, как и мы, приезжают на зиму в Лос-Анджелес, снимают квартиры. С одной стороны, там можно отдохнуть, расслабиться. А с другой — Лос-Анджелес — это же мировая столица кино, поэтому здесь многие занимаются своими проектами. Я могу провести там и два месяца подряд, и мне всегда есть чем заняться. И Валера живет в таком же ритме, туда-сюда летает.
— Вы планируете в Америке сделать карьеру актрисы? На пробы ходите?
— Я реалист и очень трезво к этой теме отношусь, я знаю, что просто так ничего не произойдет. Надо ходить на пробы, обзавестись агентом — это работа. Кстати, агент у меня был, но каждый раз так совпадало, что как только она меня вызывала на пробы, я в этот момент находилась в Москве: играла спектакль, снималась в кино. И ее это раздражало. Я поняла, что эта система работает, когда сидишь безвылазно в Америке и в любой момент можешь пойти на пробы. Там большая конкуренция, туда актеры приезжают со всего мира. На роли иностранок пробуются и француженки, и немки, и чешки. Поэтому я понимаю, что получить роль — это даже не просто лотерея, а надо еще приложить очень много усилий. У меня уже нет сил так серьезно этим заниматься. Я все-таки работаю в России и снимаюсь в проектах, которые мне безумно нравятся. Но если, несмотря на то что я «лежачий камень», что-то получится в Америке, я буду счастлива. Кстати, мне повезло, сейчас я являюсь актрисой агентства Ричарда Кука. (Ричард Кук — владелец актерского агентства в Англии и Ирландии. — Прим. ред.)
— А в России вы не пропускаете какие-то проекты из-за того, что много времени проводите в Лос-Анджелесе?
— В Москве у меня потрясающий агент, с которой я много лет работаю. Если есть пробы, которые нужно срочно пройти, а я не могу приехать, — снимаю их на видео. Мы живем в уникальное время, которое позволяет пообщаться по скайпу с режиссером, сделать пробы, сняв себя на смартфон.
— Ваша Зоя уже дебютировала в кино — в американском сериале «Оа»…
— Это совершенно удивительная и фантастическая история, как она туда попала. Ричард Кук приехал в Москву, был на моем спектакле в «Современнике», после мы пошли в ресторан поужинать, сидели, болтали, смеялись. А потом Ричард увидел на заставке моего телефона фото Зои и говорит: «Ну-ка, покажи. Возьму ее в свое агентство». Я говорю: «Ричард, перестань, мы с Валерой про это даже не думаем. Ей пять лет всего». Хотя на самом деле у нас однажды был с мужем разговор… Я тогда пробовалась на проект «Оптимисты», и там была роль для девочки. Говорю Валере: «Может быть, Зоя на пробы сходит?» — «Ты что? Зачем ребенку по двенадцать часов сидеть на площадке, пусть лучше музыкой занимается, или рисует, или в игрушки играет». И вот через год опять всплыла эта тема…
После разговора с Ричардом прошло несколько недель, и вдруг мне приходит письмо от него, что будет сниматься очень большой проект для телеканала Netflix и нужна девочка, которая сыграет главную героиню в детстве. Ричард предложил показать им Зою, попросил прислать ее фотографию. А мы как раз сняли дочь на паспорт, потому что в пять лет меняют загранпаспорт. И у меня была фотография, на которой она получилась взрослой. В общем, скорее в шутку я отправила Ричарду эту фотографию. А через пять минут он мне отвечает: «Женя, они посмотрели фотографию и прямо умирают, как хотят сделать с ней пробы». Дальше мне прислали сцену, с которой Зоя должна была пробоваться. А надо сказать, Зоя очень открытая, яркая, танцует, поет, но никто никогда не пробовал учить ее, как играть. А тут я рассказала ей про ее роль и предложила снять сцену на смартфон. Сцена была сложная, у маленькой героини видения. И Зоя сделала это.
Мы сняли, наверное, пять дублей, и я отослала тот, где она даже умудрилась заплакать. А потом все замерло на два с половиной месяца. У нас не было особенных надежд на этот счет, мы продолжали жить своей привычной жизнью. Думали: да никогда в жизни ее не утвердят, на эту роль пробуются миллионы девочек со всего мира. И вдруг Ричард пишет: «Женя, они все лето смотрели девочек и хотят Зою. И они ждут вас в Лос-Анджелесе на студии». Мы прилетели в Лос-Анджелес, на студии встретились с режиссером и актрисой, которая играла взрослую героиню. Я помню эту первую встречу, Зоечка была вся в зажиме. Но мы оставили ее на два часа с ними, она рисовала, играла, потом с ней опять делали пробы. Но было понятно, что они очень ее хотят. Мне потом сказали, что 400 девочек пробовались на эту роль. И я очень рада, что она своих конкуренток не видела. Я бы не хотела, чтобы она сидела в очереди на пробы и гадала, кого возьмут. Для психики ребенка это может быть травматично.
— На съемочной площадке с ней вы были?
— Как всегда и бывает, этот важный момент совпал с тем, что у меня было параллельно три проекта в России. 2016 год был очень сложный для всех нас. Не знаю, хочу ли я такого же интенсивного 2017-го, потому что так много было расставаний, слез… Зоя очень к папе привязана. Конечно, она всегда знала, что папа с мамой работают, и относится к этому без истерик. И все же это тяжело, когда ты с ребенком расстаешься, тебе надо лететь в Мурманск на съемки, а она в этот момент на съемочной площадке в Нью-Йорке. Но, с другой стороны, мне все говорили: «Она в Нью-Йорке не одна, а с твоей мамой, а ты счастливая актриса, у которой три роли, о которых можно только мечтать». У меня таких ролей, как в прошлом году, еще никогда не было. Они абсолютно разные, но все у потрясающих режиссеров. И сценарии такие, какие пишутся раз в десятки лет.
— А вы не будете против, если Зоя тоже станет актрисой?
— Нет, конечно, если ей это нравится. Она перед Новым годом сказала: «Я не буду у Санты просить никаких подарков, я хочу только новую роль». У нас уже после того сериала было одно предложение, режиссер по скайпу с ней разговаривал, и Зоя ему понравилась. Но мы решили сделать паузу после сложных съемок. К счастью, она не зациклилась на этом, не стала ребенком, который только про съемки и говорит. Она продолжила свою привычную жизнь: занимается музыкой, танцами, учится в школе. При этом у нее есть опыт этих невероятных шести месяцев. Вся съемочная группа относилась к ней с большой симпатией и любовью: в самолете давали ей лучшее место, присылали за ней лимузин первого класса, как к настоящей звезде. Учительница с ней на площадке была все время, потому что здесь такой закон: ребенок не может не учиться.
— Как Валерий отнесся к тому, что Зоя все-таки стала сниматься? Больше не возражал?
— Конечно, когда дочь утвердили, он беспокоился за нее, волновался безумно. Он тоже работал, не мог приехать и быть все время с ней. Когда он посмотрел сериал с Зоей, позвонил мне и сказал, что у него комок в горле, потому что Зоя такие вещи делает, что ему просто за нее страшно. Он волновался так, будто дочь в театре перед ним играет, а не все это давно снято на пленку. Я и сама пережила что-то подобное в кинотеатре, когда увидела своего ребенка на экране.
— В одном интервью, размышляя о профессии Зои, вы сказали, что видите ее дирижером…
— У нее идеальный слух. Второй Петр Ефимович просто (режиссер Петр Тодоровский, дед Зои. — Прим. ред.). Он же писал музыку для своих фильмов, мог в любой момент сесть и Шопена сыграть, просто подобрав на слух. И Зоя взяла этот дар от дедушки. Она может повторить любую классическую мелодию и вообще к музыке очень расположена. Для сериала дочка научилась играть на скрипке. Понятно, что это был очень ускоренный курс, но то, что надо для фильма, она выучила. После съемок нам подарили скрипку, на которой она занималась. И теперь Зоя мне говорит: «Мамочка, я очень расстроена, что начинаю забывать, я очень хочу всерьез заниматься». Ну а фортепиано она уже давно занимается. Мы с ней и вместе, в четыре руки, играем — для нас это в кайф. Еще мы с Зоей любим играть в домино. Сейчас учу ее шахматам — я сама в ее возрасте уже играла, меня папа научил.
— А с папой что она любит делать?
— С папой они в основном вместе смотрят фильмы, очень много фильмов. А еще они снимают свои собственные фильмы: пишут сценарий, устраивают пробы для кукол, подбирают костюмы, делают декорации. Все очень серьезно. (Улыбается.) Еще Зоя обожает, когда Валера читает ей вслух.
— А кто придумал для дочери такое довольно редкое имя — Зоя: вы или Валерий?
— По-моему, Валерию это имя пришло в голову. Когда я была беременна, мы с ним очень долго думали про имя. Хотели, помню, Софией назвать. Но я поняла, что вокруг слишком много Сонечек. И возник такой вариант. А теперь мы с дочкой вместе выбираем имя для будущего малыша. Зоечка очень ждет, когда у нее будет братик или сестричка, и мы с ней иногда ложимся вечером и мечтаем: если будет мальчик, то его будут звать так-то, если девочка — так-то. Важно, чтобы имя было еще и созвучно с фамилией...
— Вы давно задумались о втором ребенке?
— Не очень давно. Мне всегда казалось, что дети с маленькой разницей в возрасте — это очень тяжело. Только ребенок подрос, перестал ползать и брать все в рот, и тут у тебя появляется второй, и он опять все это делает. Зато теперь Зоя могла бы мне помогать, она для этого уже достаточно взрослая. Сейчас как раз такой момент, когда уже хочется малыша. Сначала мы с Валерой прожили, можно сказать, жизнь вдвоем, потом, когда я уже была готова к появлению ребенка, появилась Зоя, и мы стали жить втроем, и это тоже особая жизнь… А теперь можно и четвертого члена к нам в семью. Это здорово, когда все происходит осознанно и дети действительно желанные.
— Не боитесь, что Зоя будет ревновать? Ведь, может быть, когда она просит братика или сестричку, она пока просто не очень представляет, что это такое?
— Зоя у нас многое понимает и рассуждает не по возрасту. Мы с пеленок с ней никогда не сюсюкались, как со взрослым человеком разговаривали. Она действительно, с одной стороны, очень хочет, а с другой стороны, боится ревности. Так мне и говорит: «Наверное, я буду ревновать, мне будет тяжело, когда все внимание уйдет на маленького, но я все равно хочу». Я и сама в детстве очень хотела сестренку. Можно сказать, я свою сестру у мамы выпросила, и сейчас у меня есть очень близкий человек, лучшая подруга. Вот и Зоечке надо… Не хочу, чтобы она была единственным ребенком в семье.
— А что, по-вашему, самое главное для счастья в семье?
— Надо уметь себя подстроить под человека, а свой характер иногда запихнуть куда-нибудь подальше и не обижаться. Главное — это ощущение, что твой муж — это человек, без которого ты не можешь. Ты без него вообще ничто. И тогда счастье — жить жизнью любимого человека, интересоваться тем, что происходит у него, болеть за него, помогать ему всем, чем можешь. И чувствовать от него в ответ то же самое. Может быть в жизни все что угодно, разные разногласия, разные взгляды на вещи, но это мелочи. Меня легко вывести из себя, но я при этом очень отходчивый человек. Вот вроде я глубоко переживаю обиду, а через пять секунд она сменяется на чувство вины и понимание, что я не права, — просто потому, что мы из-за ерунды портим настроение друг другу. И Валера такой же. Мы с ним просто очень эмоциональные, прямо итальянцы — такие, как с балконов кричат в фильмах Феллини. Но я точно знаю, что надо плакать, когда хочется плакать, смеяться, когда хочется смеяться, и ругаться, когда хочется ругаться. Нельзя себе что-то запрещать, загонять глубоко в себя. От этого бывают только депрессии, и люди ходят к психоаналитикам всю жизнь. Но при этом мы с Валерой, даже ругаясь, не доводим дело до серьезных конфликтов. Потому что любим друг друга. И доказательство нашей любви — наша дочь. Ребенок, рожденный в любви, — счастливый ребенок, это сразу по нему видно.
