Эмили Блант: «Атаковать мужчину надо аккуратно, а не подгонять к его дому грузовик, набитый вашими вещами»

«Брюс Уиллис сначала отказывался, очень нервничал, но я его убедила. И теперь он частенько меня подменяет, когда надо речь где-нибудь толкнуть! Стоит ему появиться, такому классному и крутому, как даже на самых забитых заик начинают смотреть по-другому»,— рассказывает актриса.

Кажется, Эмили Блант — самая остроумная и беззаботная британская актриса. Почему беззаботная? Да потому что совсем не амбициозна, хотя родом из аристократической и богатой семьи (отец — королевский адвокат, дядя — член парламента). Она постоянно хохочет во время интервью, шутит и подмигивает. И совсем не похожа на другую Эмили, страшную снобку, полагающую, что именно высокомерие поможет ей сделать карьеру, — речь конечно же о героине из кинохита «Дьявол носит Prada». Брак Блант с американским актером, сценаристом и режиссером Джоном Красински (как актер он более всего известен по сериалам «Офис» и «Джек Райан») — один из самых счастливых в Голливуде. Эмили и Джон женаты 11 лет, свадьбу справляли в доме своего близкого друга Джорджа Клуни в Италии. Более того, они умуд­ряются вместе работать. Фильм режиссера и сценариста Джона Красински «Тихое место», где парочка выступила в главных ролях, стал одним из самых прибыльных и успешных проектов за последнее время. Сборы почти в 350 миллионов долларов в мировом прокате при бюджете в 17 миллионов. Конечно, несмотря на сопротивление режиссера, студия захотела продолжения. И к счастью, создатели «Тихого места 2» успели закончить съемки перед самым началом пандемии...

— Первый же фильм, в котором вы снимались у мужа и вместе с ним, оказался суперуспешным. Неудивительно, что вы решили повторить эту удачу...

— И не развелись до сих пор — что нам с Джоном предрекали с самого начала, как только я решила у него как режиссера поработать актрисой. (Смеется.)

— Это тоже удивительно. Вы прямо опровергаете все негласные голливудские законы.

— Признаюсь, мы немного боялись. Да что там — очень переживали, не поубиваем ли друг друга на площадке. Помню, как не спала всю ночь накануне первого съемочного дня, пребывая в ужасе от мысли, а что будет, если мы начнем с Джоном спорить и доводить друг друга. Но я просто не могла позволить, чтобы такой сценарий уплыл к другой актрисе. Хотя и на успех мы особо не надеялись, если честно. Как выяснилось, нас ждал приятный сюрприз — все прошло тихо и мирно, мы прекрасно сработались. Но вся эта история заняла почти два года нашей жизни. Мы утром вместе ехали на работу и поздно вечером возвращались, и виски пили тоже вместе, чтобы расслабиться и отойти от всех этих мрачных ужасов. Я сейчас шучу, что производители виски являются спонсором «Тихого места». (Смеется.)

— Правда, что студия буквально вас вынудила сделать сиквел — уж больно хорошие деньги этот проект сулил?

— Мы с Джоном были очень уверены в своем нежелании делать сиквелы, хотя и знали, что после успешного проката студия строила такие планы. Причем нам сразу же дали понять — будут снимать с нами или без нас. И когда у Джона появилась интересная идея для продолжения, мы решили все-таки попробовать. Тем более и друзья нас постоянно спрашивали, что же будет дальше в этой истории? По крайней мере, муж взялся написать сценарий. А там уж стало обидно отдавать его в чужие руки! Ни я, ни Джон никогда не были любителями или поклонниками так называемых ужастиков. «Тихое место», хоть и формально в этом жанре сделано, на самом деле по своей сути совершенно не нацелено на то, чтобы только попугать зрителя. Ну Джон и вдохновился — я ж видела, как ему хотелось придумать продолжение истории. Особенно с учетом того, что его герой вообще-то погибает в конце первого фильма, спасая свою семью. Тем интереснее было Джону так закрутить сюжет продолжения, чтобы и себя вернуть, и ужасов еще больше напустить. (Смеется.) Хотя если серьезно, то второй фильм в своей сути тоже про материнство, про родителей и про то, как далеко можно зайти в желании защитить своих детей. И все это на фоне разломанного, раздробленного общества в состоянии кризиса. Люди по-разному переживают этот кризис, и не у всех достаточно развито чувство локтя, что ли, ощущение себя частью сообщества для того, чтобы протянуть в нужный момент руку помощи своему соседу. Получилось довольно актуально.

— У вас классическое английское образование — учились в частной школе. Скажите, в таких учреждениях дети сильно скучают по своим родным и близким? Тяжело вам было?

— Знаете, мне уже исполнилось 16 лет, когда меня отдали в эту школу, поэтому я была готова не слишком сильно скучать по родителям. (Улыбается.) К тому же я мог­ла каждые выходные приезжать домой. Но бывают школы, где это запрещено. В моей не было никакого давления, мы учителей всех по именам звали. Атмосфера была похожа на университетскую. И к тому же, про­учившись много лет в одной и той же школе, оказалось очень даже неплохо попробовать что-то новое, начать с чистого листа и себя заодно немного обновить.

— Вы с детства сильно заикались, верно? Но похоже, комплексов по этому поводу не испытываете?

— Да, у меня лет в семь начались большие проблемы с речью. Не мог­ла говорить в присутствии посторонних. И конечно, это было чертовски неприятно. Мне ведь столько всего хотелось сказать! Самое время для ребенка себя выражать. Но я понимала, что это всего лишь часть меня, я не вся целиком состою из этой проблемы. Решила не общаться с теми, кто только так меня и воспринимал — как несчастную заику. Я недавно узнала, что практически у всех в детстве бывают какие-то сложности с речью, общением. В школе было любопытно, потому что я не могла делать то, что хотела, — например, читать стихи вслух перед классом. Учителя старались не слишком часто вызывать меня к доске. Я не любила звонить друзьям, не любила, когда спрашивали мое имя. Не могла ответить быстро и четко.

— В общем, неудивительно, что вы очень серьезно относитесь к своей роли попечителя специальной организации, занимающейся проблемами заикания...

— Да, потому что людей с заиканием до сих пор не научились понимать как следует. Я имею в виду природу их заикания. Не всегда это психологическая проблема, как многие думают. Не обязательно заикание связано с нервами, ощущением страха и незащищенности. Не означает, что ребенок не умеет читать, не знает, что хочет сказать, и тому подобное. Это проблема неврологии, генетика, биологические дела. И самое главное — не вина заикающегося человека! Вот что я лично пытаюсь донести до общественности, а также до тех, кто страдает от этой проблемы, и тех, кто имеет дело с такими людьми, особенно с детьми. Миллионы, миллионы людей по всему миру заикаются. В моей семье, например, и мой дядя, и кузен, и дедушка — все они заикаются, так что в моем случае это типичная генетика.

— Ведь среди актеров тоже много бывших заик, и вы их привлекли к работе в этой организации...

— Ну да, Брюс Уиллис, например, сначала отказывался, очень нервничал, но я его убедила. Он понял, как это классно — участвовать в таком важном деле. И теперь частенько меня подменяет, когда надо речь где-нибудь толкнуть! (Смеется.) Стоит ему появиться, такому классному и крутому, как даже на самых забитых заик начинают смотреть по-другому. Потому что Брюс заикается, и еще как! Но от этого не стал менее крутым.

— Наверняка вас и в семье здорово поддерживали — во всех смыслах. Мама — актриса, отец — королевский адвокат, это очень престижная профессия, а уж получить статус «королевского» и вовсе высший пилотаж, дядя — член парламента...

— Да уж, полагаю, моя нахальная общественная натура могла родиться только в атмосфере нашей веселой, жизнерадостной и деятельной семейки, где было принято много смеяться и развлекать друг друга. Но при этом я выработала в себе и способность практически, рационально воспринимать вещи и принимать верные решения, отбросив эмоции. Это отличное качество, особенно когда оказываешься в таком непредсказуемом мире, как Голливуд. Я была самой вредной и противной девицей из трех сестер. Вечно рвалась «клубиться» на каникулах. А мне разрешали ходить в клубы только вместе со старшей сестрой. (Смеется.) Но Фелисити все мои попытки оторваться обычно пресекала на корню. Притаскивала домой кучу книжек и читала их с утра до ночи. Пока, говорит, не дочитаю, никуда не пойду. А потом снова приносила очередную порцию. Недаром стала успешным литературным агентом. И благодаря ей моя прикроватная тумбочка никогда не пустует. (Фелисити Блант замужем за актером Стэнли Туччи, их познакомила Эмили. — Прим. ред.)

— Но вы должны быть и амбициозны, учитывая достижения своих родственников?

— Как раз наоборот. Я думаю, причина моей не слишком развитой амбициозности связана с тем, что мама была блистательная актриса — и одновременно мать четверых детей и жена очень успешного и очень занятого мужа. И при этом она совершенно не понимала, как все совместить и сочетать! А я с детства знала, что в любом бизнесе, в том числе актерском, правила и законы бывают крайне жестокими, и поэтому не слишком стремилась туда попасть. Хотя не только мама, но и отец любил театр и кино, каждую пятницу он заходил по пути домой в видеомагазин и приносил очередной фильм. Далеко не всегда, кстати, предназначенный для просмотров с детьми. (Смеется.)

— Поэтому вам самая дорожка была в актрисы... Несмотря на заикание...

— Наоборот! Если бы не мое заикание, Голливуд мог бы меня и не получить. Мне было 12 лет, когда наш классный учитель предложил поучаствовать в спектакле. Я отказалась. Но он настаивал: «Я думаю, у тебя получится. Я слышал, как ты изображала людей разными голосами». А я и правда вечно всех копировала, замучила своих родных, родителей — вечно их передразнивала, и совсем почти не заикалась в это время. И неожиданно у меня прямо все понеслось — потоком полилось... В театре я изобразила кого-то с чудовищным северным акцентом и бойко справилась с ролью. И впервые подумала, что есть надежда — может быть, я это перерасту, а если нет, то смогу на­учиться управлять своим недостатком. В общем, я совершила чудесное открытие. Но, разумеется, избавление от заикания не единственная причина пойти в актрисы. Я честно не планировала ничего подобного, просто получала удовольствие от участия в школьных постановках. Удовольствие и облегчение, ощущение свободы от самой себя — то есть от своего заикания. А планировала я учебу в университете, хотела выучить испанский язык, работать в ООН, всегда любила учить разные языки. Самое интересное — я почти не заикалась, когда говорила на иностранных языках. Вообще же, заикам это хорошо известно, невозможность много говорить располагает не только к чтению в больших объемах, но и к вниманию — молча, пока все общаются, привыкаешь наблюдать, анализировать и видеть многое. Но так вышло, что уже в новой школе в старших классах — там тоже был прекрасный школьный театр — спектакль с моим участием пригласили на Эдинбургский фестиваль. Наш преподаватель театрального мастерства, актер естественно, отправился с нами и позвонил своему агенту, чтобы тот прилетел и посмотрел на меня. Агент при­ехал, и я ему понравилась. Я согласилась ходить на кастинги. В отличие от многих, мне это не доставляло неприятных эмоций. Никогда. Получилось — хорошо, нет — тоже нормально. Не было у меня вот этого сжигающего, разрушающего душу и психику стремления победить, выйти чемпионкой из соревнования... И постепенно я влюбилась в актерство и уже не представляла себе иного занятия...

— Забавно, что в фильме «Мэри Поппинс возвращается» вы очень быстро говорите, а в «Тихом месте» — практически не произносите ни слова...

— И это гораздо приятнее. (Улыбается.) Ведь я по-прежнему заикаюсь, хотя и намного реже. И умею этим управлять, как пообещал мне мой мудрый школьный учитель. Но теперь я часто говорю мужу: «Джон, мне так нравится эта твоя идея — история, где героиня почти всегда молчит. Вот было бы здорово всю жизнь играть в таких фильмах!» (Смеется.)

— Ваш брак с Джоном Красински — один из самых крепких и счастливых в Голливуде... (До замужества у Эмили был роман с известным канадским певцом и музыкантом Майклом Бубле. После внезапного разрыва — по слухам, из-за его измены — Майкл сказал, что отношения с Эмили были самым ужасным и самым потрясающим событием в его жизни. И отправился к психотерапевту залечивать раны. — Прим. ред.)

— Секрет прост — легкость нашего общения и удивительное взаимопонимание. Вот самые главные ключи к успеху брака. Джон — мой наперсник, задушевный друг и конфидент. Мы всегда с ним можем обсудить абсолютно все, без проблем. Быть открытыми и разговаривать, не скрывая никаких своих переживаний, страхов или озабоченности чем-то, — очень важно. Мы доверяем друг другу и заботимся друг о друге. И я думаю, это огромное преимущество в жизни, когда рядом есть человек, который понимает специфику вашей профессии. А вы, соответственно, понимаете все, что происходит в его работе. Мы знаем, что можем рассчитывать друг на друга — всегда, при любых обстоятельствах. И каждый из нас знает и чувствует, что его любят и ценят. Мы — свои люди, у нас нет тайн и секретов. Это прекрасно и удивительно. И означает, что мы можем вместе наслаждаться жизнью и верить в совместное будущее, которое строим с нашими детьми.

— Как вы познакомились?

— В ресторане в Лос-Анджелесе в 2008 году. Встретились на дне рождения общих знакомых. Я только-только купила себе квартирку в Лондоне и собиралась там жить вместе с сестрой. Даже не думала о переезде в Америку. Но постепенно все больше и больше моих вещей «переселились» в дом Джона. И неожиданно я оказалась жительницей Лос-Анджелеса. (Улыбается.) Мне кажется, так лучше всего — атаковать мужчину не в лоб, а мелкими шажками. Не подгонять сразу к его дому грузовик, набитый чемоданами. (Смеется.) Но я никогда не чувствовала себя своей в Лос-Анджелесе. Только после того, как мы решили перебраться в Нью-Йорк, у меня появилось ощущение, что я дома и мы нашли свое место в мире. Бруклин — прекрасный район, ничем не хуже Манхэттена. Зеленый, комфортный, небо видно, все рядом, машина не нужна. Люди совсем не интересуются знаменитостями, им как-то без разницы, кто их соседи, лишь бы были нормальные и хорошо себя вели. (Улыбается.) Даже не знаю другого такого места. Никто не останавливается и на тебя не пялится. Можно всюду ходить, водить детей в школу. Конечно, я бы хотела жить в Лондоне, обожаю англичан, скучаю по их легкомысленности, бесцеремонности и вежливой неучтивости. (Смеется.) Очень тянусь к ним здесь, в Америке. Вот пытаюсь уговорить Сиенну Миллер переселиться к нам в Бруклин. Рядом живет моя любимая актриса и подруга Эмили Мортимер. И мы дружим с Энн Хэтауэй и ее мужем. Еще с семьей Мишель Уильямс, они хоть и не британцы, но отличные ребята. (Смеется.) Мы часто собираемся вместе, и я готовлю мясо — ростбиф. Чисто английская забава. Пять-шесть часов длится это действо, пока мясо готовится. А вино открывают уже к полудню. В самом начале готовки. Те, кто не понимает всей прелести этого мероприятия, становятся нежеланными гостями. Потому что это не бранч! Надо потерпеть. (Смеется.) Джон тоже полюбил эту церемонию. Между прочим, он таким образом прошел проверку на прочность в гостях у моих родителей на воскресном обеде. Мой отец любит едва прожаренное мясо, его стейки всегда должны быть очень красные и холодные внутри. И Джон, несмотря на свое чисто американское отношение к способу готовки стейков — «средней прожарки, пожалуйста», — даже намека на протест не допустил, получив свой прак­тически сырой обед. (Смеется.)

— И наверняка муж обожает ваших с ним дочек... (Хэзел 7 лет, а Вайолет 4 года. — Прим. ред.)

— Да, он над ними трясется и «квохчет», с одной стороны, а с другой — гораздо более авантюрный родитель, чем я. Он может посадить Хэзел на багажник своего велосипеда и покатить с ней за спиной в какое-нибудь безумное путешествие. И потом они часами обсуж­дают, что видели и где побывали, хихикая и делая страшные глаза. Во время пандемии, когда мы сидели на карантине, девочки были нашим спасением. Они бегали и прыгали по всему дому, а мы думали о том, как их защитить от всего плохого и сделать так, чтобы в их жизни по-прежнему было море радости и счастья. Это была наша с мужем главная цель и соломинка, за которую мы держались... Мы с Джоном приохотились за это время к сериалам. Смотрели «Корону» с упоением. За три дня все серии проглотили. И потом чувствовали себя прямо обделенными. И что же нам теперь делать-то вообще? (Смеется.) Так всегда с сериалами бывает — стоит только полюбить какой-то...

— Девочкам понравилась ваша «Мэри Поппинс возвращается»?

— Ничуть. Недавно я услышала, как Вайолет просит Джона показать ей фильм о Мэри Поппинс. И он ее спрашивает: «Ты хочешь мамочкин посмотреть?» На что дочка твердо ответила: «Нет. С Джули Эндрюс». (В 1965 году британская актриса Джули Эндрюс получила «Оскар» за роль волшебной няни в фильме «Мэри Поппинс». — Прим. ред.) Так что неподражаемая Джули царит в нашем доме, а вовсе не я. Иногда девочки просят меня изобразить голос Мэри Поппинс, и всегда удивляются, как это у меня получается без ее костюма, зонтика и прочих атрибутов. Я, когда готовилась к этой роли, слушала записи голоса принцессы Маргарет, сестры нашей королевы, — у нее такая же точно четкая, быстрая речь, когда слова и все согласные звучат очень ясно и отчетливо. Хотя в принципе моя мама и все родственники так говорят. Ну я и не скрываю (пожимает плечами), что родилась и выросла в привилегированном и аристократическом семействе, где чтят английские традиции. Впрочем, иногда даже в нашем тихом и мирном Бруклине все-таки встречаются люди, которые при виде меня — в спортивных штанах и бейсболке — говорят своим детишкам: «А вот и Мэри Поппинс!» А дети обычно смотрят и качают головой: «Да какая это Поппинс! Еще чего выдумали!» (Смеется.)