«Когда Олега Павловича Табакова не стало, а Константин Богомолов ушел из театра, для меня что-то безвозвратно умерло, и это никак не относится к тому, как сейчас существует МХТ. Я пыталась в себе это побороть, но у меня, к сожалению, не получается», — говорит актриса Дарья Мороз.
— К шоу «Танцы со звездами» на телеканале «Россия», в котором вы приняли участие, сейчас приковано всеобщее внимание. Это один из немногих «живых» проектов в данный момент. И для зрителей, и для участников, многие из которых из-за карантина остались без работы в театрах и на съемочных площадках, «Танцы...» — огромная удача.
— Честно говоря, мне несколько лет подряд предлагали участвовать в шоу, но я каждый раз откладывала по разным причинам, в основном из-за занятости. У меня театр, съемки, продюсирование, дочь, в конце концов. Все требует времени, серьезной ответственности и полного погружения. А потом случился этот карантин, и мне еще раз позвонили, когда весь состав был практически сформирован: «Может быть, ты все-таки подумаешь?» Так наконец все сошлось.
— Ваша физическая подготовка на голову выше, чем у многих других, но это не значит, что на проекте вам легко. Что оказалось самым сложным?
— Я не могу сказать, что я с точки зрения танцев подготовлена лучше, чем многие другие. Я девушка крепенькая, спортивная, у меня тело быстро «собирается», но я никогда не занималась танцами, и у меня нет этого навыка, нет легкости, резкости, идеальной координации. Я перфекционистка и хочу, чтобы все было круто, как у лучших танцоров на лучших танцплощадках мира. Конечно, это невозможно. Но я очень стараюсь. Зрители в первую очередь обращают внимание на то, как выглядит номер. При этом сложные профессиональные вещи часто остаются недооцененными. Но ты делаешь это для себя, прыгаешь выше собственной головы. У нас совершенно уникальный режиссер и главный хореограф проекта — Родион Барышев, отличная команда им собрана. Святослав — прекрасный партнер, мы делаем какую-то очень творческую историю! Ну а самое сложное… Каждый номер сложный.
Это новый жанр, новая пластика, новая физическая нагрузка, мышцы болят, зажимаются, тело не хочет работать. На «Ледниковом периоде» было то же самое, только там еще мы все катались на коньках. Любой такой проект — это очень и очень тяжело. Адский труд. Представьте, что вы проводите пять часов в день на танцполе, в режиме постоянного движения, в режиме перегрузок. Но то, насколько нам интересно и весело работается, искупает все сложности. На любом другом этапе жизни, когда у меня много работы, я бы, конечно, не могла посвятить «Танцам...» такое количество времени, настолько погрузиться в процесс. Это удача — иметь возможность сконцентрировать все силы на одном проекте.
— В какой-то момент вы чуть не вылетели. Не верилось, что это может случиться, потому что вы со Святославом Герасимовым одна из самых эффектных пар в «Танцах...». А вы что почувствовали, когда шоу для вас чуть было не закончилось?
— Я не ожидала. Было очень обидно, ведь мы не показали даже трети того, что могли бы сделать. Мы со Святославом только-только начали чувствовать друг друга по-партнерски. Спортивные пары станцовываются месяцами и даже годами. А мы на том этапе работали всего только пару недель. Действительно было до слез обидно. Слава богу, для нас проект не закончился. Я благодарна и Андрею Малахову, который придумал запустить голосование, чтобы нас вернули в шоу, и каналу «Россия», который поддержал его в этом, и команде артистов и танцоров за поддержку, и жюри. Всем!
— Даша, у вас сейчас начинается новая жизнь. Я слышала, вы приняли решение не оставаться в труппе МХТ имени Чехова. Меня это расстроило, неужели нельзя будет увидеть вас в «Трех сестрах» или в «Мужьях и женах»?
— Я ни в коем случае не отказываюсь от своих спектаклей и буду их играть столько, сколько они останутся в репертуаре. Но при этом я действительно не готова оставаться в труппе театра. Так бывает, часть актеров играет спектакли на контракте… Когда Олега Павловича Табакова не стало, а Константин Богомолов ушел из театра, для меня что-то безвозвратно умерло, и это никак не относится к тому, как сейчас существует МХТ. Просто я 19 лет проработала в Художественном театре при Олеге Павловиче, к которому относилась и всегда буду относиться как к очень близкому и родному человеку. Я же с младых ногтей в театре, фактически была одной из первых молодых артисток, которых Табаков взял в театр, когда начал руководить МХТ.
Моя жизнь сложилась бы иначе, если бы я не поступила в Школу-студию МХАТ и если бы Олег Павлович не дал мне шанса работать сначала в «Табакерке», потом в МХТ и не доверял бы мне какие-то серьезные вещи. В начале третьего курса я дебютировала в «Ю» Евгения Каменьковича и почти сразу вышла на большую сцену Художественного театра с главной ролью в спектакле «Вечность и еще один день». И пока училась в институте, переиграла дикое количество ролей. Наверное, Олег Павлович мне действительно доверял, хотя я была совсем девчонкой. Даже когда сомневался, способна ли я в своем 24-летнем возрасте сыграть Настену в «Живи и помни» по Валентину Распутину, разрешил мне попробовать. Про это можно бесконечно говорить, и я даже малой части своих чувств не смогу передать, потому что это — Олег Павлович. Он всегда был для меня каким-то очень важным ориентиром — так же, как и для Кости (Богомолова. — Прим. ред.). Я думаю, что жизнелюбие, веселье, понимание того, что работа не останавливается ни на одну минуту, смелость, и «давайте не будем перекрывать кислород молодым», и открытость к новому в искусстве, даже если это не вполне близко и понятно, но очевидно талантливо, — это у меня от Палыча. И от Кости, который с ним был очень близок, дружил. У них была общая, очень доверительная энергия, и я этим питалась…
Последние пять-семь лет я очень много с Олегом Павловичем работала. У нас были и «Год, когда я не родился», и «Юбилей ювелира», и «Чайка», и съемки фильма «Гнездо глухаря». Это был непрерывный контакт. Мне сложно говорить про чувственные моменты, но когда ты играешь с Палычем сцену, ты физически ощущаешь какой-то мощный поток энергии, настоящее глубокое партнерское доверие и связь. Это крайне редко на театре бывает. Мне когда-то с Виктором Гвоздицким посчастливилось работать, это было сродни… Я очень скучаю по нашим спектаклям и по нашему трио с Олегом Павловичем и Натальей Максимовной Теняковой. Тоскую по этим временам!..
В момент ухода Олега Павловича какой-то этап моей творческой жизни закончился. Я пыталась в себе это побороть, но у меня, к сожалению, не получается. И я очень благодарна театру, что мне подарили роль Аркадиной в «Чайке» Оскараса Коршуноваса. Они понимали мое настроение и могли бы не предлагать мне эту историю, но — предложили! Для меня это было символично. Сделать за ухом татуировку в виде чайки и сыграть Аркадину на любимой основной сцене.
— Жизнь продолжается. И в карьере у вас — новый поворот. Во втором сезоне нашумевшего проекта «Содержанки» вы не только по-прежнему играете главную роль, но и стали продюсером.
— Да, но это не совсем новая история. Больше десяти лет назад я окончила Высшие курсы сценаристов и режиссеров по профессии продюсер. Дальше была большая история с «Живи и помни». Я мечтала получить права на экранизацию этого произведения Распутина, но не выходило. Потом был спектакль «Живи и помни». Распутину он понравился, и моя Настена в частности. После этого я права на экранизацию у Валентина Григорьевича получила. Условия — если Настену буду играть я и если он сам выберет режиссера из старшего поколения. Я предложила эту историю Рубену Дишдишяну, и вместе мы договорились с Александром Прошкиным. Фактически я сработала инициатором проекта и креативным продюсером, но в титрах это не зафиксировано…
У меня была сложная роль, и я этот момент как-то отпустила… А теперь просто горжусь, что благодаря мне в том числе эта великая повесть появилась еще и на киноэкране… С тех пор я активно работала в кино и в театре, а продюсирование откладывала. Я человек, вечно сомневающийся в себе. Думала: еще чуть-чуть, вот сейчас повзрослею, наберусь уверенности, опыта и справлюсь. Это же огромная ответственность, и нужно подходить к такому шагу здраво и уверенно. Потом были первые «Содержанки», и в один из финальных съемочных дней мы шли с Ирой Сосновой, нашим генеральным продюсером, на какое-то интервью, и я ей сказала: «Слушай, если вдруг у нас будет второй сезон, я бы попросила тебя взять меня в продюсерскую команду». И она ответила: «Да-да, давай я поговорю с Эдуардом Илояном (один из основателей видеосервиса START, который производит сериал «Содержанки». — Прим. ред.), и если он не будет против, я только рада». Потому что мы уже понимали, что второй сезон Костя (режиссером первого сезона сериала был Константин Богомолов. — Прим. ред.) вряд ли будет снимать. А я с ним много работала, понимаю его систему, язык и, наверное, могла бы быть полезна.
Ну вот, как-то так мы сговорились и начали писать второй сезон. Почти год продолжалась работа над проектом. Для меня это была настоящая большая учеба, я приобрела навыки работы с авторами, работы над текстами, работы на площадке со всеми, от реквизиторов до артистов и режиссера. Пришлось решать массу новых для меня задач, которые надо было еще соединять с моей актерской задачей. Конечно, это двойная нагрузка. Но сейчас мне продюсированием заниматься даже интереснее, чем актерской профессией.
— Что сказал ваш отец, режиссер Юрий Мороз, когда вы стали продюсером?
— То же самое, что он говорил и когда я еще не решалась взяться за это: «Тебе давно пора уже этим заниматься! Давай, работай! Бери проект, делай! У тебя есть опыт, мозг и характер — пора». Думаю, он очень доволен, что я все-таки решилась, справилась с какими-то своими страхами и неуверенностью. И мне кажется, он мной гордится. Мы с ним сейчас думаем об одном проекте, папа как режиссер, я как продюсер. И очень смешно было, когда мы устроили переговоры…
— Два Мороза.
— Да. Он смеялся: «Мы что-то в первый раз с тобой в такой ситуации». — «Но ты же сам хотел, чтобы я пошла в продюсирование». — «Да, но я не рассчитывал, что окажусь с тобой за столом переговоров. Это забавно…» Я всегда за творчество и за то, чтобы творческие, профессиональные, крутые люди делали крутое кино, и мне кажется, что папа именно такой человек. Я, как продюсер, могу быть абсолютно уверена в том, что у меня все в порядке на площадке, если режиссер — Мороз. То, как он работает, — это круто, это уровень, это сто процентов. Знаю, потому что сама у папы снималась. Были фильмы «Точка», «Женщины в игре без правил», «Дети Ванюхина», «Апостол», «Пелагия и белый бульдог», «Инквизитор», «Угрюм-река»…
— Как менялось отношение папы к вам как к актрисе?
— Папа с раннего моего возраста воспринимал и воспитывал меня как острохарактерную артистку. А я, как послушная дочь, на площадке его всегда слушалась. Во времена Школы-студии я днем училась, а вечерами дома папа устраивал мне лекции по профессии. По многу часов рассказывал свое понимание и разбирал тексты. Это было невероятно интересно. Мы с ним очень комфортно работаем, у нас нет никаких проблем, я его слышу, ему доверяю. Но когда я перешла в «актерский лагерь Богомолова», папе это не очень импонировало. Там совсем другая система актерского существования, она сильно отличается от того, как работает он сам. Хотя отец всегда с уважением это принимал.
— Я где-то читала, что отец не хотел утверждать вас в «Точке» на роль Мойдодырки, не видел вас в этой роли.
— Фантазируете? Где вы это вычитали?
— В вашем интервью…
— Нет, я никогда не говорила, что он меня совершенно не видел. Я так же, как и все, проходила кастинг, так же, как и Аня Уколова, как Вика Исакова, которые потом сыграли в фильме. Были разные варианты артисток на все эти роли. Поскольку это была история про трех девушек и мы все должны были работать в тандеме. Отец смотрел и складывал разные пасьянсы. На Мойдодырку было много вариантов по артисткам. Вероятно, ему казалось, что я не совсем подхожу… Не знаю… А еще у папы всегда есть такой момент: ну, дочку снимать — это вроде как неловко. Нормальная ситуация для всех киношных семей. Но я в какой-то момент по каким-то обрывкам его разговоров поняла, что те актрисы, которые ему интересны на эту роль, не готовы бриться налысо. А это был принципиальный момент, база роли! И я быстро приняла решение: побрилась и приехала. Тогда папа понял, что я действительно очень хочу это играть, и утвердил меня на роль… Даже не знаю, почему для артисток настолько сложно расставаться с волосами...
— Вам было легко?
— Абсолютно! Знаете, я человек, готовый на эксперименты с внешностью, потому что для меня актерство — это игра, перевоплощение. Если какая-то крутая роль, то почему бы и не произвести со своей внешностью какие-то изменения. Голливудские звезды в этом смысле гораздо смелее.
— Ваши родители — Юрий Мороз и Марина Левтова — люди уникальные. Талантливые режиссер и актриса. Кажется, у вас не было иных вариантов, кроме как пойти по их стопам. Творческая атмосфера, интересное окружение, образ жизни обычно захватывают, и ребенок не представляет другой жизни.
— Да! У меня было киношное развеселое детство. Родители никогда не ограждали ни от компаний собственных друзей, которые часто собирались в доме, ни от фестивалей, ни от съемочных площадок. Школу я часто пропускала, и это было как-то нормально, мама всегда освобождала меня от школы и брала с собой, когда отправлялась в очередную экспедицию. Я росла таким «сыном полка», и это было классно, весело, интересно. В то же время мама была достаточно строга в смысле воспитания, она всегда контролировала, чтобы я не впадала ни в какую экзальтацию, не кичилась тем, что я актерский ребенок, и так далее. На самом деле классное у меня было детство. Со мной всегда достаточно по-взрослому общались, и это, наверное, правильно. И я так же общаюсь со своей дочерью… Что касается профессии, конечно, я с детства слышала все эти разговоры, и мои родители, как ученики Герасимова, всегда были за самую высокую планку в искусстве, «по гамбургскому счету». И это, конечно, я впитала. Когда решила стать артисткой, они не очень были рады, рассказывали про сложности профессии, про сломанные судьбы. Это все артисты-родители говорят своим детям.
— Я уверена, ваша дочка тоже хотела бы сниматься в кино. Но вы, я так понимаю, ее не пускаете?
— Недавно она проходила пробы, но сама отказалась сниматься. Это короткий метр, достаточно серьезный, страшный, и Аня сказала: «Нет. Я не хочу сниматься в такой мрачной истории. Если бы было что-то веселое, я готова». Думаю, она все равно двинется куда-то в нашу с Костей сторону, потому что она очень артистичный, креативный, творческий персонаж, и, скорее всего, этой судьбы мы тоже не избежим.
— Но Аня серьезно занималась теннисом, и, насколько я знаю, вы даже рассматривали вариант уехать в Европу, чтобы она там имела возможность развиваться как профессиональная спортсменка. Сейчас эта история закрыта?
— Да. Аня просто занимается теннисом, но у нее совершенно нет спортивной злости, которая есть даже у меня. У дочери другой характер, она самодостаточный человек, созерцатель, и профессиональный спорт — это, как оказалось, не ее. А я не та мамаша, которая готова бить ребенка палкой, чтобы он давал результат. Но она классно играет в теннис и продолжает заниматься, просто меньшее количество часов в неделю. Сейчас ее интересуют другие вещи: танцы, вокал, живопись. Ну и пусть делает то, что ей приносит радость и удовольствие.
— Как вы с Аней любите проводить свободное время?
— Мы ходим в кино, в гости, просто тупим вместе около телевизора, смотрим какой-нибудь фильм, играем с нашим котом или едем к папе за город, чтобы она потусовалась с Варей, моей младшей сестрой. В общем, мы весело проводим время. Если я еду куда-нибудь на гастроли, например в Питер, я ее часто с собой беру, чтобы она немножко развеялась. Осенью Аня со мной летала в Китай и в Англию, в Лондон, было очень круто. Она мечтала год или два об этих странах, и случайным образом все совпало. Но больше всего мы с ней любим съездить вдвоем в Германию или в Латвию.
— В одном из изданий я читала ваш личный путеводитель по Берлину, очень увлекательно. Мне кажется, этот город на вас сильно влияет, даже эстетически… Насколько я понимаю, немецкий театр вам близок? Немцы очень смелые в смысле телесности. В русском театре все по-другому.
— Что касается немецкого театра, да, конечно, я на него очень ориентирована. Это во многом связано с Костей, потому что он привил мне любовь к немецкому театру, к польскому театру. Там определенный способ существования артистов, определенная энергия, она немножко совпадает с энергией японского театра кабуки… А какие потрясающие мелодика и энергия заложены в немецком языке, который я учила, и надеюсь, что когда-нибудь смогу на нем свободно разговаривать. Аня на нем разговаривает абсолютно свободно, как на втором родном. Мне это все очень нравится, и, наверное, в какой-то другой жизни я могла бы быть артисткой немецкого театра, допустим «Берлинер ансамбля»… Что касается самого Берлина, я его обожаю, для меня это совершенно необыкновенный город по степени свободы, расслабленности, концентрации искусства и творчества на квадратный метр.
Я первый раз была в Берлине, когда вышла картина «Живи и помни». Мы достаточно много ездили по фестивалям с Александром Анатольевичем Прошкиным. И они с Михаилом Калатозишвили, покойным (он тогда привез на фестиваль свой последний фильм «Дикое поле»), показывали мне город. Мы жили в совершенно потрясающей гостинице, откуда ходили гулять втроем — Александр Анатольевич в длинном аскетичном сером пальто и кепке советского стиля, а Миша в какой-то очень «расслабленной» куртке. Помню, тогда Берлин мне показался, с одной стороны, очень холодным, а с другой — очень родным, потому что два потрясающих человека открывали мне его. А потом, когда через несколько лет мы уже с Костей оказались в Берлине, город был теплым, зеленым, наполненным воздухом и дождем, какой-то жизнью невероятной. И тут я безвозвратно влюбилась в Берлин и с тех пор нежно его люблю, часто там бываю, и это для меня такое место силы.
— А еще Латвия?
— Да. Аньке тогда было года три, Костя в совершенно замечательном театре в Лиепае ставил спектакль, и мы часть лета просидели там все втроем. Это город на море. Такая смесь Европы с Советским Союзом, и это рождает теплое ощущение. Правда, сначала мне было скучно, я бесконечно гуляла с ребенком, кстати, там для этого все условия, а потом, где-то через месяц, я поняла, что мне хорошо в этой Лиепае: такое там классное море, этот белый песок, этот парк приморский… Теперь я достаточно часто туда езжу и уже какое-то количество друзей там завела. Недалеко Юрмала. Там много своих, и летом всегда есть к кому поехать, у кого побыть. Анька каждое лето по месяцу сидит в Латвии. Если у нас с Костей какой-нибудь острый съемочный период, то отправляем ее с няней, а сами по очереди приезжаем к ним в выходные.
— Скажите, а Москва — это энергетически ваш город? Что вы в ней любите?
— В Москве я люблю муравейник, этот бешеный ритм, к которому привыкла. Наверное, мне было бы сложно жить где-то еще, потому что я сама человек очень моторный, бесконечно движущийся вперед и не желающий останавливаться. В этом смысле мы с Москвой друг другу соответствуем. Хотя, конечно, все проблемы большого города, в котором скапливается дикое количество лишней энергии, я ощущаю, но как-то с этим живу, привыкла и нахожу способы расслабляться, отстраняться от этой суеты — запираюсь дома, переключаюсь… Могу просто сидеть в телефоне и убивать дракончиков, или собирать пазлы, или читать что-нибудь в тишине вечером. Зажигаю свечи, благовония. У меня бесконечно свечи горят дома, они как-то меня умиротворяют. В общем, мой дом — моя крепость.
— На карантине многие оказались заточенными в этой своей крепости… Скажите, что вы сделаете в первую очередь, когда режим самоизоляции будет снят?
— Я сразу полечу в Берлин!
— Я почему-то так и думала.
— Понимаете, сейчас у меня такой странный карантин, потому что я-то работаю. С одной стороны, вроде бы все остановилось. Многими проектами можно заниматься только удаленно, в онлайн-режиме, мы комментируем сценарии и так далее. Какие-то съемки, которые должны были начаться, притормозились или отложились. Театр не скоро откроется. Но я все равно при деле — ежедневно тренируюсь, у меня репетиции. Я в бешеном ритме подготовки номеров на каждую неделю для «Танцев...», и это все нервно, стрессово. Я этому рада, потому что мне очень сложно ничего не делать, это для меня просто катастрофа, я начинаю сходить с ума. Если бы не было танцев, я бы, наверное, уехала в деревню Глушь под Псковом и сидела бы там, все равно у ребенка онлайн-обучение. Там старый дом маминых родителей на берегу озера, и мы с папой и Анькой любим туда приезжать. Когда проект закончится или мы из него вылетим, я, наверное, сразу посажу Анну, собаку и кота в машину и повезу в деревню, буду наслаждаться тишиной и природой.
— Надеюсь, что вы все-таки останетесь до конца в «Танцах...».
— Я тоже надеюсь. Я получаю большое удовольствие от этого шоу. Убеждена: чем больше у артиста профессиональных навыков, тем круче. Голливудские звезды, которые и поют, и танцуют, и в мюзикле органичны, и в драме, меня восхищают. У нас Любовь Орлова была универсальной артисткой, одной из немногих за всю историю нашего кинематографа, и то, что она делала, было грандиозно. Поэтому, как бы ни закончился проект, для меня это прежде всего получение очень важного, очень серьезного профессионального навыка, который мне, конечно, пригодится. В «Ленинград Центре», например, я играю спектакль, который называется «Портфолио», и я там и танцую, и пою, и читаю монологи Мейерхольда. Думаю, после проекта «Танцы со звездами» я буду гораздо лучше там существовать. Получить профессиональное умение танцевать — для меня очень важно.
