Александр Галибин: «И тогда я начал жизнь с нуля»

Актер и режиссер видел свет в конце туннеля и ездил в Сибирь, чтобы проверить себя.
Татьяна Зайцева
|
08 Мая 2009
Фото: Марк Штейнбок

«Мне довелось увидеть и тот самый пресловутый черный коридор, и свет в конце туннеля… Пережил это, прочувствовал в полной мере. А когда очнулся, посмотрел на все — и на мир наш, и на свою жизнь в нем, и на себя самого — совершенно другими глазами. И стало мне после этого жить гораздо труднее, чем прежде», — рассказывает актер, режиссер и художественный руководитель Драматического театра имени Станиславского Александр Галибин.

— Александр, среди многих других ролей вам довелось воплотить на экране трагические образы булгаковского Мастера и последнего русского императора Николая II.

Скажите, в реальной жизни вы испытывали эмоции, сопоставимые по силе, по страстности с теми, что пережили ваши герои?

— Не в такой степени, конечно, но все-таки — да, доводилось. Были моменты, когда я буквально оказывался на грани жизни и смерти. Скажем, через два дня после завершения съемок «Мастера и Маргариты» мы с женой отправились к моей маме поздравить ее с 8 Марта. Ехали по набережной с совсем небольшой скоростью по совершенно пустой трассе. И вдруг нас подрезал словно из-под земли вырвавшийся «жигуленок». В то время, пока наша машина делала множественные кульбиты, в результате которых вылетела далеко за обочину, мы не успели даже осознать, что случилось.

Поняли и ощутили весь ужас произошедшего чуть позже — когда с трудом выбрались из нее и увидели, во что она превратилась. Это была груда металлолома. Восстановлению автомобиль не подлежал. Самое поразительное, что мы оба остались целы, даже не поранились. Судьба… Еще одну трагическую ситуацию пришлось пережить в 82-м году. Не хочу обозначать медицинские подробности, да и не в них дело. Суть в том, что я вдруг, без всяких предисловий, потерял сознание. Как потом выяснилось, надолго: ничего не помню — ни «скорой помощи», ни больницы, ни операции… Только одно ощущение осталось в памяти — то самое, о котором рассказывают многие люди, оказавшиеся в аналогичной ситуации: очень долго я шел по черному туннелю и, наконец, в конце его увидел яркий свет. Отчетливо видел это белое пространство, в которое вот-вот должен был войти.

Но так и не смог до него дойти, потому что оттуда словно бы был послан сигнал: «Нет, пока ты не должен входить сюда, кое-что тебе еще предстоит сделать в своем мире...» Когда отошел от наркоза и понял, что живой, стал смотреть на все иначе, не так, как прежде. Было чувство, что все началось заново. Много навалилось размышлений — о жизни, о событиях, которые происходили со мной в разные периоды, об отношениях с людьми. Началось осмысление совершенных ранее поступков. Кстати, вся эта история произошла со мной 9 июля, в день рождения моей старшей дочери — ей тогда исполнилось 4 года. Такое совпадение тоже наводило на раздумья. Я не мог все мысли внятно сформулировать, но стало очевидно: случившееся со мной — не просто какое-то физическое недомогание, а знак свыше.

Постепенно пришло осознание того, что мне очень крупно повезло, а стало быть, оставив меня в живых, Судьба дала какой-то шанс. И тут же возник вопрос: что это за шанс, что же делать дальше? Разумеется, выйдя из клиники, я не изменил в одночасье свою жизнь. Просто во мне самом очень многое изменилось, и жить дальше стало сложнее. Появилась четкая убежденность: раз мне дан такой сильный сигнал, значит, раньше я что-то делал не так. И это стало толчком. Не случайно Михаил Афанасьевич Булгаков, которого я обожаю, написал фразу «Кирпич ни с того ни с сего никому и никогда на голову не свалится». Абсолютно с ним согласен. Просто так в жизни ничего не бывает, и все происходящие события человек должен воспринимать именно как знаки. Безусловно, не стоит обращать внимание на кошку, перебежавшую дорогу, это не есть знак.

Саша с мамой Раисой Георгиевной и отцом Владимиром Александровичем. 1959 г.
Саша с мамой Раисой Георгиевной и отцом Владимиром Александровичем. 1959 г.
Фото: Фото из семейного альбома

Нужно отличать народные приметы от сигналов, посылаемых Судьбой или некоей субстанцией, о которой мы ничего не знаем, но которая конечно же существует.

— Так вы изменили свою жизнь?

— Не сразу, на это ушло несколько лет. И все эти годы ощущение, что надо что-то поменять, меня буквально преследовало. Раньше я жил как бы в потоке — семья, домашние обязанности, съемки в кино, игра в театре. Но со временем в моей жизни все стало меняться: из дома я ушел — оставив там все, поселился у друга в кладовке и начал жизнь практически с нуля. И с актерской профессией решил распрощаться, хотя решение это далось нелегко — уехал в Москву и поступил учиться на режиссерский курс к Анатолию Александровичу Васильеву (а ведь раньше и в мыслях не было, что стану режиссером).

Эти четыре года учебы — с 88-го по 92-й — были потрясающими, хотя по сути своей страшное время. В стране разруха, на продукты введены талоны, все полуголодные, а мы самозабвенно репетируем в подвале на улице Воровского. Я постигал режиссуру! И это была совершенно счастливая студенческая жизнь. А после завершения учебы я начал воплощать свои новые знания на практике — не в антрепризах, а в репертуарных стационарных театрах. Очень много ставил спектаклей и в России, и в Европе. А в кино не снимался, от предложенных ролей отказывался. И в итоге про меня просто забыли, да я и сам себя как актера практически потерял — не хотелось мне выходить на съемочную площадку. И вдруг Глеб Анатольевич Панфилов вспоминает о том, что есть такой артист Галибин, и зовет меня на роль Николая II в картину «Романовы.

Венценосная семья». Считаю это чудом, поскольку с этим режиссером я встречался и разговаривал всего один раз в жизни, после чего мы не виделись 15 лет. Конечно же я поехал — когда зовет такой большой Мастер, ни вопросов, ни сомнений не возникает. Поразительно то, что получил я приглашение приехать на пробы в момент, когда сам делал спектакль «Сказание о царе Петре и убиенном сыне его Алексее» по пьесе Горенштейна «Детоубийца». То есть занимался изучением трагической истории династии Романовых. Кстати, мои обширные знания о государе во время съемок были лишними, они мешали режиссеру. Глеб Анатольевич очень мучился со мной, поскольку у меня ничего не получалось с той трактовкой роли, которая виделась ему. Но он все-таки сделал то, что задумал. Он был нашим папой, и мы все, члены съемочной группы, шли за ним как дети.

Безумно благодарен ему за это огромное событие в моей жизни. И за то, что благодаря участию в этом фильме я снова поверил в себя как в актера. Меня опять стали приглашать в кино, и почему-то мне снова захотелось заниматься этим делом. Не ради денег, просто интересно стало: ощутил стремление к диалогу — между режиссером и актером, с миром, с самим собой. И, представляете, именно в этот период Владимир Бортко делает мне неожиданное предложение. «Хочешь сыграть Мастера?» — спрашивает. Ну как вы думаете, мог ли я сказать «нет»? Разумеется, ответил: «Да, тут и думать нечего, я согласен». И уже через неделю начал сниматься. Опять же не сразу все у меня стало получаться, и режиссеру, так же как и мне, пришлось помучиться. Ну что ж, это ведь и есть то мучение, ради которого мы работаем в этих профессиях.

Фото: Марк Штейнбок

— Несмотря на знаковость этих фильмов, все-таки судьбоносным для вас стал «Трактир на Пятницкой», ведь именно после него Галибина узнала вся страна. Каким образом вам так повезло?

— Я тогда заканчивал четвертый курс ЛГИТМиКа. Но на самом деле мне посчастливилось прикоснуться к миру кино еще раньше — на втором курсе института я снялся у Семена Давидовича Арановича в картине «...И другие официальные лица». Главную роль там играл Вячеслав Тихонов, а я был его сыном-разгильдяем... А в «Трактир на Пятницкой» вообще не знаю, как попал. Просто второй режиссер посмотрел наш институтский спектакль «Тиль Уленшпигель», где я играл короля, и позвал меня на пробы. К этому времени съемки картины уже начались, при том что главного героя не было, хотя на роль вора-карманника Пашки-Америки перепробовалась, по-моему, вся Москва.

Мне невероятно повезло — я оказался последним, Александр Михайлович Файнциммер меня утвердил. Конечно, я был абсолютно счастлив. В съемки вложил все свое сердце, всю свою молодость, азарт. Премьеры ждал с диким нетерпением. И когда, наконец, она прошла, мир для меня словно перевернулся. Популярность обрушилась как снег на голову. Говорят же, бывает, что человек просыпается знаменитым — вот это был я. Все в моей жизни изменилось: везде пропускают без очереди — причем сами предлагают, я, честное слово, никогда не просил, на улице обращаются как к старому знакомому, в театре — а я уже работал в Театре имени Комиссаржевской — встречают аплодисментами, роли появились… В общем, всеобщее расположение. Между прочим, даже от представителей криминальных структур.

Помню, снимался в картине «Мужество» в Комсомольске-на-Амуре, так там ребята, уже отсидевшие свое, бесконвойные, приглашали к себе в гости — пообщаться. Мы выпивали, вели разговоры за жизнь. Серьезные, кстати, авторитеты. Они говорили: «Пашка, старик, знай: ты у нас по тюрьмам человек уважаемый. Так что по улицам можешь спокойно ходить, тебя никто не тронет». Вот такое было время… Но оно ушло, и я не ностальгирую по нему. Вспоминаю скорее как анекдот, потому что к своей персоне и сейчас, и тогда относился с юмором и иронией. А к известности? Мама мне всегда говорила: «Саша, во всех жизненных ситуациях ты должен быть правдив по отношению к себе. Всегда относись к себе реально, спокойно, ни при каких условиях не зазнавайся. Никому не завидуй и не делай зла. Стой крепко на земле, но не воображай больше того, что ты есть на самом деле.

Самое главное — твое внутреннее человеческое достоинство, а не то, что к тебе приходит извне. Потому что Бог что-то дает, Бог может и забрать, так что зацикливаться на этом не стоит». Вот я и не зацикливался, а просто шел дальше.

— Мама воспитывала вас одна?

— Нет, вместе с папой. Слава Богу, они оба живы, здоровы, им уже по 80 лет. Не могу говорить про родителей спокойно, потому что они на самом деле необыкновенные люди. Пережили блокаду. У папы в бомбежке, в первые же дни, погибли мать и отец, и он, 9-летний мальчик, остался один с братом семи лет. Всю зиму вдвоем перебивались по подвалам, выжили чудом. Нашли их весной, стали переправлять через Ладогу, так баржу, на которой они ехали, разбомбили.

«Едва мы познакомились, меня пронзила абсолютно четкая мысль: хочу, чтобы эта женщина была рядом со мной. Всегда. Казалось бы, странно — взрослый мужчина, за плечами два брака, что за спонтанность?.. Но есть то, что не подлежит анализу»
«Едва мы познакомились, меня пронзила абсолютно четкая мысль: хочу, чтобы эта женщина была рядом со мной. Всегда. Казалось бы, странно — взрослый мужчина, за плечами два брака, что за спонтанность?.. Но есть то, что не подлежит анализу»
Фото: Марк Штейнбок

Брат погиб, батя остался один. Его отдали в детдом, потом было ремесленное училище… Словом, тяжелая жизненная эпопея. И мамина судьба не легче. Ее отец тоже погиб в первые же дни войны, защищая город. И они с мамой и маленьким братом всю эту жуткую блокадную зиму провели в городе. Потом их эвакуировали в Сибирь, в Омск… Познакомились родители в Ленинграде, на танцах. Папа человек творческий, на гармошке, на гитаре играл, пел хорошо, был невероятно обаятелен и привлекателен — на молодого Бельмондо похож. Но за мамой ему пришлось ухаживать долго — у нее, как она говорит, был изрядный выбор. И все-таки пленилась батей. Мама отработала 40 лет на одном заводе, чуть ли не у одного станка, а отец трудился на «Ленфильме», потом на «Леннаучфильме». По специальности он был плотник, в кино это называется декоратор-постановщик.

Иногда брал меня с собой в киноэкспедиции. Одна запомнилась очень хорошо. Недавно, встретившись с Юрским, я сказал ему: «Сергей Юрьевич, хочу вернуть вам свое детское воспоминание. Мне было 6 лет, когда вы снимались в Павловске в картине «Крепостная актриса». А я там был с отцом. Помню, как вы, Евгений Леонов и Тамара Семина, которой я еще на съемках «Трактира на Пятницкой» это воспоминание вернул, катали меня на санях, на тройке. Вы никогда этого не припомните, но важно, что этот замечательный эпизод не забыл я».

— Должно быть, насмотревшись на артистов в роскошных костюмах, вы и определились с выбором профессии, наверняка ведь зародилось стремление к красивой жизни?

— Никогда у меня этого не было. Другое дело, что какие-то элементы творчества, да и коммуникабельность, видимо, были все-таки заложены папой. В нашей комнате в коммуналке часто организовывались семейные вечера, на которые собиралось много людей, и всегда было очень весело. И вот это замечательное ощущение праздника, творчества сохранилось во мне до сих пор. Вообще время моего детства — 60—70-е годы — несмотря на все бытовые и социальные трудности, было очень хорошим. Мне просто повезло, ведь мы жили в районе Малая Охта — далеко не самом спокойном в Питере, если не сказать — самом неспокойном. И были там дворовые компании, и разборки в них с серьезными драками, но как-то все такого рода неприятности мне удалось избежать. Наверное, все-таки потому, что родители вложили в меня какие-то другие ценности. Колоссальным открытием в жизни, просто на уровне разорвавшейся бомбы, для меня было открытие чтения.

Очень рано, лет в пять, научившись читать, я читал запоем все подряд, везде, где только возможно: в туалете, на кухне за едой, ночью под одеялом при фонарике... И еще, чему научили меня родители и за что я им очень благодарен — это не бояться никакого труда, начиная с самой черной работы. Труд в нашей семье считался абсолютно нормальным явлением. Я сам все время что-то делал, никогда не сидел на месте. Помимо домашних обязанностей занимался пением, танцами, акробатикой, боксом, фехтованием, моделированием, ходил в разные кружки: радио-, слесарный и даже вышивания и макраме. Сам выбирал себе увлечения, никто меня не направлял. И в результате такого отбора каким-то чудом попал во Дворец пионеров, в Театр юношеского творчества — совершенно замечательное место, из которого, кстати, вышло очень много талантливых людей, среди них, к примеру, Лев Абрамович Додин.

Дочери Александра Владимировича Маша и Ксюша с его мамой Раисой Георгиевной
Дочери Александра Владимировича Маша и Ксюша с его мамой Раисой Георгиевной
Фото: Фото из семейного альбома

ТЮТ — это такое братство детей, где мы все делали сами — ставили и вели спектакли, рисовали макеты, изготавливали декорации, монтировали их, выпускали стенгазету, фотографировали, убирали. Короче говоря, после того, как в 11 лет я попал в этот мир театрального творчества, все остальное для меня уже перестало существовать. Разумеется, вопрос, куда поступать, передо мной не стоял. Я сразу пошел в ЛГИТМиК, но с первого раза не поступил. И мы с другом, тоже не поступившим, устроились в изыскательскую партию, занимавшуюся прокладкой новой железнодорожной ветки. Короче, стали первопроходцами — бегали с линейкой по просекам, вымеряли расстояние. И вот так — то на паровозе, то на каких-то попутках, но в основном пешком, по болотам, прошли от Петрозаводска до Кандалакши…

Потом я поработал монтировщиком в учебном театре на Моховой, оттуда пошел на завод ЛОМО, где получил разряд слесаря, и наконец поступил-таки в ЛГИТМиК в мастерскую Рубена Сергеевича Агамирзяна. Студенчество — это особенное время. Особым было все: атмосфера, встречи, знакомства, общение с выдающимися, просто великими педагогами, первая влюбленность...

— Перешедшая в брак?

— Да, на втором курсе я женился. Как-то быстро так — бах, и мы с сокурсницей расписались. Через три года Машенька родилась — старшая моя дочка. Когда ей было 13 лет, мы с женой окончательно расстались. Никаких особенных причин не было, просто пути наши разошлись — говорю же, меня словно преследовала потребность перемен.

Трудное было время, ведь разрушение семьи — это все-таки серьезная трагедия, и прежде всего для ребенка. Конечно, всем было тяжело. У меня осталось ощущение, что я многое недодал дочке. Так и есть, бесспорно. Но все-таки со временем, когда Маша выросла, она все поняла. Слава Богу, мы сумели найти с ней общий язык. И я очень благодарен ей за ее мудрость. Дочь тоже окончила театральный институт, но потом профессию оставила и сейчас занимается только ребенком. У нее своя семья, мы все прекрасно общаемся. Моя внучка дружит с моей второй дочкой, Ксюшей, и у жены, Иры, сложились очень хорошие отношения с Машей. Ходим друг к другу в гости, в театрах вместе бываем, на одной даче живем сообща.

— С вашей женой, актрисой Ириной Савицковой, вы встретились вскоре после ухода из семьи?

— Нет, гораздо позже. Я тогда уже состоял во втором браке, правда, к тому времени совершенно формально — после пяти лет совместной жизни мы со второй женой, окончательно решив расстаться, вместе уже не жили, хотя официально еще не развелись. Ира, кстати, тоже была замужем. Но вот ведь как все получилось — опять же вмешалась Судьба. Познакомились мы в СТД. Я читал там лекцию о современной драматургии. Она пришла послушать. Опоздала. Вижу: входит необыкновенно красивая женщина и садится как раз на то место, где прежде сидел я. Закончив свое выступление, я присел рядом с ней. Разговорились, познакомились и… Вдруг меня пронзила абсолютно четкая мысль: хочу, чтобы эта женщина была рядом со мной.

Всегда. Это — мой человек. Казалось бы, странно — взрослый мужчина, за плечами два брака, что за спонтанность? Не объяснишь этого. Есть то, что не подлежит анализу. Как говорится, так совпали звезды. Бог свел… А дальше начались бесконечные сложности и испытания. И из-за наших разводов, и из-за того, что Ира младше меня на 18 лет, а стало быть, наши отношения совсем не возрадовали ее родителей, близких, — все воспротивились. Плюс ко всему нам с ней очень часто приходилось расставаться: я надолго уезжал ставить спектакли, Ира периодически — на гастроли. Наши графики не совпадали, мы жутко скучали друг по другу, постоянно созванивались... Однажды, помню, я прилетел в Финляндию, а Ира возвращалась через хельсинкский аэропорт из Америки. И мы увиделись, но пообщаться могли только с помощью мобильных телефонов и знаками через стекло, разделяющее зоны прилета и отлета.

«Очень долго я шел по черному туннелю и, наконец, в конце его увидел яркий свет. Вот-вот я должен был войти в это белое пространство, но так и не смог — оттуда словно бы был послан сигнал: «Нет, пока ты не должен входить сюда»
«Очень долго я шел по черному туннелю и, наконец, в конце его увидел яркий свет. Вот-вот я должен был войти в это белое пространство, но так и не смог — оттуда словно бы был послан сигнал: «Нет, пока ты не должен входить сюда»
Фото: Марк Штейнбок

В другой раз Ира приехала ко мне в Польшу буквально на несколько часов, чтобы только повидаться… В общем, не было у нас радужного, светлого пути. И начинали мы все с нуля, всего добивались сами... К счастью, Ирина — человек очень мудрый и терпеливый, умеющий создать атмосферу, которая оберегает, защищает, греет семью. Поверьте, моя жена — совершенно удивительная женщина. Не каждая поедет за сумасшедшим мужчиной, решившим отправиться в Сибирь, причем только потому, что ему захотелось проверить себя. А она сказала: «Я поеду с тобой. Где будешь ты, там буду я». При том что в тот момент мы с ней еще не были расписаны. При том что ее карьера в Театре Ленсовета шла в гору — на нее ставили спектакли. При том что ей пришлось преодолевать отговоры знакомых, сопротивление родителей, которые страшно переживали за дочь.

При том что ехали мы в неизвестность. Все называли ее декабристкой, ненормальной. Конечно, и я пытался ее отговорить. Но, знаете, есть ситуации, когда человек сам себе отвечает на какие-то вопросы и переубедить его невозможно. Женщины ведь в судьбе мужчин не случайны, они ведут их, управляют ими, совершают ради них поступки. Я имею в виду истинных женщин. Так вот Ира, как мне кажется, очень правильно понимает позицию женщины по отношению к мужчине. И выбор свой она сделала, исходя из природной мудрости и интуиции, хотя и была тогда совсем юной. Но, как показала жизнь, все она сделала правильно. Мы с ней никому ничего не доказывали. Просто проживали нашу жизнь, шли своим путем. Разумеется, перед отъездом в Новосибирск мы обвенчались — в Федоровском Государевом соборе, который находится в Царском Селе.

И конечно же штампы в паспортах поставили — иначе в качестве кого Ира поехала бы со мной: подруги жизни или просто актрисы?

— А для чего вам понадобилось ехать в Сибирь? Вы же ставили спектакли во многих российских и европейских театрах, а значит, не испытывали недостатка в режиссерской работе. Так зачем надо было взвалить на себя руководство новосибирским театром «Глобус»?

— Сначала я поехал в Новосибирск как приглашенный режиссер, ставить спектакль «Плачевная повесть о Дон-Кихоте Ламанчском». В процессе работы поступило предложение возглавить этот театр. А у меня в голове бродило много интересных идей, было огромное желание их осуществить, к тому же хотелось понять: могу ли я вообще быть руководителем театра?

Поэтому и согласился. Но, повторяю, самое главное то, что согласилась Ира. В результате мы вместе и проработали там три необыкновенно интересных года. И суть этого этапа жизни была не в денежном богатстве — ничего мы там особенно не заработали. Просто жили очень насыщенно, нас уважали, любили, мы приобрели настоящих друзей. Ира играла в театре и вела курс в театральном училище: она же окончила две аспирантуры — по актерскому мастерству и по сценической речи. А я, не прерывая работы в «Глобусе», ездил еще ставить спектакли в Петербурге, в Москве, с Валерием Гергиевым сделал очень большой проект в Нидерландах. А потом Валерий Владимирович Фокин предложил мне поработать вместе с ним в Александринском театре: он — как худрук, а я — как главный режиссер.

Конечно, я согласился, ведь Александринка — не чужая мне сцена, там уже шли пять моих спектаклей. И два года я пробовал себя в этом новом качестве. Ну а в прошлом году опять возникло потрясающее предложение — стать художественным руководителем Московского драматического театра имени Станиславского. Согласитесь, странно же было сказать: «Нет, я не хочу». Тем более что это было бы неправдой. Конечно, я понимал, что все тут будет непросто, но это как раз и привлекало. И я переехал в столицу. Причем — открою секрет — когда пришел сюда, многие мне говорили: «Ты — камикадзе». Ведь к этому замечательному театру с богатейшей историей в последнее время было очень странное отношение — писали, что он находится в плачевном состоянии, переживает смутные времена, его словно бы занесли в черный список, что, на мой взгляд, совершенно неправильно.

— Так вы надеетесь изменить театр, восстановить его репутацию?

— Изменение театра — длинный процесс, иногда на него уходит целая жизнь.

С Анной Ковальчук в сериале «Мастер и Маргарита». 2005 г.
С Анной Ковальчук в сериале «Мастер и Маргарита». 2005 г.
Фото: Фото предоставлено телеканалом «Россия»

И начинать анализировать некие серьезные результаты можно только через несколько лет. Я пришел не разрушать, а создавать — так, как я это понимаю, как умею. Хочу, чтобы среди зрителей было больше молодежи. Поэтому первым сделал спектакль «Я пришел», где, как мне кажется, есть абсолютно открытый диалог с сегодняшними молодыми людьми по проблемам взаимоотношений детей и родителей, близких людей, любимых. Например, мне рассказали, что после этого спектакля сын впервые за 16 лет подал пальто уходившей на работу матери, сказав при этом: «Мама, ты мне очень дорога.

Хочешь, провожу тебя?» Хорошо, что человек почувствовал что-то такое, что раньше проходило мимо него. Потом я сделал более сложный, философский спектакль — «Аварию» по умной и стильной пьесе Дюрренматта, а совсем недавно в репертуар вошла искрометная комедия Гольдони «Бабьи сплетни». В общем, работа идет полным ходом, кручусь как белка в колесе. Каждый день прихожу в театр в полдесятого утра и ухожу в одиннадцать. И выходных у меня нет, и живу на съемной квартире без привычных комфортных условий, и в Петербург езжу крайне редко, и семью практически не вижу. Но что поделать, я очень люблю театр, и мне нравится заниматься тем, чем я занимаюсь. Кстати, сейчас еще буду актерский курс набирать в театральном училище имени Щукина.

«Женщины в судьбе мужчин не случайны, они ведут их, управляют ими, совершают ради них поступки. Я имею в виду истинных женщин. Ира — из них»
«Женщины в судьбе мужчин не случайны, они ведут их, управляют ими, совершают ради них поступки. Я имею в виду истинных женщин. Ира — из них»
Фото: Марк Штейнбок

— Так что же, жена с дочкой остались в Санкт-Петербурге?

— Ира пока играет в Театре имени Ленсовета, и у нее там довольно много ролей, но, конечно, со временем она переедет в Москву. И, разумеется, будет работать вместе со мной. А как же иначе? Я считаю, что это абсолютно нормально. Ну а пока ей приходится периодически ездить туда-сюда. А Ксюша то мотается с ней, то остается с нянями, которые постоянно меняются.

— Не скучаете по своей изумительной, уютной питерской квартире?

— Действительно, она у нас хорошая. Мы с Ирой много в нее вложили — не только средств, но и души. Там все сделано с огромной любовью, но… Нельзя цепляться за материальные ценности. Наверное, в жизни есть что- то гораздо более важное, чем дача, машина, квартира.

Может, это просто нам испытание такое дано: да, ребята, вы прошли тот путь, а теперь вам предстоит новый... Так что нас абсолютно не рвет это понятие «жаль». А ребенку, уверен, будет хорошо там, где будет хорошо его родителям. Если им комфортно в Сибири, то и ему там с ними станет классно, а если им плохо во дворце, то и он радости в этих хоромах не найдет… Да, сейчас нам с Ирой трудно, но я знаю, что эти трудности временные. И огромное везение состоит в том, что моя мудрая жена меня во всем понимает. А если бы не понимала, мы, наверное, и не смогли бы быть вместе. Но у нас, слава Богу, полное согласие. Мы живем так, как умеем.

События на видео
Подпишись на наш канал в Telegram
PREMIER эксклюзивно выпустил документальный фильм о Раисе Горбачевой
18 марта эксклюзивно в онлайн-кинотеатре PREMIER вышел документальный фильм «Горбачева» о первой леди СССР Раисе Горбачевой. Фильм снят Продюсерским центром Киностудии им. М. Горького при поддержке Министерства культуры РФ.




Новости партнеров




Звезды в тренде

Анна Заворотнюк (Стрюкова)
телеведущая, актриса, дочь Анастасии Заворотнюк
Елизавета Арзамасова
актриса театра и кино, телеведущая
Гела Месхи
актер театра и кино
Принц Гарри (Prince Harry)
член королевской семьи Великобритании
Меган Маркл (Meghan Markle)
актриса, фотомодель
Ирина Орлова
астролог