
В минувший понедельник в Москве состоялась премьера российского фильма «Шпион». Это уже шестая экранизация произведений писателя Бориса Акунина. Книга «Шпионский роман» была представлена поклонникам книг Акунина в 2005 году в рамках серии «Жанры». Экранизацию романа продюсеры Леонид Верещагин и Сергей Шумаков доверили ученику режиссера Владимира Хотиненко, Алексею Андрианову.
А буквально за пару часов до премьеры состоялись пресс-показ и пресс- конференция с создателями фильма.

В кинотеатр «Октябрь» приехали писатель Борис Акунин, режиссер Алексей Андрианов, актеры Данила Козловский, Федор Бондарчук и Анна Чиповская, а также продюсеры «Шпиона» Леонид Верещагин и Сергей Шумаков.
Разговор начался с вопроса Борису Акунину, которого спросили, сложился ли у него, наконец, «роман» с кинематографом. Писатель ответил, что фильма еще не видел, так как ждет премьеры. «И я не уверен, что это роман. У меня такое ощущение, будто я дочку замуж выдавал, и чувства при этом испытывал такие же смешанные. Главное, что мне удалось убедить себя, что фильм — не моя зона ответственности. Что это творческий продукт других людей, и я должен относиться к нему как зритель и с уважением. И, кажется, у меня это стало получаться».
На втором вопросе серьезный разговор закончился.


У начинающей журналистки имелось по вопросу Даниле Козловскому, Федору Бондарчуку и Борису Акунину. В актерской работе Козловского юное дарование, пришедшее с подружкой, интересовало, снимался ли он сам в сценах, где надо показать работу мускулов. После чего подружки попросили его продемонстрировать бицепсы. Данила едва смог потрясенно выдавить из себя: «Вы хотите, чтобы я сейчас повторил сцену в душе?», после чего замолчал. Положение спас старший товарищ, Федор Бондарчук: «Все играл он, и бокс, и в душе».
Но Федор Сергеевич рано решил, что легко отделался. «Про Федора я и так знаю, что он — сильный мужчина. А выжил ли ваш герой после столкновения грузовика с телефонной будкой, в которой он стоял?».


Последние слова вопроса потонули во всеобщем гомерическом хохоте. Бондарчук решил переадресовать вопрос режиссеру, но тот отослал девушку к автору книги. «Машина сильно пострадала», — невозмутимо ответил писатель. «Будка тоже», — поддержал разговор Бондарчук.
Как и было обещано, третий вопрос был задан Акунину, о том, насколько сам писатель верит в свою версию событий 41-го года. Согласно сюжету, Сталин знал о том, что Германия нападет на Россию за несколько месяцев до начала войны. «Лично я предпочитаю думать, что война застала Сталина врасплох. Это хотя бы отчасти оправдывает беспомощность Советской Армии и командования в первые дни войны. А если считать, что Сталин знал о возможности войны и ничего не сделал, тогда против него нужно немедленно начинать процесс как против немецкого шпиона».
Продюсеров попросили рассказать о том, будет ли у фильма сиквел.


Слово взял Леонид Верещагин: «Мы снимали ее больше трех лет, и нам очень хотелось закончить эту историю. И это оказался настолько непростой процесс, что в данный момент я не могу даже представить себе, что мы отважимся на новую историю. Даже с полюбившимися нам персонажами». Тему подхватил режиссер Алексей Андрианов: «Я пока не готов, но если Борис Акунин напишет продолжение, почему бы и нет?». На тему сиквела решил пошутить и Акунин: «Поскольку я над фильмом не работал и совсем не устал — запросто».
Конечно, в сюжете было трудно не заметить параллели с другой парой советских киногероев — Жеглова и Шарапова.
В некоторых сценах было ощущение, будто старые герои ожили на экране. Но Федор Бондарчук заверил зрителей, что ему льстит сравнение с одним из культовых героев: «Мне бы очень хотелось, чтобы меня запомнили как Шарапова. Кстати, в фильме есть одно стопроцентное посвящение ему. Я сам его придумал, а режиссер не был против».
И, конечно, было невозможно обойти вниманием тот факт, что реальность в фильме «Шпион» будто соткана из комиксов. Но Алексея Андрианова этот вопрос не смущает. Оказывается, он стремился именно к такому эффекту: «До сих пор у нас в такой стилистике никто не работал. У нас не было задачи сделать историческое кино. Так возник Сталин в Доме Советов, и вся Москва такая, будто реализован генплан реконструкции столицы 36-го года. Все сделано, чтобы зритель понял: это параллельный мир 41-го года, это не кинохроника».