Я изволила, и всю жизнь сохраняю, и в ноги кланяюсь маме, которая сумела убедить меня. И это при моем-то взрывном характере! Катя стала жить на два дома. Коля устроил ее в хорошую школу, занимался с ней музыкой.
«Катю обеспечу всем», — сказал на прощание. Слово сдержал. Он был и остается прекрасным отцом. И Катя его любит. Коля часто отправлял дочь за границу, маленькой она ездила с ним, став постарше — одна. И я никогда не возражала. Конечно, на душе порой скребли кошки, ведь мало приятного в том, что твое место заняла другая, а ребенок проводит время в новой семье бывшего мужа. Пробовала обсудить это с мамой:
— Он же поехал с женой и взял с собой Катю! Как же так?!
— И хорошо, ребенок будет на свежем воздухе.
Катя никогда не рассказывала мне, что происходит в папиной новой семье — ни в одной, ни в другой, ни в третьей. Дочка жалела и оберегала меня. Так же, как и наши с Колей друзья. Только спустя годы мне сказали, что у него, когда мы были женаты, постоянно случались романы, даже с нашими однокурсницами. А я и не догадывалась, считая, что то искреннее и прекрасное чувство, которое есть между нами, не поддается никаким искушениям. До сих пор не хочу верить в то, что говорят, потому что очень его любила. И еще долго ждала, что Фоменко вернется, но никогда ничего не предпринимала, гордой была.
Казалось, мы будем жить долго и счастливо. И недосказанность в этой истории осталась до сих пор. «Вчера еще в глаза глядел, а нынче — все косится в сторону!»* Я так и не поняла почему...
Десять лет он мне снился, приходил каждую ночь и рассказывал о своей жизни, о которой я ничего не знала. Бывало, спрошу у дочки:
— Кать, у отца есть черная куртка такого фасона?
— Да, — удивляется дочь, — недавно купил.
Как-то пересеклись с ним на дне рождения внучки. Сидели рядом за столом. И вдруг у меня начало болеть правое предплечье. С чего, почему — непонятно. Тут Коля рассказывает историю, как, катаясь на лыжах, повредил правую руку. «То-то думаю, что у меня предплечье так ноет?!» — удивилась я.
Коля ушел из моей жизни и из театра, а я восемь лет отработала в Александринке. Но на девятый год службы меня прокатили на худсовете. Директор театра позвонил и сказал, что это все вражьи происки и чтобы не вздумала уходить. Но я, гордая, не послушалась. Наступили тяжелые годы. Без работы я стала выпивать.
Сначала казалось — ничего страшного не происходит. И дома, и в театре всегда устраивались застолья. Все артисты так живут. Выходишь в массовке в начале и в конце спектакля. В промежутке между выходами — по стакану. Кому-то ничего, а кто-то спивается. До определенного момента все было очень весело.
Со вторым мужем Шуриком, геологом, мы каждый вечер обходили городские рестораны. Замуж я вышла не по большой любви, просто так захотелось. Раз Фоменко женат — значит, и мне надо. Здоровье позволяло выпить много, возникла зависимость, и тяга к алкоголю превратилась в болезнь. Дошла до того, что проснувшись утром, думала лишь об одном: где взять бутылку?
— Зачем ты пьешь? — спросил однажды Саша Хочинский.
— Кто бы говорил! А ты зачем? — парировала я.
Назвать причину, почему пристрастилась к выпивке, не смогу, наверное потому, что после первого стакана возникало обманчивое ощущение, что все проблемы растаяли как дым. Что думали обо мне окружающие и родная дочь, не имело значения. Человек ничего не соображает, находясь в таком состоянии. Когда случались тяжелые длительные запои, Катя уезжала к бабушке, Колиной маме. Когда меня отпускало, перебиралась обратно.
Не знаю, чем бы все закончилось, если бы не мама. Она нашла врача и настояла на лечении. Я согласилась, потому что выбор был очевиден: дальше либо в канаву, либо навсегда завязывать с этим делом. Пройдя десять тяжелейших сеансов шоковой терапии, я избавилась от зависимости.
