— Параллельно с работой в театре развивалась ваша жизнь в кино. Сниматься стали сразу после окончания института?
— Да, но я об этом не мечтала и была ужасно удивлена. Более того — в юности у меня была странная фантазия: снимусь в эпизоде какого-нибудь фильма, потом умру и останутся только эти кадры, по которым все меня будут вспоминать и ужасно расстраиваться...
Да-да, не удивляйтесь, молодые люди еще не такое воображают! Потом, становясь старше, осознают, что это вполне реально, и фантазировать становится уже не так просто.
На последнем курсе я, как и все, начала ходить на пробы, но была совершенно не готова к тому, что вдруг стали утверждать на роли. Правда, первое утверждение оказалось неудачным. Костюмы сшили, волосы окрасили, брови, с партнерами познакомилась, и буквально за неделю до съемок меня — раз! — и поменяли на другую актрису. Причем с какой-то неприятной формулировкой — вроде как инвесторам не понравилась моя фамилия. Представьте, фамилия не всегда помогает, может и помешать, как оказалось. Конечно, у меня был шок.
В тот день играла дипломный спектакль, «Грозу» Островского, роль Катерины. Папа потом сказал: «Никогда ты так хорошо не играла». Я просто ходила в последней картине по сцене, открывала рот, произносила текст, а из глаз потоком лились слезы. Мое состояние само за меня играло. Но этот случай серьезно закалил и избавил от последующих разочарований. В нашей профессии они не редкость.
Первый выход в кадр произошел в сериале «Счастье ты мое», в маленьком эпизоде. Потом в «Аэропорте» сыграла девушку, бросившую ребенка, это была главная роль в серии. А следом — уже довольно большая работа у Алексея Пиманова и Олега Ряскова в фильме «Александровский сад». И наконец состоялся полноценный дебют в кино — у Андрея Прошкина в «Солдатском декамероне». Причем все это — в течение трех-четырех месяцев. С тех пор кино стало частью жизни. Когда спрашивают, что ближе, театр или кино, для меня это все равно что решить, кого больше любишь — маму или папу.
В 2006-м снялась у Николая Хомерики в дебютном полнометражном фильме «977», его взяли в Канны в очень престижную программу «Особый взгляд». Обычно представлять картину приглашают режиссеров и продюсеров, им все оплачивают, актерам — не всегда. И когда предложили съездить за свой счет, я засомневалась:
— Ну чего поеду? Как-то неудобно. И надеть нечего.
На что мудрые люди сказали:
— С ума сошла?! Ты каждый год ездишь в Канны?
К счастью, я их послушала и поехала. Канны — такое торжество кинематографа, и побывать там, стать частью этого праздника — огромное счастье.
Через год — съемки в «Отрыве» у Александра Миндадзе. Александр Анатольевич очень талантливый человек, его сценарии — мощнейший, редкий для актеров материал. Картину представили в программе «Горизонты» Венецианского кинофестиваля. Туда я уже не полетела — не помню почему. Зато через два-три года съездила на Берлинский кинофестиваль с «Евразийцем» литовского режиссера Шарунаса Бартаса. За этот фильм получила национальную кинопремию «Серебряный журавль» как лучшая актриса Литвы. Забавно: я — и вдруг лучшая актриса Литвы! Кстати, ею становилась дважды, через несколько лет снова получила «Журавля» за лучшую женскую роль второго плана в картине «Покой нам только снится» того же Бартаса.
— То есть девушка, рассчитывавшая сняться в одном-единственном эпизоде и умереть, начала работать с лучшими кинорежиссерами, ездить по престижным кинофестивалям и получать разнообразные премии?
— Да! Кино вдруг ворвалось в мою жизнь как какой-то локомотив. И мне посчастливилось работать с по-настоящему талантливыми людьми, художниками. Потом бывали моменты, когда принятие другого уровня давалось с трудом.
