Новая встреча с Гентским алтарем состоялась не скоро, лишь зимой 1934 года, когда Роз Валлан приехала в Гент в составе французской искусствоведческой комиссии. Дело в том, что 6 месяцев назад, 11 апреля 1934 года, из собора Святого Бавона таинственным образом исчезли две створки алтаря ван Эйков — «Иоанн Креститель» и «Праведные судьи»! Те самые створки, которые до этого долгое время пребывали у немцев и были возвращены Бельгии по Версальскому мирному договору. Почти никто не сомневался, что кража — дело рук «коричневых». Тем не менее воры — их технически не могло быть меньше двух — должны были хорошо знать устройство как собора, так и алтаря, ведь каждая украденная створка была высотой около полутора метров и вынуть ее из рамы-основы можно, только осторожно вытягивая снизу вверх, как крышку пенала, да еще при особом положении всего бокового крыла!
Вскоре гентский епископ получил письмо, по всей видимости от вора, с предложением вернуть «Праведных судей» и «Иоанна Крестителя» в обмен на один миллион франков. Внизу стояла подпись: D.U.A. Не была ли эта аббревиатура составлена из первых слов немецкого национального гимна: Deutschland uber alles — «Германия превыше всего»? В результате переписки епископ послал чек на 25 тысяч франков, посетовав, что больше собрать не может. Вор, как ни удивительно, вернул «Иоанна Крестителя», а за «Праведных судей» продолжал требовать миллион и предлагал собрать его с верующих в качестве пожертвований! Епископ обратился к народу. Начали сбор денег, но нужную сумму собрать так и не смогли.
Тогда приняли решение написать копию «Праведных судей», чтобы алтарь выглядел законченным. Собственно, Роз и приехала в Гент оценить копию, сделанную опытным живописцем и реставратором Ван дер Фрекеном. Все наперебой хвалили его работу, а он только пожимал плечами: подумаешь, написал копию!
Роз брала у Ван дер Фрекена интервью для парижского журнала, робея, как школьница, потому что художник очень ей нравился: темные глаза, отрешенное лицо, неразговорчивый, замкнутый... Как же он похож на Яна ван Эйка, по крайней мере на тот автопортрет, который художник оставил как раз на украденной створке «Праведных судей», написав себя в виде одного из всадников! Под предлогом необходимости задать еще несколько вопросов Роз явилась в мастерскую Ван дер Фрекена второй раз, застав его в перепачканном красками рабочем комбинезоне.
Мадемуазель Валлан страшно было признаться самой себе, что, кажется, она влюбилась в реставратора. Роз даже украдкой присматривалась, нет ли у нее сходства с женой Яна ван Эйка Маргарет, известной по ее знаменитому портрету.
Кстати, реставратор упомянул в интервью об очень любопытном факте: некий набожный бельгийский банкир по имени Арсен Годетьер, собиравший пожертвования для выкупа украденных створок алтаря, перед смертью признался на исповеди, что сам их и украл! Кому переправил — сказать не успел, но Ван дер Фрекен не сомневался, что Годетьер продал одну из створок нацистам. Вполне возможно, что со временем о ней станет что-то известно. В самом деле, пройдут годы, и Роз еще услышит об этом, а пока ее переполняла любовь...
Собственно, спрашивать Ван дер Фрекена было уже не о чем, но все же Роз, набравшись храбрости, пролепетала о «третьем, последнем свидании для интервью».
Перед тем как в третий раз переступить порог мастерской, находившейся прямо в подвале собора Святого Бавона, Роз предстала перед алтарем ван Эйков. Глядя на Еву, она упрашивала послать ей взаимность художника, перемежая свои просьбы чтением всех приходивших в голову молитв. Хотя и воспитанная католичкой, Роз совершенно не была набожна и скорее считала себя атеисткой, но сейчас все это было не важно. Перед тем как уйти, Роз не забыла мысленно попросить у Евы яблоко, как учила бабка. Ван дер Фрекен не узнал ее: на третью встречу Роз пришла без очков, ярко и неумело накрашенная. Чего она ждала от него?
Все вопросы давно иссякли, надо было уходить, художник ерзал на стуле и бросал нетерпеливые взгляды на холст — ему хотелось поскорее вернуться к прерванной работе.
— Может, как-нибудь заглянете к нам в Париж? — с трудом выговорила Роз и протянула бумажку со своим адресом.
— С удовольствием, — вежливо отозвался художник. — Что бы такое подарить вам на память? — он огляделся по сторонам. — Вот, могу презентовать пару своих эскизов к алтарю, если вам интересно.
Чувствуя, что эта неловкая странная француженка ждет от него чего-то еще, Фрекен вдруг встал, подошел к окну и взял из стоявшей на подоконнике вазы большое красное яблоко.
— Это вам от меня в дорогу, — любезно улыбнулся он, выпроваживая страшно смутившуюся и покрасневшую гостью.
По дороге в гостиницу Роз плакала, по-детски шмыгая носом и растирая по лицу растекшуюся тушь.
