Знаменитый композитор, король оперетт Франц Легар прожил со своей женой тридцать пять лет. Двадцать — до женитьбы, пока первый муж не дал Софи развода, и пятнадцать — после, с 1923-го до нынешнего, 1938 года. Старые друзья шутили: «Легар женился для того, чтобы быть свободным», и в этом была доля правды.
Софи оказалась идеальной женой, она вела дом, следила за его гардеробом, приглядывала за слугами и кухаркой, была с Францем нежна и не мешала ему жить. Может, она его и ревновала — кто знает? — но беспокойства от этого не было никакого, чувства Софи держала при себе.
Они жили вместе так долго, что София стала его привычкой, и он не думал, любит ее или нет. Ну да, любит, как же иначе — ведь они по-прежнему вместе… Они встретились, когда Легару было тридцать три, а недавно он отпраздновал свой шестьдесят восьмой день рождения. Целая жизнь, за это время можно было бы возненавидеть друг друга — сколько таких пар он видел! Хорошо, что с ними этого не случилось!
По пути домой, в замок Нусдорф, построенный в 1740 году и когда-то находившийся за городом, а теперь оказавшийся в самом сердце Вены, он вспоминал, как познакомился с Софи. Это было в Бад-Ишле, любимом австрийской знатью курортном городке. Сейчас у него там прекрасная вилла, а в 1903 году он снимал в Бад-Ишле небольшую квартиру и жил в ней с матерью и сестрой. В ту пору к нему только пришел первый успех: «Венские женщины» с аншлагами шли в театре «Ан дер Вин», его имя гремело в Вене.
На одной из парковых аллей ему повстречалась большеглазая молодая дама с густыми рыжими волосами. Франц тогда был стройным, подтянутым, с лихими офицерскими усиками и темную пиджачную пару носил как мундир. Собратья-офицеры научили его завязывать беседу с красивыми незнакомками:
— На небе — солнце, а на земле — вы, сударыня, и я не знаю, кто из вас прекраснее. Позволите проводить вас вон до той беседки и посидеть рядом несколько минут? Услышав «нет», я тут же отправлюсь домой, застрелюсь, и княгиня Меттерних не получит вальс, который она мне заказала… Ее бал будет испорчен, и виноваты в этом окажетесь вы!
Рыжеволосая дама расхохоталась, он шел к беседке рядом с ней, нес веселый вздор и не представлял, что пустячный флирт окажется прелюдией к женитьбе и эта незнакомка станет женщиной всей его жизни… В какое прекрасное время они тогда жили — Австрийская империя была огромной, мирной и богатой, Вена — космополитичной и веселой, до двух ужасных войн было еще далеко… Кто бы мог подумать, что мир полетит ко всем чертям и прославленный композитор Франц Легар, чьи оперетты идут по всему миру, на старости лет окажется перед ужасным выбором?
...Большой вишневый Rolls-Royce медленно ехал по Бургрингу. День выдался солнечным, и шофер поднял матерчатый верх машины. Прогуливавшиеся по тротуарам венцы узнавали Легара и в знак приветствия приподнимали шляпы. Поседевший, располневший, с густыми, как у моржа, усами, он совсем не походил на стройного красавчика, давным-давно похитившего сердце рыжеволосой Софи Пашкис, в замужестве Мет.
Прохожим Легар казался счастливчиком, избранником судьбы: от его «легариад» сходил с ума космополитичный Берлин, все они были экранизированы, из США к их автору рекой текли доллары. Никто не подозревал, что сердце счастливчика Легара разрывается от отчаяния — он ехал от имперского наместника Остмарка, группенфюрера СС Артура Зейсса-Инкварта, который сделал ему ужасное предложение...
Несколько месяцев назад вермахт вошел в Австрию, республика была присоединена к Германии. Многие венцы приветствовали Гитлера, те, кто был против него, затаились. До Легара доходили слухи об арестах, депортациях евреев, о том, что многие из его друзей исчезли без следа.
Рихард Таубер, его золотой голос, певец, много лет исполнявший главные партии в «легариадах», эмигрировал в США. Либреттисты Фриц Грюнбаум и Фриц Ленер попали в концлагерь...
Легар был слишком знаменит, чтобы беды коснулись его. «Легариады» шли в новой Германии и нравились фюреру, однажды его представили доктору Геббельсу, и тот наговорил композитору множество комплиментов. Францу казалось, что замок Нусдорф живет своей, отдельной жизнью и их семью не потревожат, но тут на горизонте замаячил Зейсс-Инкварт...
Вишневый Rolls-Royce въехал во внутренний двор замка и затормозил у парадного подъезда — парк с белками и огромным бассейном находился за домом. В Нусдорфе залы в 80—100 квадратных метров не редкость. И все они были заполнены антикварной мебелью, резными средневековыми сундуками, рыцарскими латами, шкафами с драгоценными, редкими книгами.
В подвалах ждали своего часа сотни бутылок с таким же драгоценным вином. Жена встретила его в малой гостиной и, как было у них заведено, поцеловав в щеку, спросила, почему он так мрачен. Франц ответил, что ему придется переделывать «Цыганскую любовь» — нацисты считают, что цыган необходимо истребить, им не место и на сцене. Теперь цыган станет студентом, и ему это не нравится, но он должен записать все, что по этому поводу сказал Зейсс-Инкварт.
— Обедай без меня, дорогая. Я закроюсь в кабинете и буду портить хорошую оперетту…
В кабинете он достал телефонную книжку и начал перелистывать ее в поисках нужной фамилии.
