Когда этот мужчина — довольно странного вида, совершенно неухоженный, небритый, в рубашке, к которой отродясь не прикасался утюг, — окликнул его по имени, Джеффри растерялся. Нет, они не могли быть знакомы. Здесь какая-то ошибка, простите, сэр… Но мужчина не отставал, и раздосадованный Джеффри вдруг узнал в помятом неряшливом типе своего старого друга — Мела Гибсона.
Они стояли друг против друга в торговом центре среди сверкающих магазинов, бесшумных эскалаторов, рядов искусственных пальм и…
в полном отсутствии покупателей. Был понедельник, одиннадцать часов утра — очевидно, не самое лучшее время для шопинга. Рядом в витрине продавцы переодевали манекен, дружно пытаясь натянуть на его негнущуюся руку перчатку, немолодая дородная негритянка усердно натирала полы, а Джеффри все еще отказывался верить собственным глазам. И это Мел… Голубоглазый красавец, кинозвезда, чудный комик, непревзойденный трагик, наконец, яркий, самобытный режиссер, за многочисленными успехами которого он наблюдал с замиранием сердца, нынче являл собой печальное зрелище. Неудивительно, что Джеффри едва не прошел мимо… А ведь Мел младше его на целых пять лет! Впрочем, спохватился Джеффри, чья бы корова мычала… Он и сам, наверное, тоже сильно сдал — пожилой долговязый дядька с лохматой седой шевелюрой и длинным морщинистым лицом, скучный, занудный пенсионер, который находит удовольствие лишь в перечитывании любимых романов.
Разве что опрятная одежда отличает Джеффри. Мягкий пиджак, уютная фланелевая рубашка — заботами верной жены он выглядит все-таки как интеллектуал, а не, прости господи, бродяга. Да-а, как же они с Мелом изменились за эти годы… А ведь когда-то, черт возьми, были так молоды, так безоглядно устремлены вперед…
— Может, выпьем кофейку? — неуверенно предложил Мел, и Джеффри радостно согласился: в его распоряжении часа два, а то и все три, пока благоверная супруга совершает покупки. Сам Джеффри ненавидел магазины, особенно примерочные, в зеркалах которых всегда себе не нравился. Ну вот, согласился на чашку кофе — и сразу же стал себе противен… Зачем?!
Чувство кошмарной неловкости не проходило, а только усиливалось. За те несколько десятков метров, что они прошли от пальм к небольшому, совершенно безлюдному кафе, Джеффри выложил все, при том что излишняя словоохотливость вовсе не была его отличительной чертой. Напротив, за Рашем закрепилась репутация молчаливого, склонного к глубоким философским раздумьям человека. О да, они с Джейн снова в Лос-Анджелесе. Приехали из Мельбурна на церемонию «Оскара». У него номинация за роль логопеда Лайонела Лога в фильме «Король говорит!» В принципе ничего себе, он доволен, крепкая работа, но Колин Ферт, шельмец, вот посмотришь, урвет-таки «Оскар» за своего Георга VI. Слушай, а ты не будешь сегодня вечером в «Шато Мармон»? Джейн Фонда устраивает коктейль в честь грядущей церемонии, будет куча общих знакомых…
Мел отрицательно покачал головой.
— Нет никакого желания, — мрачно пояснил он, засыпая в чашку с кофе двойную порцию сахара.
— Знаешь, у меня сейчас дела как-то не очень. Кстати, не хочешь купить у меня дом в Малибу? Отличный дом, просто я не могу там жить. Больше не могу…
И тут Джеффри все понял. Трехдневная щетина, потерянный вид, глаза побитой собаки… Как же он сразу не догадался! Бедный, бедный Мел. Эта ужасная история с русской женщиной: как же ее звали, Иванна? Оксана? — которая ощипала парня, словно рождественскую индейку. Шантажировала его телефонными звонками, требовала бешеных денег на содержание дочери, короче говоря, вела себя низко и гадко. Об этом трубили все газеты! Как же это невежливо с его стороны — хвастаться своими успехами перед тем, кто переживает трудные времена.
И, как всегда в такие неловкие моменты, Джеффри принялся часто моргать, а затем чесать глаза и чихать. Ему уже почти шестьдесят, а он все еще не научился справляться со своими нервными зажимами…
Они познакомились с Мелом в самом конце 70-х в Аделаиде. Джеффри только что вернулся в Австралию из Парижа, где два года изучал пантомиму. Он носил на французский манер полосатый шарф и потрепанный серый свитер, произносил слова нараспев, потрясая длинными нечесаными кудрями. Душевное состояние его было отчаянно нестабильно: с одной стороны, он мнил себя великим актером, с другой… Его мучили смутные сомнения в том, что он великий. В Меле Гибсоне, двадцатилетнем начинающем актере, поражало видимое отсутствие этих постыдных мучений.
