«Как-то Юра пришел домой и говорит: «Сегодня фронт вспомнил!» Я удивилась… Оказалось, что на съемках «Самогонщиков» пиротехник заложил слишком много взрывчатки, и взрыв в кадре получился таким сильным, что Юру контузило…» — вспоминала Татьяна Николаевна Никулина.
Среди советских артистов много участников войны, тех, кто с оружием в руках защищал Родину. И офицеров, как капитан Владимир Басов или старший лейтенант Зиновий Гердт, и не имевших офицерского звания, как старший сержант Михаил Пуговкин или рядовой Павел Луспекаев. Но если Петра Глебова и Алексея Смирнова легко представить на передовой с автоматом в руках, то Юрий Никулин не слишком соответствует хрестоматийному образу бравого бойца. Особенно если взглянуть на его ранние военные фотографии. Смешной, лопоухий и узкоплечий мальчишка, всеми силами старающийся выглядеть взрослее. Но этому парнишке с широкой детской улыбкой и открытым лицом пришлось повоевать больше многих... О ком, как не о нем, вспоминать накануне 75-й годовщины нашей Великой Победы?
Вдова Юрия Никулина Татьяна Николаевна в одном из интервью рассказывала об эпизоде, который раскрыл ей что-то доселе неизвестное в характере мужа. У него был фронтовой друг, Марат Вайнтрауб, который, после того как женился на двоюродной сестре Татьяны Николаевны, стал еще и родственником. «Вместе с Юрой они составляли взрывоопасную смесь. Наблюдая за мужем и его другом-однополчанином, слушая их веселые рассказы, я говорила себе: «Оба такие открытые, компанейские... Совершенно не ощущается, что война наложила на них тяжелый отпечаток». Спросила напрямик: «Ребята, а вас война сломала?» Юра и Марат в один голос и без малейшей паузы ответили: «Да».
Действительно, Юрий Владимирович, как и другие фронтовики, не любил рассказывать о войне. Вернее, о ее реальной, страшной стороне. С друзьями-однополчанами они вспоминали какие-то забавные эпизоды. Вроде такого: в 1944 году, когда блокада Ленинграда была снята, началось наступление. Стояла оттепель, дороги раскисли, передвигаться было чрезвычайно тяжело, солдаты ужасно устали. Никулин с сослуживцами решили зайти в брошенный немецкий блиндаж, обогреться и перекусить. Сели за стол, а на середину выбежала мышка, встала на задние лапки и стала просить еду. «Видимо, этому трюку обучили мышь жившие в блиндаже немцы, — рассказывал Юрий
Владимирович. — Петухов замахнулся на незваную гостью автоматом. Я схватил его за руку и сказал: «Вася, не надо». — «Мышь-то немецкая», — возмутился Петухов. «Да нет, — ответил я. — Что ее, из Германии привезли? Это наша мышь, ленинградская. Посмотри на ее лицо...»
Татьяна Николаевна и сын Никулина Максим признавались, что многие подробности военной жизни Юрия Владимировича стали им известны из книги артиста «Почти серьезно». В ней Никулин правдиво рассказал о том, с чем столкнулся вчерашний десятиклассник на фронте.
В армию будущую звезду советского кино призвали осенью 1939 года. Когда призывники узнали, что будут служить под Ленинградом, дружно закричали «Ура!» Но старшина сразу предупредил: «Обстановка на границе с Финляндией напряженная, город на военном положении». Никулин попал в 115-й зенитно-артиллерийский полк, и вскоре началась война с Финляндией. Худенького парнишку к орудиям не допустили, отправили на наблюдательный пункт к связистам. С одним из первых заданий — протянуть линию связи от батареи до командного пункта по льду Финского залива — молодой солдат не справился. Никулину вручили лыжи и тяжеленные катушки с телефонным кабелем, довезли на полуторке до берега, показали на карте участок в два километра длиной. Мороз 30 градусов, на льду глубокий снег, от налипания которого лыжи моментально превратились в две пудовые ледышки. Не прошло и получаса, как Юра понял, что смертельно устал. В какой-то момент солдат совершил роковую ошибку — просто заснул от усталости на морозе. Скрюченная фигурка, темнеющая на белом снегу, привлекла внимание пограничников, которые проезжали мимо на аэросанях. Счастливая случайность спасла Никулину жизнь. Но ноги новобранец отморозил, они опухли, почернели. Отлежался в землянке у печки, опухоль постепенно спала, и рядовой Никулин вернулся в строй…
Зенитная батарея, где служил Никулин, стояла под Сестрорецком, прикрывала воздушные подступы к Ленинграду. В конце зимы линия фронта отодвинулась, а в марте 1940 года Финляндия подписала мирный договор. Началась служба, о которой мечтает любой солдат, — без обстрелов и гибели товарищей, с регулярными увольнениями в город. На наблюдательном пункте устраивали самодеятельные концерты, играли на гармошке, гитаре. Появился и патефон. Никулин уже готовился к демобилизации: мечтал, как сходит на футбол, на матч любимой команды «Динамо». Его отец, Владимир Андреевич, актер и самодеятельный драматург, был страстным поклонником этого вида спорта.
В роковое для страны утро 22 июня 1941 года Никулин с товарищами отправились на станцию за пивом. О том, что началась война, им сообщили местные жители. Шестая батарея вступила в боевые действия 23 июня, отразив первую воздушную атаку на Ленинград. Немцы рвались к городу на Неве с запада, а финны решили выйти на свои довоенные границы с севера. Кольцо сжималось… Все 900 дней блокады Юрий Никулин воевал на передовой, ходил рядом со смертью. Она была настолько близко, что актер считал свою жизнь чудом. «Смерть на войне, казалось бы, не должна потрясать, — писал Никулин через многие годы. — Но каждый раз это потрясало. Я видел поля, на которых лежали рядами убитые люди: как шли они в атаку, так и скосил их всех пулемет. Я видел тела, разорванные снарядами и бомбами, но самое обидное — нелепая смерть, когда убивает шальная пуля, случайно попавший осколок... Не могу сказать, что я отношусь к храбрым людям. Нет, мне бывало страшно. Все дело в том, как этот страх проявляется. С одними случались истерики — они плакали, кричали, убегали. Другие переносили внешне все спокойно. Начинается обстрел. Ты слышишь орудийный выстрел, потом приближается звук летящего снаряда. Сразу возникают неприятные ощущения. В те секунды, пока снаряд летит, приближаясь, ты про себя говоришь: «Ну вот, это все, это мой снаряд...»
Тысячу раз за эти годы Никулин мог погибнуть. И когда восстанавливал связь, разыскивая в темноте разрыв провода на нейтральной полосе, пережидая минометный обстрел в воронках с ледяной водой. И когда заснул в блиндаже — товарищи вынесли его сонного в траншею, а через минуту блиндаж взлетел на воздух от прямого попадания снаряда. И когда со своим разведвзводом по ошибке влетел на полуторке в занятую немцами деревню… Он был тяжело контужен, переболел пневмонией, туберкулезом, но остался жив.
Когда было объявлено о капитуляции Германии, полк Никулина находился в Прибалтике. Позже он вспоминал, как они с товарищами отпраздновали победу. Палили в воздух из всех видов оружия, а потом от избытка чувств подожгли заброшенный сарай и плясали вокруг него…
Всю войну Юрий не расставался с толстой тетрадью, куда записывал услышанные по радио и от однополчан песни. Научился играть на гитаре, пел, смешил товарищей, рассказывая анекдоты, и «поплатился» за это: командир попросил его организовать в части самодеятельность. Вместе с сержантом Ефимом Лейбовичем Никулин устроил настоящее цирковое представление. Реквизит собирали по парикмахерским, среди трофеев, с гримом помогали телефонистки. Успех был бешеный, и сержант Никулин понял, кем хочет стать, когда снимет форму.
Вернувшись в 1946 году домой, Юрий первым делом исполнил свою мечту — сходил с отцом на футбольный матч. А дальше нужно было как-то устраиваться в мирной жизни. Позже Юрий Владимирович признавался, что кроме радости, которая охватывала его, когда он гулял по улицам Москвы, испытывал и чувство… стыда. Ему казалось, что соседи и знакомые, у которых на фронте погибли сыновья, мужья и отцы, смотрят на него с упреком…
В первый же день после возвращения Никулин помчался на встречу с одноклассницей, с которой переписывался последние годы войны. Девушка как-то встретила на улице маму солдата и попросила у нее адрес сына. Юра заочно влюбился и надеялся на взаимность. После нескольких свиданий на гражданке Никулин сделал предложение и сообщил невесте, что им даже будет где жить: родители помогли найти комнату в коммуналке. Но неожиданно выяснилось, что у девушки уже есть жених — летчик. Разочарование было катастрофическим и на годы подорвало доверие Никулина к женщинам. Еще одним ударом стали результаты экзаменов в столичные творческие вузы: ни во ВГИК, ни в ГИТИС, ни во все остальные, в которые бывший фронтовик подал документы, его не приняли. Иногда со словами: «Молодой человек, вы себя в зеркале видели? С таким лицом — и в артисты?» Через много лет, когда Никулин уже станет известным на всю страну, Ростислав Плятт скажет профессору ГИТИСа Юрию Завадскому: «Вот, не взяли Никулина, а смотрите, какой из него вышел актер!» На что Завадский ответит: «Ну и хорошо, что не взяли, — испортили бы!»
Казалось бы, самое время вспомнить еще одну детскую мечту — стать клоуном. Вот как Юрий Владимирович вспоминал свое первое посещение цирка, куда его в пятилетнем возрасте привел отец: «Мне настолько понравилось в цирке и так запомнились клоуны, что захотелось во что бы то ни стало стать клоуном. Из ситца с желтыми и красными цветами мама сшила клоунский костюм. Из гофрированной бумаги сделала воротник жабо, из картона — шапочку с кисточкой, на тапочки пришила помпоны. В таком виде я пошел в гости к одной девочке из нашего двора, у которой устраивали костюмированный вечер. Кто-то из ребят оделся врачом, кто-то изображал подснежник, одна девочка пришла в пачке и танцевала. А я — клоун и понял, что должен всех смешить. Вспомнив, что, когда клоуны в цирке падали, это вызывало смех у зрителей, я, как только вошел в комнату, тут же грохнулся на пол. Но никто не засмеялся. Я встал и снова упал. Довольно больно ударился (не знал я тогда, что падать тоже надо умеючи), но, преодолев боль, снова поднялся и опять грохнулся на пол. Падал и все ждал смеха. Но никто не смеялся. Только одна женщина спросила маму: «Он у вас что, припадочный?» На другой день у меня болела спина, шея, руки, и первый раз я на собственном опыте понял — быть клоуном непросто».
Но вспомнил Никулин об этой своей мечте в последнюю очередь, когда увидел в газете объявление о наборе в студию разговорных жанров при Московском цирке. А до этого речь на семейном совете шла и о поступлении в педагогический институт, и о службе в милиции. К счастью, эти планы не осуществились. После окончания цирковой студии в 1949 году Никулина взял под свое крыло знаменитый клоун Карандаш. Юрий Владимирович с партнером Михаилом Шуйдиным ассистировали Карандашу, были так называемыми «коверными», а иногда играли роль подсадки — клоуна, который участвует в номерах под видом обычного зрителя. Любимое дело само нашло Никулина, лишь одно омрачало жизнь — отсутствие личной жизни. Да, Юрий Владимирович никогда не был роковым мужчиной, красавцем, вокруг которого вьются женщины. Да он и сам не прилагал усилий в этом направлении, боясь снова быть отвергнутым. Но и здесь вмешался его величество случай. Карандаш работал с животными, и кто-то рассказал ему, что в конюшне при Тимирязевской академии есть странная лошадь с очень короткими ногами. Клоун решил, что она может подойти для его номеров, и отправил Никулина посмотреть на уродца. На конюшне Юрий познакомился со студенткой Татьяной Покровской, которая ухаживала за лошадью. Животное привезли в цирк, начали учить простым трюкам, но вскоре стало понятно, что вместо смеха несчастное создание вызывает у зрителей лишь чувство жалости. Лошадь отправили обратно в Тимирязевку, а вот со студенткой Татьяной Никулину расставаться не хотелось. Он пригласил ее в цирк на представление. В тот день Юрий Владимирович выполнял роль подсадки: на манеж выпускали лошадь и Карандаш приглашал «зрителя» покататься на ней. Выходил Никулин, а дальше начинались 15 минут непрерывного хохота. Юрий Владимирович так смешно изображал недотепу на лошади, что зрители умирали со смеху. При кажущейся простоте этот цирковой номер был сложным и даже опасным. И надо же такому случиться, что именно когда пришла Татьяна, Никулин сорвался и упал под лошадь, которая несколько раз ударила его копытами. С арены покалеченного артиста унесли за кулисы. Позвонили в «скорую»: «У нас в цирке клоун разбился». — «А как фамилия?» — спрашивает дежурная. «Никулин». В трубке замолчали. Диспетчером службы «скорой помощи» работала мать Никулина, Лидия Ивановна. Когда она поняла, что пострадал сын, потеряла сознание. Повреждения у Никулина были значительными: сломана ключица, черепно-мозговая травма, пришлось делать сложную операцию. А на следующий день в больницу пришла Татьяна. Больше они не расставались…
В интервью нашему журналу Татьяна Николаевна рассказывала, как попыталась подготовить родных к встрече с женихом. «Говорю родителям, что познакомлю их с артистом. «А в каком театре он играет?» — «Он клоун в цирке…» И такое разочарование было написано на лицах папы с мамой. Но, к счастью, между Юрой и моей мамой сразу же сложились хорошие отношения. Они так полюбили друг друга, что Юра ее называл второй матерью».
Молодые сначала поселились в коммуналке, где жила Татьяна, потом переехали в другую, в Гагаринском переулке. И жили там до тех пор, пока Никулин случайно не получил квартиру. До этого он помог с жильем и деньгами, наверное, нескольким сотням знакомых, а иногда и совершенно незнакомых людей. «Порой к нему обращались совершенно чужие люди, — говорил нам сын артиста Максим Никулин. — Бывали среди них и явные аферисты. Рассказывали истории о том, как якобы отстали от поезда, не на что купить билет. И отец тут же давал деньги. Я не выдерживал и пару раз при закрытых дверях старался разъяснить отцу: «Тебя же просто разводят! Отдал бы ты эти деньги действительно бедным. А эти люди просто так зарабатывают!» Но он отвечал: «А что, если человек сказал правду?»
Так вот, отзываясь на просьбы людей, Никулин сам не имел отдельной квартиры. И получил ее случайно. «Отец пришел просить за очередного артиста, и вдруг чиновник его спрашивает: «А сами-то вы где живете?» — «У меня все хорошо. Я живу в коммуналке». — «Вы с ума сошли?! Быстро берите бумагу и пишите заявление!» Чиновник смотрел на него как на полоумного, а отец и правда думал, что он нормально живет. В той коммуналке, где мы долго жили, отца называли «наша советская власть». Ведь он делал для людей то, что власть не делала, хотя, по идее, должна была», — вспоминал Максим Никулин.
И нельзя сказать, что этот альтруизм не был вознагражден. Уже после смерти артиста в доме Татьяны Николаевны порой раздавались звонки от незнакомых людей, они справлялись о ее здоровье, спрашивали, не нужна ли помощь. «Ему до сих пор говорят спасибо, хотя я не помню, кто все эти люди, — рассказывала вдова. — Но они Юру помнят и благодарны ему за то, что он в свое время для них сделал!»
Для себя Никулин ничего не просил. Но по личному распоряжению Косыгина ему выделили «Волгу». «Юра научился водить ради съемок у Рязанова, — вспоминала Татьяна Николаевна. — Предполагалось, что он сыграет главную роль в фильме «Берегись автомобиля». Ведь эту историю о благородном угонщике Эльдару рассказал именно Юра. Уроки вождения муж брал у инструктора киностудии «Мосфильм». Но когда прочитал сценарий, играть отказался наотрез. Тот образ Деточкина, который он себе уже создал, совершенно не совпадал с видением Рязанова и Брагинского. В итоге роль сыграл Смоктуновский, а муж получил права и стал заядлым автомобилистом. У него появилась первая в жизни машина, и я потеряла покой. Автомобиль Юра обожал, но ничего в нем не понимал. Да и водил не очень хорошо, поскольку начал поздно. И машина попалась «несчастливая». Когда Юра поехал в ГАИ ее регистрировать, ему предложили странный номер 00—13, который никто не хотел брать. А Юра взял: «Ерунда! В приметы не верю!» Напрасно! Сначала он въехал в хлебный фургон, потом «Волгу» кто-то помял, когда машина стояла на светофоре, в другой раз подрезали и повредили крыло…»
К тому моменту Никулин уже был знаменит не только как уникальный клоун, но и как артист. А ведь и к этому приложила руку Татьяна Николаевна. «Сколько сил и времени я потратила, чтобы уговорить мужа попробоваться в фильме «Девушка с гитарой» на роль пиротехника! — рассказывала она. — На эпизодах с его участием публика умирала со смеху, но Юра вышел из зала страшно расстроенным — собственная внешность на экране ему не понравилась категорически. Мы тогда соседствовали дачами с Жаровым, и муж пожаловался: «Михаил Иванович, какой же я на экране ужасный!» — «Да ладно тебе переживать — все нормально! — Жаров успокаивающе похлопал его по плечу. — Вот я, когда впервые увидел себя в кино, так не поверишь — плакал!»
Именно с эпизода в этом фильме началась кинокарьера Никулина. Но и смирившись со своим экранным образом, он каждый раз терзался и сомневался — соглашаться или нет на съемки. И предпочтение поначалу отдавал комедиям, справедливо считая, что клоуну самое там место. И даже на этих съемках иногда вспоминал о войне... Татьяна Николаевна рассказывала: «Как-то Юра пришел домой и говорит: «Сегодня фронт вспомнил!» Я удивилась… Оказалось, что на съемках «Самогонщиков» пиротехник заложил слишком много взрывчатки, и взрыв в кадре получился слишком сильным — таким, что Юру контузило и он потерял сознание…»
Троица из фильмов Гайдая пользовалась бешеной популярностью. Но, как ни странно, никакой дружбы в жизни между этими актерами не сложилось. Татьяна Николаевна объясняла это так: «С Вициным у нас просто не возникло контакта — так бывает, когда люди просто разные. А Моргунов был очень своеобразным человеком. То от имени Никулина и Вицина возьмет для своих друзей пригласительные в директорскую ложу на 12 человек. То вдруг скажет на встрече со зрителями, что по всем жилищным вопросам они могут обращаться к Юре. А у него и так просителей много, не хватало еще тех, кто пошел по «наводке» Моргунова. Словом, Юра вскипел и сказал помощнику, чтоб тот больше от Моргунова звонков не принимал: «Не нужно, у нас клоунов своих достаточно». Так что какая тут дружба? Одно огорчение…»
Нельзя сказать, что Никулин был заложником комедийных ролей. Еще в 1961 году его Кузьма Иорданов в фильме Льва Кулиджанова «Когда деревья были большими» заставил зал плакать на премьере. И ведь режиссер выбрал Никулина для этой трагической роли, не видя ни одного фильма с ним, а просто сходив в цирк. Еще две серьезные роли, которые навсегда вошли в историю кино, Никулин сыграл, когда ему было за 50. Рядовой Некрасов в картине Сергея Бондарчука «Они сражались за Родину», а через год — Василий Лопатин в фильме Алексея Германа «Двадцать дней без войны» по сценарию Константина Симонова, который заранее решил, что эту роль должен играть Никулин. «Других вариантов для него не было, — вспоминала Татьяна Никулина. — Как, впрочем, и для режиссера фильма Алеши Германа. Но Юра стал отказываться: «Ну какой я Лопатин?! Он молодой — я старый, и по темпераменту мы совсем разные!» А тут еще киноначальники стали подливать масла в огонь: «Эту роль должен играть красивый актер, уже известный зрителю по мужественным героическим образам. А какой из Никулина герой?» Дальше — больше, кое-кто из чиновников договорился до «дискредитации доблестной когорты советских военных корреспондентов». Надо отдать должное Симонову. Назвав все «аргументы» бредом, он продолжал стоять на своем: Лопатин — это или Никулин, или вообще никто. Симонов добился своего, а потом и Юру уговорили».
В 1981 году Никулин занял должность главного режиссера, а потом, в 1984 году, и директора цирка на Цветном бульваре, эта работа захватила его полностью, и в кино он больше не снимался. Если бы в те годы Юрий Владимирович не провел масштабную реконструкцию цирка, ее бы никогда не случилось. Практически все здание построили заново. Строительство заняло четыре года и, по воспоминаниям Татьяны Николаевны, сократило жизнь мужа. Ему пришлось решать огромное количество проблем, не знакомых творческому человеку. Многое от Никулина просто не зависело. Вскоре после открытия цирка рухнул потолок в билетных кассах, какой ущерб это нанесло здоровью Юрия Владимировича, никто уже не узнает. Но ничто так не огорчало его, как проблемы с животными, которых Никулин просто обожал. «Помню, однажды в Подмосковье зимой люди нашли слона, — рассказывала Татьяна Николаевна. — Он лежал на снегу и умирал. Вероятно, был выброшен прогоревшими хозяевами частного зооцирка… И кто-то позвонил Никулину. Юра развернул бурную деятельность. Сначала где-то раздобыл подъемный кран и железнодорожный вагон, чтобы слона доставить в цирк. Доставили. Но бедняга был очень плох. Ветеринар сказал, что ему нельзя лежать — так он точно умрет. Надо поставить слона на ноги. И Юра помчался на завод металлоконструкций. Уговорил инженеров спроектировать специальный каркас — его доставили в цирк, собрали. Слона на ноги подняли, но от сильной простуды он все равно скончался…»
«Отец вообще очень мало чем-то и кем-то руководил, — считает Максим Никулин. — Его стиль — доверие к команде людей. А команда сложилась хорошая, каждый знал свое дело. Отец действовал от сердца, по интуиции, и люди это чувствовали. За те три года, что я проработал в цирке с отцом, я узнал его больше, чем за всю жизнь. И ни разу не слышал, чтобы он кричал на кого-нибудь. Когда ему нужно было кого-то наказать, он краснел, бледнел, заговаривался, смущался… И страдал больше, чем провинившийся... Вот приносят ему обед — он не может есть один, зовет кого-то, угощает. У входа в его кабинет всегда стояла кружка, туда все клали деньги «на чай». Чаепития в кабинете продолжались 24 часа в сутки, и никакой директорской зарплаты не хватило бы на заварку и сладости».
Никулин признавался, что сходиться с самыми разными людьми его научила война. Ведь на фронте от товарища зависит многое, иногда сама жизнь. И несмотря на то что в жизни ему довелось сталкиваться с разными, иногда не очень хорошими, людьми, он всегда верил в лучшее в человеке. После его ухода цирк на Цветном осиротел. Но с другой стороны, именно там оставался дух Юрия Владимировича. «Когда я приходила в цирк, здесь всегда ощущалось физическое присутствие Юры, — говорила вдова Никулина. — Все сотрудники вспоминали его просто каждый день как человека, который только что куда-то вышел, но скоро должен вернуться…»
