«Я нормально отношусь к пробам, но, когда знаешь, что никого больше не рассматривают на роль, внутри возникает особое отношение. Верят именно в тебя, и ты никак не можешь подвести, понимаете? Когда режиссер говорит тебе, что ты — единственная, ты этого режиссера сразу начинаешь любить — автоматом» — говорит актриса Юлия Пересильд.
— Юлия, мы впервые осознанно, из соображений безопасности, не стали встречаться для интервью, а говорим по телефону. Где вы сейчас находитесь?
— Как только у детей школа закрылась на карантин, а у меня отменились гастроли в Прибалтике со спектаклем «Солнечная линия», мы в тот же день с семьей собрались и уехали за 150 километров от Москвы, в Калужскую область, в деревню, где у нас есть дом. Мы купили его много лет назад, но очень редко сюда выбирались. Два-три раза в год, не чаще. У меня были даже мысли продать этот дом, потому что мы им мало пользовались, но он все время требовал вложений. Знаете, как это бывает: надо то провести воду, то поставить забор, то подключить газ. Одни затраты. Но руки не доходили до продажи. И как же сейчас нам пригодился этот дом! Мне показалось правильным уехать из Москвы, где много соблазнов, все эти торговые центры, рестораны, которые почему-то до сих пор открыты. Я понимаю, что есть люди, которые вынуждены работать и не могут оставаться дома, нельзя их за это винить. Но можно хотя бы не ходить на тусовки, на всякие развлечения, в спортивные залы, и публичные люди должны быть примером.
— А если по десятибалльной шкале, то какой ваш личный уровень тревожности в этой ситуации?
— Думаю, что довольно высокий, где-то в пределах 7,5. Но паники нет, просто считаю, что лучше снизить на время социальную активность, по возможности больше времени проводить дома. Например, последний спектакль я отыграла 14 марта. За день до этого тоже выходила на сцену, но была еще более-менее спокойна. А вот 14-го, на фоне новостей, уже появилась тревога: «Как же так? Мы в постоянном контакте, целуемся, обнимаемся в спектакле». Я ведь не могу сказать своему партнеру: «Знаешь, а давай лучше наденем маски, так будет безопаснее». Это же бред. А после спектакля зрители, как обычно, подходили с цветами, мы обнимались, позировали для совместных фотографий. Все, что казалось привычным раньше, теперь воспринимается иначе. Считаю, лучше не рисковать, чтобы не допустить того, что происходит в Италии… Хотя очень сильно переживаю в данной ситуации за театр, не понимаю, что будет дальше. Два-три месяца простоя, и какие-то театры могут просто не выжить.
— В кино сейчас тоже вынужденный простой из-за эпидемии?
— Нет, кино продолжают снимать, группы пока работают. Больше скажу, у меня самой запланированы два проекта, которые с апреля должны запуститься. Я об этом много думаю сейчас, мне предстоит сложный выбор. С одной стороны, я готовилась к этим проектам год. Не могу себе представить такую ситуацию, что прихожу и говорю этим людям: «Не, ребята, я сниматься не буду, потому что коронавирус». С другой стороны, понимаю: а если, не дай Бог, что-нибудь там случится… Вдруг на твоих глазах произойдет какая-то трагедия, даже не по твоей вине, но ты тоже будешь причастен к этому. Не знаю, как поступлю, время подумать еще есть… Пока мы остаемся в деревне, и это единственное, в чем я сегодня уверена.
— Как в деревне с продуктами? Сделали запасы на год или обошлось без паники?
— Гречку я, как и все, купила. (Смеется.) Но немного, шесть пачек в расчете на шесть человек. Тут вот в чем дело: какие-то продукты мы, конечно же, купили с запасом, чтобы не каждый день ездить в магазин, а хотя бы раз в три или в четыре дня. Думаю, что если совсем прижмет, то неделю спокойно продержимся. Но я надеюсь, что до такого не дойдет. В конце концов, куда денутся продукты? Если честно, я не верю, что случится суперэкстремальная изоляция и нельзя будет выйти из дома даже в магазин.
— Дочки — Аня и Маша — довольны, что мама больше никуда не спешит?
— Вы слышите, как сейчас тихо, когда мы разговариваем? Хотя это очень редкое состояние для нашей семьи. Но я понимала, что нам нужен минимум час для спокойного разговора, и на это время придумала для дочек квест, они сейчас разгадывают загадки, чтобы найти подарки, которые я спрятала. За эти дни я освоила еще одну профессию. Теперь я умею составлять квесты, придумывать челленджи. Пытаюсь так отвлечь детей, чтобы они не сидели подолгу в телефонах. В Москве с этим было попроще, там столько уроков и дополнительных занятий, что на телефоны просто не хватает времени. А здесь-то этих нагрузок нет. Приходится мне что-то выдумывать, предлагать активности. Сегодня, например, крутили хулахуп, занимались гимнастикой. Не то чтобы это получается сильно легко: хочется лечь и начать тупить. Но я не могу себе этого позволить, потому что тогда рядом будут лежать еще пять человек, которые залипнут в телефонах и будут сидеть в них 24 часа. Короче, не могу сказать, что у меня здесь стало больше свободного времени.
Я очень хочу сейчас ошибиться, но мне кажется, что наши вынужденные каникулы из-за эпидемии могут затянуться. А упустить нельзя ни детей, ни себя. Это как инстинкт собаки Павлова. Если привыкнешь в этом заточении ничего не делать, будешь лежать и жалеть себя, то потом просто не сможешь ничего делать. К примеру, я никогда в Москве не бегала по утрам. А в деревне побежала. Объясню почему. Нет спектаклей, которые меня держали в форме, нет моря, где можно плавать по пять километров в день.
Я не боюсь разжиреть, но мне страшно разлениться и потерять форму. Скажу честно, было очень тяжело себя заставить. Отговаривала всеми способами, что сегодня прохладно, что пока еще в хорошей форме, не прибавила в весе даже лишний грамм. В общем, придумала сто вариантов отмазок, но это длилось ровно семь минут. В итоге встала и побежала! Мне кажется, что эту изоляцию можно воспринимать в каком-то смысле как вынужденное приключение, даже испытание для самого себя. Это же ужасно интересно, сможем ли мы это выдержать. Я имею в виду — коллективно выдержать, чтобы не кукситься, не впасть в депрессию.
Кирилл Серебренников, который долго был ограничен в своих передвижениях, выложил в соцсетях десять пунктов, что можно делать, чтобы не сойти с ума в изоляции. Я посмотрела, и мне очень понравился пункт «получать удовольствие». Действительно, есть иностранные языки, фильмы, книги, и чем они толще, тем лучше. Я так смеялась: Кирилл привел в пример роман «Благоволительницы», а это именно та книга, которую я привезла в деревню. Хотя когда-то я ее только пролистала, поразилась количеству страниц с мелким шрифтом и отложила до лучших времен. Думаю, сейчас есть возможность прочитать много толстых книг.
— Скажите, а ведь ваша самоизоляция в деревне пока не стопроцентная? На днях вы были в Москве на пресс-конференции сериала «Зулейха открывает глаза», который покажут на канале «Россия».
— Да, я один раз за эти дни выезжала в Москву, конечно же без детей, и соблюдала все правила гигиены. Обрабатывала руки антисептиком, который, кстати, очень сильно сушит кожу. Это была необычная пресс-конференция. В студии нас было совсем немного, только члены съемочной группы, а журналисты задавали вопросы онлайн. Удивительные ощущения перед этой премьерой, наверное, впервые в своей жизни буду смотреть фильм вместе со всей страной. Я очень нервный зритель, всегда эмоционально реагирую. Но те несколько серий, которые удалось посмотреть заранее, мне понравились.
Я очень жду выхода «Зулейхи…». Мы ведь не можем похвастаться большим количеством такого уровня экранизаций произведений современных, ныне живущих авторов. Грубо говоря, до этого было «Ненастье» Иванова, теперь «Зулейха открывает глаза» — и все! Не хочу никого обижать, но Гузель Яхина, конечно, удивительный автор. С точки зрения языка — какая же вкусная эта проза, ее хочется читать и читать. Там очень много всего связано с ее бабушкой. То есть это не просто история, которую она взяла и сочинила в голове. Гузель использовала много реальных случаев.
— Для роли Настасьи вы сделали короткую стрижку?
— Надо сказать, что мою роль в сценарии прилично дописали. В романе Настасьи было меньше, и у Гузель Яхиной это была девушка с длинной косой. Но мы с режиссером Егором Анашкиным хотели, чтобы она была ярким представителем того времени, и обратили внимание на картины Дейнеки, увидели всех этих спортивных девушек с веслом, в купальных костюмах, со стрижеными волосами. Тем более что Настасья находится в походе, мыло достать трудно, оно на вес золота, чтобы мыть эту косу. Поэтому мы решили остричь волосы покороче, и она сразу стала девушкой с плакатов. Абсолютно идейная: ей с детства внушили, что если сейчас кулацкое отродье исчезнет с лица земли, то начнется светлое будущее. Она — солдат, упертая, принципиальная, такая — эх, с мужиками на равных.
Я свою героиню поначалу даже местами терпеть не могла. В итоге, конечно, я роль полюбила, но очень трудно было ее принять. Даже не знаю, вызовет ли моя Настасья у зрителей сочувствие или нет. Очень сложный это персонаж. Я даже нашла для себя слово, которое служит ей оправданием, — «заблуждение». Настасья из поколения, попавшего в заблуждение. Наверное, в этом и есть суперцель фильма: показать нам сегодняшним, нашим детям, что любая идея, построенная на насилии и на крови других людей, не может привести к миру, к счастью, к любви. Там, где кровь, никогда нет правды.
— А вашей семьи коснулись такие идейные Настасьи? Ведь ваши предки были зажиточными крестьянами в Эстонии, их раскулачивали…
— Так совпало, что только в прошлом году, когда мы снимали «Зулейху...», я узнала о том, что мой прапрадед был расстрелян НКВД в 1938 году. Приговор привели в исполнение под Ленинградом, куда его привезли из Эстонии. Я сразу стала думать, а почему же у нас дома никогда об этом не говорили? Хотя я застала прабабушку, и деда, и бабушек. Они ведь явно про это знали, но никогда даже намеков не было. К сожалению, уже никого из бабушек и дедушек нет в живых, я бы сейчас, конечно, задала им эти вопросы: почему не говорили, почему даже в таком узком семейном кругу это не обсуждалось? Хотя я думаю, что знаю ответ. Все боялись…
Лишняя информация, ну зачем она, что изменит? Но только сейчас в моей голове начинают складываться какие-то пазлы. Мой дедушка был военным, шил обувь, его обожали вышестоящие чины, генералы из Москвы приезжали к нему за сапогами. И я была уверена, что мой дедушка был очень высокого чина, потому что к нему с таким уважением все относились, даже про меня говорили: «О, это же внучка Пересильда!» Но при этом, оказывается, мой дедушка был всего лишь прапорщиком. Получается, из-за того, что он был внуком врага народа. Будет очень правильно, если после нашего сериала кто-то захочет получше узнать историю своего рода, как это сделала я.
— А вы знаете, кто еще пробовался на роль Настасьи? Большой ли был кастинг?
— Изначально было известно, что будет Чулпан и буду я. Не стану скрывать, мне это льстит. Я нормально отношусь к пробам, но, когда знаешь, что никого больше не рассматривают на роль, внутри возникает особое отношение. Верят именно в тебя, и ты никак не можешь подвести, понимаете? Плюс есть такой момент: когда режиссер говорит тебе, что ты — единственная, ты этого режиссера сразу начинаешь любить — автоматом. За этим человеком без страха пойдешь в огонь и в воду. Ведь тебе доверяют, и можно вместе сочинять, фантазировать, тебе позволено чуть больше, чем обычно. Но это не значит, что надо обнаглеть и вести себя по-свински. Со мной такого никогда не произойдет. Как раз наоборот. Когда проходит долгий мучительный кастинг и я знаю, что там еще десять человек пробуются, могу в какой-то момент сама сказать: «Знаете, наверное, я не буду в этом участвовать». Возможно, это интуиция, понимание, что и другая актриса сможет сделать эту роль, и это тоже будет интересно. Я ни разу не пожалела, что упустила какую-то роль. Это время я посвятила семье, своим детям, благотворительному фонду.
— Кстати, ваш фонд «Галчонок» быстро перестроился на дистанционную работу, и вы одними из первых запустили проект «Сказочные чтения» в социальных сетях. Чья была идея?
— В этом году исполняется 100 лет Джанни Родари, и мы хотели в октябре устроить чтения его книги «Сказки по телефону» для наших подопечных в каком-нибудь красивом особняке. И вдруг случается вся эта ситуация. Я просыпаюсь утром, понимаю, что все уходят в изоляцию, и вспоминаю название книжки — «Сказки по телефону». Как раз про нас сегодня. Бросаю эту идею в наш общий чат, и мы запускаемся одним днем. Мы очень легкие на подъем, сразу выстроилась очередь из желающих читать сказки в интернете. Вопрос стоял в том, а хватит ли на всех сказок? Я прочитала первой, это видео сразу посмотрели 42 тысячи человек, затем эстафету подхватили Юля Хлынина, Лиза Арзамасова, Тимур Родригез, Женя Дмитриева, Юлька Александрова, Митя Хрусталев, Марина Александрова. Это я далеко не всех наших артистов назвала, только маленькую часть. Знаете, что это доказывает? В критических ситуациях люди откликаются быстрее, чем обычно, и я вижу, как много добрых поступков сейчас совершается во всем мире. Может быть, эта пауза научит людей наконец-то слышать друг друга?
— А есть и другие версии, что все это проклятие високосного года. Верите в это?
— Вообще-то это мой год, год Крысы. Какие проклятия? Не хочу в это верить. Я верю только в то, что добро всегда побеждает. А все остальное — просто случайные совпадения.
— Недавний пожар на премьере фильма «Лед 2», когда вас эвакуировали из зала, — тоже совпадение?
— Да! Потому что мы с детьми потом досмотрели этот фильм в другой день, уже без ЧП. Но в тот вечер я, если честно, не сразу поняла, что происходит. Я люблю смотреть русское кино, тем более «Лед 2» снял Андрей Першин, он же Жора Крыжовников, которого я ценю. Там снялись мои любимые Саша Петров, Юля Хлынина, Мария Валерьевна Аронова. Мы с детьми сидели и рыдали на этом фильме, я ревела как корова. Там такие вещи пронзительные, когда мужчина остается один с ребенком на руках, и как это верно сыграно Сашей Петровым. Сижу вся в слезах. Начинается песня «Озеро надежды», одна из моих любимых. На экране поет Аронова, в зале на это смотрит Алла Борисовна Пугачева. И вдруг что-то объявляют, народ встает, собирается и идет к выходу.
Я ничего не понимаю, думаю, какие же идиоты прерывают фильм, как можно? А в кинотеатре как? Куртка где-то внизу брошена, сапоги сняты, как в самолете, валяются под креслами… Еле их нашла! Выходим на улицу, а я все равно не понимаю, как можно было прервать такую песню. Вокруг дым, а я все еще в фильме, иду зареванная. На улице говорю дочкам: «Пошли в соседнее кафе, хоть погреемся». Там встречаем режиссера Юру Быкова. Он смотрит на меня и начинает успокаивать: мол, не плачь, пожар потушат. А я ведь не из-за этого плачу, а из-за фильма. Видимо, наш разговор услышали журналисты, потому что на следующий день вышла новость «Пересильд расплакалась из-за пожара».
— Мы давно знакомы, и я знаю, что Пересильд не плачет, даже когда больно. Вы снимались с болезнями, играли на сцене с переломами. Изменится ли отношение к себе и к работе сейчас, будете ли себя беречь?
— Честно скажу, мне трудно пообещать, что все изменится. Это такая профессия, когда все время находишься в каком-то загнанном состоянии. А съемочная площадка — вообще рассадник. Там все кашляют всю жизнь, даже без эпидемий. Потому что там холодно, потому что рабочий день по 12 часов на улице, потому что не высыпаются нормально, не едят вовремя… Все свои простуды до этого я тоже почти всегда переносила на ногах, в работе. То есть такого, чтобы без съемок или спектакля я могла бы спокойно полежать, практически не было никогда. У меня была пара вынужденных больниц, но они не связаны с простудой. Помню, несколько лет назад мы закрывали Театр Наций перед большим ремонтом и делали финальный концерт.
Я выходила на сцену с температурой сорок. Женя Миронов меня прямо из театра отправил в больницу. Меня посмотрели, сказали, что уже неделю я хожу с пиелонефритом и нужно ложиться в стационар на две недели. Что? Это невозможно! Какой пиелонефрит, когда у меня столько дел! Окей, сказали мне, тогда пишите заявление, что вы отказываетесь от госпитализации, но в случае летального исхода ни вы, ни ваши родные не будут иметь претензий. Я переспросила про летальный исход, и только это убедило меня тогда лечь в больницу. Оказалось, что все возможно, когда речь идет о здоровье.
— И чтобы завершить наш разговор позитивом, немного помечтаем. Каждое лето вы с детьми уезжаете к морю, в Грецию или в Италию. Если к этому времени откроют границы, рискнете поехать или осторожность победит?
— Знаете, как все, кто активно пашет на протяжении всего года, я, конечно, хочу отдохнуть на побережье. Скажу больше, в этом году я заранее отказалась от всех летних съемок, чтобы поехать на море. Но будем смотреть по обстоятельствам. Безусловно, сто раз подумаю. Если что — есть дача, на которой мы сейчас находимся. Но все же я очень надеюсь, что наша вынужденная изоляция закончится с наступлением лета, все будут живы-здоровы, границы откроют и мы будем вспоминать сегодняшние волнения как фильм, в котором нам всем пришлось участвовать.
