Виктор Мережко: «Михалков покорил Мордюкову усами, одеколоном и «мерседесом»

Режиссер вспоминает неизвестные истории об известных актерах.
Светлана Крючкова, Никита Михалков и Нонна Мордюкова
Светлана Крючкова, Никита Михалков и Нонна Мордюкова на съемках фильма «Родня» по сценарию Виктора Мережко. 1981 г.
Фото: Мосфильм-инфо

«На съемках «Родни» Нонна в Михалкова влюбилась: «На «Мерседесе» ездит, гад такой ползучий. Ой, Витька, я не могу, эти усы у него! А каким одеколоном пахнет, ой, Витька…» И вот она то плакала, то порывалась уехать. И я ее всякий раз ловил на вокзале и уговаривал вернуться. А там уж из-за угла выруливала машина, оттуда выходил Никита: «Ку-ку, Нонночка!» — рассказывает сценарист и режиссер Виктор Мережко.

Я был очень наглым. Когда учился на первом курсе ВГИКа, просочился в Дом кино на празднование Нового года. Для студента это было нереально, но я пристроился к какому-то актеру, и тот просто не смог меня отшить. И вот все сидят за столами, а я болтаюсь по залу. Смотрю — в центре зала стоят великие: Герасимов, Чухрай, Шпаликов, кто-то еще. Над чем-то смеются, весело им. И вот к ним подвалил, смотрю пристально. Чухрай спрашивает: «Чего тебе?» Я говорю, вернее, «ховорю» — у меня тогда еще был специфический южный говор: «Мужики… Вы тут самые знаменитые, хордость наша, хении кино. Но запомните! Меня зовут Виктор Мережко. Пройдет не так много лет, и я стану таким же знаменитым, как вы». Они молчат. А я продолжаю: «Нет, вы запомнили, что я сказал?» Тогда Сергей Аполлинариевич Герасимов жестко меня взял за плечо, он же сильный был, отвел в сторонку и на ухо сказал: «Пошел на...»

Прошло лет двенадцать, раздался звонок: «Виктор, здравствуйте, это Григорий Чухрай. Я хочу, чтобы вы написали для меня сценарий про войну. Приезжайте ко мне домой, поговорим». К этому времени по моим сценариям уже были поставлены и «Здравствуй и прощай», и «Одиножды один», и «Трын-трава». И вот теперь великий Чухрай хотел, чтобы я писал для него. Он дал прочитать статью в газете о том, как мать долгие годы прятала на чердаке сына-дезертира. Говорю: «На кого писать?» — «Для Мордюковой». Я сразу стал просить: «Григорий Наумович, мне бы с Мордюковой познакомиться. От ее сленга, от ее манер, от характера многое зависит». И вот мы встретились в Союзе кинематографистов. Чухрай говорит: «Познакомься, Нонна, это Витя Мережко, молодой автор, будет писать сценарий». — «Ой, Мережко! Ты откуда родом?» — «Из-под Ростова». — «Та мы ж земляки! А красивый ты, здоровый. Казак же?» — «Казак». Вот такой был смешной разговор.

Никита Михалков и Виктор Мережко
«На день рождения я привез Михалкову мешок картошки. И Никита восхитился: «Да такого бесценного подарка мне никто еще не делал!» Никита Михалков и Виктор Мережко на фестивале «Киношок». 2010 г.
Фото: PERSONASTARS.COM

Сценарий «Трясины» Нонне не то чтобы не понравился... Но она все жаловалась: «Ой, какой тяжелый». Хотя сниматься согласилась без колебаний. Я же не знал, что у нее в это время назревала драма с сыном Володей. Самой тяжелой была сцена, когда героиня вытаскивает сына из петли — тот пытался повеситься. И Нонна, отснявшись, забилась в истерике: «Идите на хрен все отсюда, видеть вас не могу! Этот написал, этот снимает! Пошли вы!..» Орала страшно. Ее успокоили, дали полчаса посидеть. А потом она мне говорит: «Витька, если ты после этого сценария не напишешь мне комедию, я тебя убью. Понял?» Пришлось обещать. А Нонна от меня все не отставала: «Витька, сценарий, комедия!» Я говорю: «Пишу». И не писал. Врал. Потому что не знал, о чем писать. А тут случилась история с моей тещей. Она приезжала к нам в Москву и все мечтала встретиться со своим первым мужем Вадимом, летчиком, который ее бросил, женившись на дочери командира полка. И вдруг я понял: это же интересный сюжет, как деревенская мать приезжает к городской дочери. Дальше история сама написалась, всего за полтора месяца. И вот я позвонил Мордюковой: «Нонночка, ты знаешь, я написал. Где встретимся?» — «На «Киевской». — «Тебя ж там узнают». — «Да кто там узнает... Скажут, тетка с Киевского вокзала...»

Прочтя сценарий «Родни», Нонна перезвонила мне ночью: «Витька, гадина такая, ты шо ж написал? Ты хоть сам понимаешь?» — «Что, плохо?» — «Да не плохо, это ж то, шо я хотела. Витька, надо, шобы это снималось уже завтра. И шобы был самый лучший режиссер». — «Кто?» — «Никита Михалков!» Тут надо сказать, что Никита популярен и сейчас, но тогда это было явление! Молодой, красивый, веселый, щедрый, на «Мерседесе»... Причем талантлив до бесконечности. Я говорю: «Нон, не возьмет, это сельская история». — «Не гавкай, возьмет». И вот она подсунула сценарий Никите на закрытии Московского кинофестиваля. И через пять-семь дней мне звонок: «Виктор, здравствуйте, это Никита Михалков...» Помню, я на метр подпрыгнул от счастья.

Запустились мы в 80-м — в год Олимпиады. Снимали в Днепропет­ровске. Не все шло гладко. Нонна явилась на пробы на каблуках, в нарядной легкой кофточке. Никита сказал: «Нет! Так не пойдет!» И повел ее к костюмерам. Там майку на нее надели, на зубы — фольгу. «Шо ты делаешь со мной?» — возмутилась Нонна. А он: «Образ делаем, Нонночка, образ. Спокойно». В ответ — мат-перемат. Никита говорит: «Ну подожди, давай все обсудим…» — «Да пошел ты, барчук чертов! Снимай Римму Маркову!» Та была постоянной соперницей Мордюковой. Вскоре звонит Никита: «Витя, давай так: день-два помолчим. А потом скажи ей, что я сделал пробы Риммы Марковой и очень ими доволен». Так и поступили. Через два дня я позвонил Нонне и все сказал. Она взвилась: «Чего он, охренел, что ли, совсем? Она же не потянет эту роль!» — «Нонночка, ну режиссер-то — он, он и хозяин». — «А ты шо, не имеешь значения там? Скажи, что я подумаю. Может, еще и сама буду сниматься». И я тут же перезваниваю Никите: «Все, мы победили». На следующий день Нонна приехала на студию, и они с Никитой стали целоваться, обниматься, плакать, просить друг у друга прощения.

Александр Адабашьян, Людмила Гурченко, Олег Янковский и Олег Табаков
«Янковский читает сценарий и вскрикивает: «Мережко, сволочь, гений!» Михалков, конечно, поинтересовался, в чем дело. И был очень удивлен, когда узнал: на роль, которую обещали ему, зазывают Янковского...» Кадр из фильма «Полеты во сне и наяву». Александр Адабашьян, Людмила Гурченко, Олег Янковский и Олег Табаков. 1982 г.

Потом они это проделывали еще несколько раз во время съемок в Днепропетровске — все это бурное примирение. Потому что Нонна чуть что собирала чемоданы и ехала на вокзал. Ей не нравилось, что Никита делал образ более острым, чем в сценарии. При этом Нонна в него влюбилась: «На «Мерседесе» ездит, гад такой ползучий. Ой, Витька, я не могу, эти усы у него! А каким одеколоном пахнет, ой, Витька…» И вот она то плакала, то порывалась уехать. И я ее всякий раз ловил перед посадкой в вагон, нагруженную каким-то немыслимым количеством вещей, которые ей дарили поклонники. И уговаривал вернуться. А там уж из-за угла вокзала выруливала машина, оттуда выходил Никита: «Ку-ку, Нонночка!» И все! Обнимаются, целуются и загружают все эти чемоданы в специально вызванный автобус — ни в какую легковую машину такое количество не умещалось. Ей же дарили кухонные комбайны, галоши, сковородки, тарелки. У Мордюковой весь номер был заставлен коробками. Ее же любили безумно...

Первый показ «Родни» проходил в так называемом «яичном» зале «Мос­фильма», который был оклеен картонными коробками из-под яиц для лучшей акустики. Волчек, Евтушенко — все собрались. А зал — сто мест всего. Это у Никиты был такой фирменный ход: он устраивал показы так, что мест было гораздо меньше, чем приглашенных. И таким образом обеспечивал переаншлаг: у него знаменитости на ступеньках сидели.

Еще не закончились шумные премьерные мероприятия, когда Никита сказал: «Хочу познакомить тебя с одним армянином. Режиссер со студии Довженко Роман Балаян. Самый у них талантливый». Никита вечно объявлял кого-то большим талантом и с ним носился... И вот он свел нас с Балаяном. Тот говорит: «Напиши для меня сценарий». — «О ком?» — «Обо мне. Я же как Нагорный Карабах. Стою на скале, и снится мне, что я лечу, а просыпаюсь — работы нет, двое детей, жена ругается». — «Не понимаю, как из этого можно сделать сценарий. Но я подумаю». А Никите говорю: «Никит, если я возьмусь за это, то главную роль напишу под тебя. Будешь сниматься?» — «О чем разговор, конечно, буду». И вот уже со студией Довженко договор подписали, и аванс мне заплатили — шесть тысяч рублей. А сценарий у меня все не вырисовывается. И тут поехал я в Черкассы к старшему брату — он тогда кризис переживал: из армии комиссовался, выпивать стал. Посмотрел я на брата и понял, о чем надо писать. Так появился сценарий «Полеты во сне и наяву». Вот только Балаян прочел и сказал: «Я не то хотел. Какой-то дурак твой герой, чего ему неймется?»

Никита Михалков и Нонна Мордюкова
«Нонна в Михалкова влюбилась: «Ой, Витька, я не могу, эти усы у него! А каким одеколоном пахнет, ой, Витька…» На съемках фильма «Родня»
Фото: Мосфильм-инфо

Тогда я, уже многому научившийся у Никиты, просто отдаю сценарий почитать на «Ленфильм». И мне оттуда звонят: «Мы вернем аванс на студию Довженко, давайте к нам». Балаян, конечно, узнал, сразу стал звонить: «Витя, дети кушать хотят! Ладно, сниму это говно, денег немножко заработаю. Никто этого фильма все равно не заметит». Я говорю: «Ром, с таким отношением нельзя начинать работу. С моей точки зрения, это один из лучших моих сценариев». — «А, вай, у тебя что ни сценарий, то лучший!» И вот он стал быстренько запускаться. Только вместо Михалкова на главную роль неожиданно для меня захотел Янковского. Тот сначала не соглашался: студия Довженко — репутация у нее не очень была, а тут еще и какой-то никому не известный Балаян... Но Рома уперся: нужен Янковский, и все тут! Пришлось мне самому Олегу позвонить: «Олежечка, мы с тобой приятели, ради меня почитай». А он: «Завези сценарий на служебную проходную «Ленкома». Я сегодня еду в Таллин на «Собаку Баскервилей», в поезде прочту».

В поезде Олег оказался в одном купе с Никитой Михалковым, который тоже ехал на «Собаку Баскервилей». И вот Янковский стал читать сценарий и время от времени восклицал что-то одобрительное. Было у него любимое словечко: «гений». Кого он только гением не называл... И вот он читает сценарий и вскрикивает: «Мережко, сволочь, гений!» Михалков, конечно, поинтересовался, в чем дело. И был очень удивлен, когда узнал: на роль, которую обещали ему, зазывают Янковского... Впрочем, Роман тут прав, его выбор безупречен: Никита слишком силен и самоуверен по своей натуре для такой роли, тут нужен кто-то более рефлексирующий. К счастью, Михалков хоть и обиделся, но не сильно...

Мы с ним тогда очень дружили, в гости друг к другу ходили. Помню, на день рождения я привез Михалкову мешок картошки — килограммов пятьдесят. И Никита восхитился: «Да такого бесценного подарка мне никто еще не делал!» Как-то на Николиной Горе мы с ним и композитором Артемьевым втроем крепко выпили и, стоя на коленях, целовали русскую землю, плача от умиления. Был и еще раз, когда мы с Никитой вместе плакали: в Ленинграде, причем третьим был Олег Басилашвили. Мы, опять же, сначала хорошо посидели, а потом пошли гулять. Недалеко от Исаакиевского собора видим разрушенную церковь с колокольней. Мы на нее забрались, смотрели на Ленинград... Плакали и кричали: «Что ж вы, суки, делаете с нашей родиной!»

Наталья Гундарева и Борислав Брондуков
Наталья Гундарева и Борислав Брондуков в фильме «Вас ожидает гражданка Никанорова». 1978 г.
Фото: Мосфильм-инфо

С высоты прожитых лет понимаю: моя жизнь смотрится как что-то приключенческое. Родился я на хуторе Ольгинфельд, но довольно быстро мы переехали. Отец любил выпить, погулять, с работы его выгоняли часто. И мы переезжали с места на место. Жилье снимали. Была абсолютная нищета. Семья-то многодетная — кроме меня еще два брата и сестра-инвалид, а одна сестра умерла совсем маленькой. Я помню, весной взошел щавель под забором, а мама из Азова как раз привезла постного масла. И вот мы приготовили суп из дикого щавеля с маслом! Роскошно. Да что там масло — мы и хлеба-то подолгу не видели. Свой угол у нас появился, когда мне было лет 14—15. Мамина тетка, переехав в город, отдала нам свою хату на Украине. Хата стояла на песках, в самом худшем месте. Там картошка родилась величиной с мой ноготь. И все равно: это был дом. Я там окончил сельскую украинскую школу.

В деревню приезжала «передвижка». Показывали фильмы «Александр Нев­ский», «Большая жизнь», «Смелые люди», «Молодая гвардия». Я всегда околачивался в будке киномеханика. До сих пор хорошо помню специфический запах целлулоида: киномеханик склеивал сто раз показанные, истрепанные ленты. Я грезил кино и после школы решил поступить на актерский факультет в Киеве. Это оказалось нереальным — нужно было знание украинского языка. Пытался я поступить и в институт киноинженеров, но провалился из-за математики. А тут мамин брат дядя Вася из Львова написал: «Пусть Витька приезжает. Поступит — я ему банку варенья в месяц давать буду». Я поехал во Львов и выбрал институт с самым маленьким конкурсом — полиграфический. Учился я там и все время думал о кино. Как-то стал свидетелем того, как снимали фильм «Овод». Съемки шли ночью возле кинотеатра. Собралась толпа зевак, и я стоял в ней вытянув шею. Олег Стриженов, Николай Симонов, оператор, костюмеры, гримеры бегают, мажут лица. Магия!

Вскоре я заметил в себе склонность сочинять разные истории. Помню, оказавшись на практике в Ленинграде, я сидел на скамейке в Летнем саду, записывал какой-то сюжет в тетрадку и воображал: прохожие смотрят на меня и думают: «Вот сидит будущий талант...» Я понимал, что не хочу быть полиграфистом, хочу быть кинематографистом. Так что, отработав после института три года в Ростове по распределению, я поехал в Москву и поступил во ВГИК, на сценарный факультет. Мне было 27 лет. Во вгиковской общаге в Ростокино я оказался одним из самых старших. Жили мы там весело: пели цыганщину, выпивали. Из Городка Моссовета к нам приходили девицы... Одним из моих соседей по общаге был Говорухин. Он поражал своей физической силой: в узком коридоре упирался руками в стены, поднимал ноги и держал под прямым углом. Я тоже вроде был здоровый, но так не умел. Зато я постоянно участвовал в драках. Как-то мне говорят: «Эдика Володарского бьют в гостинице «Турист». Я побежал, ворвался и раскидал там каких-то приезжих. Вот иллюстрация моей наглости и самоуверенности.

Наталья Гундарева и Людмила Зайцева
Наталья Гундарева и Людмила Зайцева в фильме «Здравствуй и прощай». 1972 г.
Фото: LEGION-MEDIA

На втором курсе произошло два важных события: я женился на красавице Тамаре Захаровой, и по моему сценарию сняли короткометражку. То есть я стремительно становился на ноги и как взрослый человек, и как кинематографист. Ну а в начале 70-х по моим сценариям стали снимать уже настоящее большое кино. Одним из первых людей, который меня высоко оценил, был Анатолий Папанов...

На главную роль в трагикомедию «Одиножды один» по моему сценарию пробовались Леонов, Гриценко и многие другие знаменитые артисты, но режиссер Геннадий Полока предпочел Папанова. Тот его привлек манерой разговора: «Я тебе скызал…»

Я почему-то сразу понравился Папанову, и он говорил так: «Ты, Витек, ныстыящий прыстой русский мужик!» Позже в одной компании я встретил Андрея Миронова, меня ему представили. Тот удивился: «Вы — Виктор Мережко?!» — «Да». — «Да вы же совсем молодой! Я-то себе представлял Мережко с длинной бородой, в которой солома застряла. Ему лет семьдесят, он лежит на печи и курит самокрутку». — «Откуда такое мнение взялось?» — «Так Папанов ходит и всем говорит: «Виктор Мережко — выдающийся писатель. Настоящий простой русский мужик».

Как-то раз Папанов при встрече говорит: «Я не могу до тебя дозвониться». — «Неудивительно. У меня и телефона-то нету». (Я жил тогда в однокомнатной квартирке в Теплом Стане и, если мне нужно было кому-то позвонить, спускался во двор, к автомату, с двумя копейками в руке.) «Так давай поставим», — говорит Папанов. И вот приходим мы на телефонный узел. В коридоре нам попадается ничем не примечательный человек в очках с очень толстыми линзами. Папанов безошибочно определяет: «Начальник». — И бросается наперерез: «Что ж вы губите таланты! Вот, великий русский писатель Виктор Мережко. Я ему хочу позвонить, весь мир ему хочет позвонить, а дозвониться не можем — телефона у него нет». У начальника телефонного узла глаза на лоб полезли: еще бы, перед ним сам Папанов! И через два дня у меня в квартире уже стоял телефон.

Иногда Папанов говорил: «Витюха, идем угощать нужника». Нуж­ник — нужный человек. Таких полагалось водить или в ресторан гостиницы «Москва», или в Дом журналистов. Платил за все Папанов. Я только-только неуверенной рукой начинал шарить в кармане, он останавливал: «Сиди, сиди, не дергайся». По домам разъезжались на метро. Бесплатно. Папанов доставал ветеранское удостоверение и говорил: «Ветеран войны! (У него выходило «вятеран».) А это со мной». Он ведь был фронтовиком, инвалидом. По его собственному выражению, «немец полпятки срезал»...

Лидия Федосеева-Шукшина и Николай Бурляев
Лидия Федосеева-Шукшина и Николай Бурляев в фильме «Трын-трава». 1976 г.
Фото: Мосфильм-инфо

Сейчас понимаю: мы с женой Тама­рой и нашей дочкой Машенькой стали одними из немногих, кто вообще бывал в квартире Папанова у Никитских Ворот, — жили-то они довольно закрыто. Как сейчас помню Тимошку, любимого пса семьи. Ему Папанов кричал: «Тимоха! Тапки!» И Тимоха тащил тапочки. Нам нравилось у них бывать. Жена Папанова Надежда Юрьевна была очаровательна, только вот дочь Лена почему-то все время сидела в своей комнате. Иногда наша Маша заглядывала к ней, видела мрачное лицо и тут же возвращалась за стол. Где Папанов, например, учил меня: «Витюха, ты сразу водку не глотай, как алкаши. Ты по чуточку. Чувствуешь, как она катится у тебя по горлу? Потом сугревает, сугревает желудочек. А потом немножко и пожариком бьет». При этом он сам уже не пил — ему нельзя было... С тех пор как Папанов добыл для нас телефон, он часто звонил по утрам: «Тамара, где Витюха?» — «Спит». — «Давай буди. Нечего ему спать, надо писать великие сочинения». Тамара меня будила и звала к телефону. «Здорово, Витюха, как дела? Водку пьянствуешь?» — «Ну, бывает». — «Сценарии пишешь?» — «Пишу». — «И за девками бегаешь?» — «Случается. А вы как, Анатолий Дмитриевич?» — «Водку не пьянствую, сценарии писать не умею, баб нету. Разве ж это жизнь?»

С актерами у меня особые отношения. Мы часто становились друзьями. Так вышло и с Наташей Гундаревой, для которой дебютным фильмом стал «Здравствуй и прощай» по моему сценарию. Сделать с Наташей пробы нам посоветовала Людмила Зайцева, сыгравшая главную роль. Она сказала: «Если вы ищете, кто может сыграть Надёжку, в Театре Маяковского есть редкая актриса, молодая, Гундарева. Правда, она полновата». И пришла Наташа. Поразительного обаяния. Улыбка, конопушки, рыжеватые волосы, хохот искренний, жизнелюбие. Нас с режиссером Виталием Мельниковым она взяла в оборот в три минуты. Женщина-счастье, женщина-темперамент, женщина-красота. Ее ничто не портило. Ни широкие бедра, ни походка уточкой.

Фильм снимали в Ростовской области, в станице Синявская, на Дону, — это место выбрали не сразу, дивное место. В Ростове в собственном доме жили родители моей жены. Мы часто к ним приезжали, и теща накрывала шикарные столы во дворе под абрикосами. Аромат счастья был разлит в воздухе: любимая жена, любимая работа, уже есть успех, дали однокомнатную квартиру, а вот еще и у тещи под абрикосами сидим. За столом там было принято петь песни: русские и украинские. Даже в картину одна такая вошла — Наташа Гундарева с Людой Зайцевой поют: «Цвите терен, цвите терен, лыстя опадае...» Поначалу Зайцева ей говорила: «Наташка, да замолчи, ты же петь не умеешь». Но Наташа в итоге научилась. От природы музыкальными талантами она не обладала, но натаскала слух — и это меня поразило.

Виктор Мережко с мамой Александрой Ефимовной и женой Тамарой
Виктор Мережко с мамой Александрой Ефимовной и женой Тамарой
Фото: Фото из личного архива Виктора Мережко

Она вообще могла удивительно много. Помню, мы снимали с Наташей уже другой фильм — «Вас ожидает гражданка Никанорова». Я наблюдал, как Гундарева с режиссером Леонидом Марягиным обсуждают мизансцену. И вдруг вижу, летит прямо на съемочную группу грузовик — явно потерял управление. Я и сообразить ничего не успел... А Наташка уже толкает изо всех сил Марягина в грудь, тот летит в сторону, она сама отпрыгивает в другую... В итоге машина врезалась в осветительные приборы, но никто не пострадал — благодаря Наташкиной молниеносной реакции.

Основные съемки «Гражданки Ни­каноровой...» шли в Таганроге. Там красиво очень — Азовское море, Таганрогский залив. Как-то мы вышли на прогулку часов в десять вечера и гуляли до поздней ночи. О многом откровенно говорили… Я понимал ее женскую драму — Наташа никак не могла найти себе мужчину. Она стеснялась своей полноты. Когда наконец она стала известной актрисой, тогда уже у нее и Леня Хейфец, прекрасный режиссер, появился, потом кто-то еще. Но, с моей точки зрения, до Михаила Филиппова она не очень была счастлива. Обидно, конечно, что у нее, такой солнечной и женственной, так и не появилось детей.

На «Гражданке Никаноровой...» в паре с Наташей играл Боречка Брон­дуков. Мы приятельствовали. И когда Боря приезжал в Москву, гуляли по Тверской. Он несколько своеобразно шутил над девушками — подбирался сзади и неожиданно хватал за ногу, а потом дико хохотал. Еще любил изображать контролера в автобусе или троллейбусе, приставал ко всем: «Ваши билетики, граждане!» Его узнавали, смеялись...

С Брондуковым мы были знакомы давным-давно, и само знакомство наше началось с розыгрыша. Это было в 1969 году, когда я еще только окончил ВГИК и режиссер Валентин Козачков пригласил меня в Одессу переписывать чужой сценарий «Если есть паруса». Было такое место в Одессе — «Куряж» — двухэтажная гостиничка напротив киностудии. Я приехал, лег поспать. Просыпаюсь, а на второй кровати лежит человек с лицом рецидивиста и смотрит на меня внимательно. А я вечером под подушку положил конвертик с какими-то небольшими деньгами. И вот я полез рукой проверить, на месте ли конвертик, а этот странный человек говорит: «Думаешь, что я уже стибрил?» Вместо ответа спрашиваю: «А как вы сюда попали?» — «Замок взломал. Я — уголовник». — «Странно как-то, это же киностудия…» — «Да ничего, разберемся. И с тобой разберемся. Мы со всеми разберемся». Тогда я пошел к администратору: «Почему у меня в номере уголовник?» А она стала смеяться: «Да это же Боречка Брондуков, артист!» Я вернулся в номер, говорю: «Что же вы обманываете, вы же артист». — «А ты шо, злякався?» (То есть испугался.) «Куряж» круглосуточно гудел весельем.

Виктор Мережко с Олегом Янковским
«Время было такое — мы любили застолья, увлекались дружбой, творчеством, красивыми женщинами. Тогда никто не спрашивал, какая у тебя ставка, сколько ты стоишь. Очень красивое было время…» С Олегом Янковским на премьере фильма «Возвращение». 2003 г.
Фото: PHOTOXPRESS.RU

Режиссер Козачков каждый вечер варил уху для группы, его номер был завален сетями, рыболовецкими снастями... Захаживал на его уху и Володя Высоцкий с гитарой — он тоже в тот момент в Одессе снимался. Никто тогда и не думал, что Высоцкий станет легендой. Ну Володя, ну гитара, ну песни — поет, и прекрасно! А Петр Тодоровский гитару возьмет и споет — мы и его с удовольствием послушаем. Там же, в «Куряже», мы подружились и с Георгием Юматовым. Я не играл в футбол, не понимал этой игры, а они гоняли на траве какой-то тряпичный мяч. И однажды Жора, чтобы меня разыграть, в тряпку замотал кирпич. Говорит: «Вить, ты же здоровый, долбани, забей одиннадцатиметровый». И я долбанул и снес все ногти на ноге. Вот такая шутка... Жора чувствовал себя таким виноватым... Все каялся: «Витя, какой я дурак, ну бога ради прости...»

От нашей прежней жизни мало что осталось. Кто-то из друзей умер, с кем-то жизнь развела. Былые отношения мы сохранили разве что с Олегом Басилашвили. Он до сих пор вспоминает: «Ты помнишь, как мы рыдали на колокольне?» И вот уже и Олег Валерианович, уж на что он общепризнанная звезда, нет-нет да и пожалуется: «Меня боятся снимать — я уже стар для большинства молодых режиссеров. Они думают: или я уже мертвый, или скоро умру». В свое время он снялся в моих фильмах «Сонька Золотая Ручка» и «Хуторянин». А вот теперь я снова написал для него историю, которую сам буду снимать для Первого канала. Фильм называется «Не ждали». Он про музыканта с мировым именем, который на старости лет теряет память. Басилашвили сейчас живет только этой ролью. Съемки начнутся с конца мая в Санкт-Петербурге.

Очень люблю этот город. Там у меня живет сын Иван. Он режиссер и сейчас запускается на Первом канале с лирическим фильмом «Дайте мужа Дарье Климовой». А вот дочка Маша, хоть и окончила режиссуру компьютерной мультипликации во ВГИКе, занимается бизнесом, ищет себя в другом. Уже 19 лет, как умерла моя жена Тамара. Друзья, приятели, знакомые говорят: «Когда ты снова женишься? Ты же еще молодой мужик!» Но я не могу. Я бесконечно люблю своих детей. Когда Тамары не стало, моя любовь к ним приняла гипертрофированные формы. Мне этой любви вполне достаточно. Я грешный, конечно, но Тамару очень любил. Просто время было такое — мы любили застолья, увлекались дружбой, творчеством, красивыми женщинами... Шла такая счастливая киношная жизнь. Тогда никто не спрашивал, какая у тебя ставка, сколько ты стоишь. Нет. Тогда была чистая, прозрачная река счастья. Она текла, а мы в ней купались, ныряли, выныривали, грелись на солнышке, опять ныряли... Очень красивое было время…

События на видео
Подпишись на наш канал в Telegram
Таро-гороскоп на апрель 2024 года для всех знаков зодиака
Апрель станет непростым месяцем. С первых дней Меркурий развернется и пойдет в обратном направлении, поэтому многие знаки окажутся перед выбором или их дела начнут буксовать. Каждому представителю зодиакального круга не помешает помощь или хотя бы совет. Карты Таро укажут правильный путь для каждого, с этими рекомендациями вы сможете избежать проблем и даже выбиться в лидеры.

Таро-гороскоп на апрель 2024 Овен




Новости партнеров




Звезды в тренде

Анна Заворотнюк (Стрюкова)
телеведущая, актриса, дочь Анастасии Заворотнюк
Елизавета Арзамасова
актриса театра и кино, телеведущая
Гела Месхи
актер театра и кино
Принц Гарри (Prince Harry)
член королевской семьи Великобритании
Меган Маркл (Meghan Markle)
актриса, фотомодель
Ирина Орлова
астролог