Виктор Елисеев: «В Австралии за нами бегали поклонницы»

О репертуаре хора, нелегком выборе и участии в программе "Две звезды".
Татьяна Зайцева
|
30 Марта 2009
С внучкой Ариной в загородном доме в Переделкино
С внучкой Ариной в загородном доме в Переделкино
Фото: Марк Штейнбок

«Я понимаю, что в моем возрасте и в моем положении вдруг начать петь со сцены — по меньшей мере странно, если не сказать — глупо. И прежде чем согласиться на этот безумный эксперимент, я пережил серьезную внутреннюю борьбу с самим собой. Но все-таки решил рискнуть», — рассказывает участник программы Первого канала «Две звезды» генерал-майор Виктор Елисеев.

— Виктор Петрович, вы — генерал- майор, профессор Московской консерватории с 12-летним стажем, на протяжении почти четверти века начальник, художественный руководитель и главный дирижер Академического ансамбля песни и пляски Внутренних войск МВД России, да еще и начальник Культурного центра этого же военного ведомства.

То есть во всех отношениях человек серьезный, солидный — и вдруг становитесь участником развлекательного телешоу. Что вас подвигло на это?

— Когда мне предложили поучаствовать в «Двух звездах», я спросил себя: стоит ли ввязываться в это дело? И первоначально решил однозначно: конечно же нет. Но потом подумал: а почему, собственно? Петь я любил с детства, голосом природа не обидела, в юности мне даже рекомендовали профессионально заняться вокалом. И хотя учиться я пошел на факультет хорового дирижирования, тяга к пению все равно осталась.

Наверное, она и пересилила — вот и согласился, так сказать, развернуться от оркестра к зрителям. Что касается партнерши, то до встречи на репетиции мы с Катей Шавриной лично знакомы не были. Вначале приглядывались друг к другу, общались с осторожностью, но сейчас притирка уже произошла и работать стало гораздо легче и интереснее. У нас ведь времени на подготовку совсем мало было — всего три дня нам дали, тогда как другие дуэты репетировали по месяцу-полтора. Они успели спеться, тщательно подготовиться, аксессуары разные приобрести — всякие ласты, зонтики, чемоданчики, а у нас ничего этого не было. Единственно, хор на подмогу взяли, так и это нам журналисты потом в вину поставили. Хотя в предыдущих «Двух звездах» наш ансамбль тоже участвовал — поддерживал Катю Стриженову, когда она пела, и никто ничего не говорил.

Ну да ладно, будем петь вдвоем, чтоб никого не сердить… Разумеется, я отдаю себе отчет в том, что участие в такой программе таит в себе большую опасность — ведь запросто можно провалиться. Но, с другой стороны, есть шанс и чуть-чуть приподняться. Надеюсь на второй вариант.

— В отличие от других военных музыкальных коллективов возглавляемый вами ансамбль несколько специфичен, да что там, прямо скажем — экстравагантен. С артистами эстрады петь не гнушаетесь, позволяете себе на сцене то, что называется «поприкалываться», да и репертуар ваш давно вышел за рамки военных и народных песен. Начальство не гневается?

— Знаете, нам как-то повезло. Ни разу никто не ограничивал нас в выборе репертуара. Ни один главком, ни один министр никогда ни слова не сказал о том, что мы что-то делаем неправильно. Даже во времена Советского Союза мы пели и церковные, и старосолдатские русские песни, и произведения зарубежных композиторов — учили слова на разных языках мира. Мы же очень много гастролируем за рубежом — около 70 стран объездили, причем выступали в самых престижных залах. И везде был аншлаг, и принимали всегда на ура. Военные ансамбли очень любят. Первый раз мы поехали за рубеж в 88-м году — в Италию, с Иосифом Давыдовичем Кобзоном. Это была потрясающая поездка — нас даже принимал в своей резиденции папа Иоанн Павел II. Иосиф пел «Аве Марию», а когда мы запели «Калинку», его святейшество глава римской католической церкви стал притоптывать в такт ногой — тогда вся мировая пресса на первых полосах газет и журналов писала об этом событии...

На программе «Две звезды» с партнершей Екатериной Шавриной и ведущей Татьяной Лазаревой
На программе «Две звезды» с партнершей Екатериной Шавриной и ведущей Татьяной Лазаревой
Фото: Андрей Эрштрем

Потом папа как бы благословил нас и предсказал нам счастливый путь. И то, что он сказал, мне кажется, сбывается. У нас с той поры ни разу не было ни кризиса, ни простоя — понемножку, но мы идем только вперед, по нарастающей. Например, в Австралии — а мы туда трижды выезжали, последний раз на 94 дня — за нами сотни поклонниц ездили. Кстати, мы там исполняли песни из репертуара их очень модной рок-группы и «Sex Bomb» Тома Джонса пели. Я не боюсь брать нетипичный для военного ансамбля репертуар, считаю, что петь можно и нужно все, другой вопрос — как. Мы все-таки работаем в военной форме, поэтому особенно опасно выбрать не ту трактовку исполнения, не ту интонацию, как-то опошлить репертуар.

Так что постоянно приходится искать золотую середину. Но и откровенно подшутить, мне кажется, тоже не возбраняется. К примеру, однажды мы выступали на «Серебряной калоше» и пели там «Голубую луну». Кстати, солистом был Антон Макарский — тогда солдат срочной службы. Конечно, такой эксперимент был на грани допустимого, но... получилось очень хорошо и вызвало бешеный восторг у зрителей! Любопытная была комбинация: Антоша — светлый такой человек, как говорится, вне подозрений и двусмысленностей, и мы — в военной форме, как бы на защите морали… В другой раз, тоже на «Калоше», мы пели «Нас не догонят» из репертуара «t.A.T.u.» — одному солисту сделали шотландскую юбочку, а второму обычную, зауженную. Причем они настолько смешно делали все движения под музыку, а хор так забавно подыгрывал им, что зал просто рыдал от смеха.

Тоже риск был колоссальный, но я считаю, что зрелище обязательно должно быть, чтобы людям интересно было смотреть выступление. Разумеется, это не говорит о том, что я против того, чтобы петь серьезные, патриотические песни — упаси Боже. Мы исполняем их очень много, и не формально, вкладывая в них всю душу. К слову, выступать нам довольно часто случается и в местах, далеких от радости и веселья, — в горячих точках, например.

— Такие выступления проходят в отдалении от боевых действий?

— Когда мы первый раз поехали в Грозный, обстановка там была страшно напряженная — вокруг блокпосты, со всех сторон стреляют, только по дороге к казарме я насчитал 19 сорванных башен с танков. Прямо на наших глазах снайпер застрелил солдатика, вертолет с офицерами взорвали…

К счастью, нас такие ситуации миновали. Но приезд в подобные места — это постоянный риск. И я очень горжусь тем, что в какую бы горячую точку мы ни собирались, ни один артист нашего коллектива ни разу от поездки не отказался… Последний раз мы ездили летом с очень большой гастролью по 12 городам Северного Кавказа. Выступали, как правило, на самых больших площадках. Скажем, в Грозном пели вместе с Иосифом Давыдовичем Кобзоном на стадионе — 7 тысяч чеченцев пришли посмотреть концерт. То есть мы выступали не перед войсками, а перед мирными жителями. И я был очень рад, что они — простые люди, пережившие столько горя, — слушали нас и аплодировали.

— Виктор Петрович, в военный ансамбль вас привели семейные традиции или какие-то другие пути-дороги?

«Когда мы запели «Калинку», его святейшество глава римской католической церкви стал притоптывать в такт»
«Когда мы запели «Калинку», его святейшество глава римской католической церкви стал притоптывать в такт»
Фото: Марк Штейнбок

— Родители мои из рабочих семей. Мама выросла в подмосковной деревне, отец — из Чапаевского района Саратовской области. А я родился, когда они уже жили в Москве, на Шаболовке. Папа (его уже нет в живых) всю жизнь, до 72 лет, работал таксистом. Помню, когда ему было лет 65, его остановил милиционер за какое-то мелкое нарушение — хотел, как тогда было принято, проколоть талон. Взглянул в него, а там — за 42-летний стаж вождения нет ни единой дырки. Он с неподдельным восхищением посмотрел на отца и отпустил — рука не поднялась испортить такой безупречный документ. А мама моя большую часть жизни была домохозяйкой. Только в последние годы пошла работать в охрану на один из закрытых заводов, продвинулась там, стала даже руководителем этой охранной организации. К сожалению, она очень рано умерла, в 57 лет. Я очень тяжело переживал ее смерть.

Ведь сколько себя помню, мама всегда занималась мной. Каждое лето оформлялась шеф-поваром в пионерлагеря, чтобы я там у нее был под присмотром, водила меня в музыкальную школу, все время следила за моей учебой, поведением — короче говоря, делала все для того, чтобы я вырос состоявшимся человеком. Чуть что не так, подзатыльник давала, пихнуть как следует могла, но я знал, что делала она все это любя, и никогда не обижался на нее. Помнится, когда в 15 лет первый раз выпил портвейна во дворе с ребятами, мама заметила это и приготовилась отлупить меня ремнем. Я стал бегать от нее вокруг стола, а она догнать уже не может и пытается двигать стол, прижать меня, чтобы я не выскользнул, но сил-то по сравнению с моими уже не хватает — я опять отодвигаю этот стол... В общем, перестала она бороться, села и заплакала.

И мне так жалко ее стало, я говорю: «Мам, ну ладно, бей сколько хочешь, только, пожалуйста, не плачь…» Мама очень хорошо пела, трогательно как-то — у нее был прекрасный голос. Когда я, мальчишкой, слушал, как она поет «На Муромской дорожке», непременно начинал плакать, у меня просто сердце разрывалось от переживаний. Мама очень любила военные оркестры, духовую музыку и, помню, почему-то часто говорила мне: «Я хочу, чтобы ты стал военным дирижером». Можно сказать, запрограммировала меня на это дело. Хотя оканчивал я чисто гражданские учебные заведения — сначала Музыкальное училище имени Октябрьской революции (сейчас — Московский государственный институт музыки имени А. Г. Шнитке), а потом — Гнесинский институт. Но в Гнесинку смог поступить только на вечернее отделение — до дневного одного балла не хватило.

А оттуда, как известно, призывают в армию. К моменту призыва я уже успел жениться — Марина училась в том же училище, что и я, только на другом курсе. Тесть мой был полковником, потом стал генералом. Когда мне пришла повестка в армию, он позвонил начальнику Московского округа и попросил определить меня в Ансамбль имени Александрова — все-таки возможность бывать дома и вообще всякие льготы. Но мне почему-то стало неловко идти таким путем, и я решил пойти попробоваться в другой военный музыкальный коллектив — слышал, что есть такой самодеятельный ансамбль войсковой части 74/56. Пришел туда, спел, и они сразу записали меня к себе. Так я стал настоящим солдатом срочной службы. Все было по полной программе — и учебный пункт, и стрельба из автомата на стрельбище в снегу, и караульная служба, и патрулирование, и наряды на кухне.

«Вот с внучками у меня все замешано на доверии, они мне все свои секреты рассказывают, даже про мальчиков»
«Вот с внучками у меня все замешано на доверии, они мне все свои секреты рассказывают, даже про мальчиков»
Фото: Марк Штейнбок

То есть нормальная военная служба с ее жесткими порядками. Но со временем, когда ансамбль начал набирать обороты, многие нагрузки командование стало отменять, и прежде всего наряды на кухню. Один парень, он играл на домре, однажды был направлен чистить картошку. Всю ночь чистил, полторы тонны перелопатил, ну и, естественно, пальцы все скукожились. И после того, как его руки показали начальнику политотдела — а тот был человеком умным, — было принято решение артистов от подобных заданий освободить.

— Странно все-таки — будучи зятем крупного военачальника, не воспользоваться возможностью послужить на льготных условиях... Почему так, не желали быть обязанным?

— Нет, наверное, просто хотелось самому создавать свою судьбу.

Потом-то мне и так многие пеняли — вот, мол, женился на дочке генерала… Хотя, повторяю, когда мы расписались, Василий Емельянович был полковником. Да меня его звание вовсе не занимало, я вообще не понимал, кто он, чем занимается. Просто мы с Мариной очень сильно любили друг друга, молодые были… Прожили вместе 24 года, а потом все-таки расстались. С годами отношения как-то стали изживать себя, и так получилось, что, когда наша семья практически распалась, я встретил Иру. Вот ведь как удивительно в жизни бывает. Совершенно случайно встретились. Я интересуюсь живописью, и однажды меня пригласили на какую-то экспозицию в выставочный зал, находящийся недалеко от работы. Директором его была Ирина Викторовна. Мы познакомились и как-то сразу почувствовали, что во всем совпадаем друг с другом.

Влюбились. И началась наша история, которая продолжается вот уже 15 лет. Причем пожениться мы решили через полтора месяца после знакомства, ничего не взвешивая, не обдумывая. И, представляете, живем очень хорошо, просто прекрасно, ни на секундочку не пожалев о том, что так спонтанно решили соединить свои судьбы. Конечно, пришлось притираться друг к другу. Я, к примеру, человек очень общительный, у меня много друзей, кручусь-верчусь целыми днями, люблю, когда вокруг люди, а Ирина была более замкнутой. Ну что вы хотите: по первой специальности — экономист, по второй — искусствовед, работала директором, в подчинении всего 5—6 человек. Индивидуалистка, одним словом. К тому же в течение 10 лет после развода она жила одна, а женщине тяжело так жить. Но теперь все изменилось. Из-за того, что Ира почувствовала себя защищенной, она раскрылась совершенно с другой стороны, потихонечку стала обращаться в мою веру.

Сейчас уже наш дом абсолютно открытый, каждые выходные к нам обязательно кто-то приходит, да и мы часто бываем в гостях — это уже стало нормой нашей жизни.

— Общих детей у вас нет?

— Дети у нас от первых браков. У меня — дочка Юля и две внучки, а у Иры — сын Олег и тоже двое внуков. Конечно же мы не разделяем детей на своих и чужих, они все у нас — наши, любимые. Юля родилась, когда мне было 22 года. Вопрос «рожать или не рожать» у нас с Мариной не стоял — мы оба очень ждали ребенка. Жили тогда у Марининых родителей, в их хорошей трехкомнатной квартире. 13 лет с ними прожили, и от этого периода у меня остались только самые светлые воспоминания, до сих пор поддерживаю контакты и с моей первой тещей, которой сейчас уже 94 года, и с тестем, ему — 92.

«Пожениться мы решили через полтора месяца после знакомства, ничего не взвешивая, не обдумывая, хотя были уже взрослыми людьми, имеющими за плечами опыт семейной жизни...»
«Пожениться мы решили через полтора месяца после знакомства, ничего не взвешивая, не обдумывая, хотя были уже взрослыми людьми, имеющими за плечами опыт семейной жизни...»
Фото: Марк Штейнбок

Они прекрасные люди — добрые и по-настоящему порядочные. Но зарабатывать я всегда старался самостоятельно, чтобы ни от кого не зависеть. Когда дочка появилась на свет, стал работать на трех работах: в самодеятельном ансамбле, в хоровой студии да еще в детской школе… Я Юлю очень люблю, надеюсь, и она меня тоже, но, честно скажу, особого панибратства у меня с ней никогда не было, то есть она мне конечно же рассказывала что-то о себе, но, насколько я понимаю, не до конца. При том, что с Мариной у них всегда были очень доверительные отношения. Сейчас вот она с Ирой вовсю делится, а меня опять словно и нет… Юля пошла по нашим с ее мамой стопам — тоже училась в музыкальном училище, потом — в Гнесинке. Когда окончила, я предложил: «Хочешь, попробуй у меня поработать хормейстером.

Получится — хорошо, не получится — еще что-нибудь поищешь». Смотрю, вроде стало получаться, никакого отторжения к ней в коллективе нет. Вот доработала уже до звания заслуженной артистки России. Сейчас Юля не замужем, но у нее есть две дочки: 5-летняя Аришка и 15-летняя Катя, которая планирует стать стоматологом. Бог даст, получится — очень способная девочка. Вот с внучками, признаюсь, у меня все замешано на доверии, они обе мне все свои секреты рассказывают, даже про мальчиков.

— А отношения с сыном Ирины у вас сложились?

— Знаете, в наших семьях между всеми лад. Мы постоянно встречаемся, общаемся. По-моему, объединяющее звено — Ира. Она как-то умудряется за всеми уследить и, если что не так, говорит мне, тогда я включаюсь и где надо чуть-чуть нажимаю…

Что же касается Олега, то у него очень сложная судьба. С детства мечтал быть военным и после школы поступил в воздушно-десантное училище. Будучи от природы парнем музыкально одаренным, стал там активно участвовать в самодеятельности — пел, играл на гитаре. Взял даже Гран-при на одном из фестивалей солдатской песни «Виктория». Во время учебы женился, родились дети — Дима и Аня. На второй день после окончания училища, только что получив звание лейтенанта, был отправлен в Чечню — как раз было начало второй чеченской войны. Мы с замиранием сердца ждали от него звонков, писем. И вдруг — прошло где-то месяца четыре после отъезда Олега — известия перестали поступать. Иринка звонит в Рязань, где тогда жила его семья, разговаривает с невесткой, которую тоже зовут Ира, и узнает, что у нее тоже никакой информации нет.

Положила трубку — вижу, разволновалась сильно. Минут через 20 говорит: «Что-то на сердце неспокойно...» И опять набирает рязанский номер Иры. Вдруг вижу, выражение лица у нее меняется, она становится белая как мел, через секунду — пунцово-красная, я подлетаю к ней: «Что случилось?!» «Сын ранен», — шепчет еле слышно. «Откуда знаешь?» Оказывается, когда она позвонила, ее случайно подсоединили к разговору Олега с женой, с которой он только что связался из госпиталя — по счастливому стечению обстоятельств, рязанского, куда его доставили самолетом… И мы ночью погнали туда. Приехали, прорвались к нему, Иринка увидела, что он живой, ноги-руки-голова целы, и наконец успокоилась. Хотя исхудал Олег жутко. А что с ним случилось? Обычный эпизод войны — попали в засаду и парня расстреляли с 25 метров автоматной очередью.

«У Олега, сына Ирины, очень сложная судьба. На второй день после окончания десантного училища был отправлен в Чечню. Воевал, был ранен, награжден орденом Мужества...»
«У Олега, сына Ирины, очень сложная судьба. На второй день после окончания десантного училища был отправлен в Чечню. Воевал, был ранен, награжден орденом Мужества...»
Фото: Марк Штейнбок

Попали в живот, но — слава тебе, Господи — внутренние органы не задело... Месяца два он провел в госпитале, получил за это время звание старшего лейтенанта и орден Мужества, но потом встал вопрос: что же делать дальше? Поначалу Олег, разумеется, стал рваться обратно, к товарищам. Обе Ирины – и мать, и жена — в рыдания. Ведь помимо этого ранения у него были множественные травмы ног — он же десантник, парашютист, прыгал незнамо сколько, и ноги у него ломаны-поломаны, штыри повсюду вставлены, ходил уже плохо. Какое уж тут участие в боевых действиях или даже в обучении молодых, где надо постоянно бегать, прыгать, приемы всякие показывать. А в штабе сидеть он не хотел. Короче, Олег решил из армии уйти. Но что делать дальше, не знал. Где-то год ушел на адаптацию к мирной жизни — они же, когда приезжают с войны, становятся совершенно другими людьми.

Не представляете, сколько Ира пролила слез по этому поводу — то сын не то скажет, то не так отреагирует, то обидит невольно. На войне ведь ребята привыкают к совершенно другим, чисто мужским отношениям, и в гражданской жизни им очень тяжело... Но постепенно Олег стал погружаться в повседневные заботы, серьезно занялся вокалом, начал развивать голос — у него очень красивый тенор. Поступил в РАТИ, окончил с отличием. Все сам — искренне, как на духу, говорю: никто не помогал, никуда не звонил, не проталкивал. А сейчас он поет у меня в ансамбле и тоже получил уже звание заслуженного артиста России. Сын Олега учится на четвертом курсе финансовой академии, а дочка его оканчивает школу, но куда будет поступать, пока не знаю.

— Виктор Петрович, из вашего рассказа следует, что из армии вы вышли в звании рядового, а как же вам удалось дослужиться до генерал-майора?

— В 1973 году небезызвестный Юрий Михайлович Чурбанов, работавший тогда в политуправлении, решил создать Ансамбль песни и пляски внутренних войск — вот тот самый, что я возглавляю, в полном составе которого сейчас 200 человек.

Меня пригласили на должность хормейстера, и я взялся за это дело с огромным удовольствием. Коллектив стал развиваться, разрастаться, начались первые гастроли по стране. Желание было только одно — создать что-то стоящее, чтобы на нас обратили внимание. Вот этим я вплотную и занимался. Как раз в тот период мне действительно помог тесть, и единственный раз в моей жизни я эту помощь с большой радостью принял.

Он позвонил Юрию Михайловичу и сказал: «Мы хотим определить Виктора хормейстером в Ансамбль имени Александрова», — на что Чурбанов тут же ответил: «А не хочет ли он быть офицером?» Конечно, я хотел… Короче говоря, в 76-м году, сразу после окончания института, мне присвоили звание лейтенанта, введя специальную должность: заместитель начальника ансамбля — главный хормейстер. А в 85-м году меня — тогда уже капитана и заслуженного артиста Российской Федерации — назначили начальником ансамбля. Дела наши шли неплохо, мы уже достаточно ярко заявили о себе, но собственного помещения у нас не было. При этом существовал Культурный центр МВД, где наш коллектив смог бы очень хорошо разместиться. Мы писали много писем по этому поводу в самые верхние структуры, но решение никак не принималось.

«Мы не разделяем детей на своих и чужих, они все у нас — наши, любимые»
«Мы не разделяем детей на своих и чужих, они все у нас — наши, любимые»
Фото: Марк Штейнбок

Но когда министром МВД стал Анатолий Сергеевич Куликов, он подписал приказ о передаче нам этого помещения. Сначала, правда, хотел вообще ликвидировать Культурный центр, но я категорически этому воспротивился. Тогда он со словами «Ну и тяни этот воз сам» добавил мне еще одну должность — назначил начальником этого центра, чтобы, дескать, две структуры не ругались между собой. Однако должность эта считалась генеральской. И тогда Анатолий Сергеевич, знавший давно и меня, и мое отношение к делу, и результаты моей работы, сказал: «Зарплат нормальных я никому дать не могу — нет денег. Но хоть звания людям дам, чтобы как-то поднять им дух». Вот так в 1997 году мне, тогда полковнику, было присвоено звание генерал-майора.

— Когда наблюдаешь за вами и на экране, и в жизни, складывается впечатление, что вы, невзирая на все свои регалии, человек очень добрый. Это так?

— Не мне судить об этом. На мой взгляд, я на самом деле добрый, но не добренький. Особенно в работе есть нечто, чего не приемлю. И тогда ни о какой доброте и речи быть не может. К примеру, не выношу людей, которые халтурят в профессии. Стоит, скажем, какой-нибудь «артист» в хоре, смотрит преданно в глаза, улыбается и при этом филонит, сачкует — я же все вижу. И у меня к такому человеку сразу возникает отторжение. Нечестно так себя вести. Вот эту нечестность в людях я и не могу терпеть. Если пришел работать — работай, отдавайся на все сто. Не хочешь, не можешь — уходи!.. Но это издержки, они в каждом деле бывают. А в остальном я очень доволен своей жизнью — у меня все прекрасно сложилось.

Есть отличные дети, внуки, любимая жена, много настоящих друзей, работа замечательная. Короче, я — воплощенный пример счастливого человека, который каждый раз с удовольствием приходит на работу и так же с удовольствием возвращается домой.

События на видео
Подпишись на наш канал в Telegram



Новости партнеров




Звезды в тренде

Анна Заворотнюк (Стрюкова)
телеведущая, актриса, дочь Анастасии Заворотнюк
Елизавета Арзамасова
актриса театра и кино, телеведущая
Гела Месхи
актер театра и кино
Принц Гарри (Prince Harry)
член королевской семьи Великобритании
Меган Маркл (Meghan Markle)
актриса, фотомодель
Ирина Орлова
астролог