«У меня хорошо развита интуиция, часто даже вижу пророческие сны-предостережения. Вот только о том, что мы расстанемся с мужем, почему-то никакого дурного предчувствия не возникло. И представить не могла, что моя жизнь может вдруг так круто измениться. Казалось, Юра — моя семья, и это навсегда», — признается телеведущая Татьяна Веденеева.
— Татьяна, когда вы стали появляться на публике одна или в компании подруг, это не осталось незамеченным — сразу же появились публикации о том, что ваш союз с мужем, бизнесменом Юрием Бегаловым, дал трещину. Однако вы ситуацию никак не комментировали. И вот, наконец, согласились нарушить молчание и поговорить на эту тему. Так что же все-таки произошло? Почему вы расстались?
— Да вроде бы ничего особенного не произошло. Мы прожили 13 лет, и никогда у нас не было глобальных конфликтов, ссор. Но в какой-то момент стало совершенно очевидно, что наши отношения начали меняться. Допустим, несколько первых лет мы с Юрой практически не расставались — он по делам своей строительной компании постоянно колесил по миру, и я повсюду его сопровождала. Для нас было немыслимо: как он уедет куда-то без меня.
И я никогда никуда не ходила без него. Однако со временем мы стали разлучаться все чаще и чаще и наши разлуки продолжались все дольше. Мы оба чувствовали: что-то пошло не так, мы все больше отдаляемся друг от друга. И однажды мы сели, поговорили, обсудили ситуацию и решили какое-то время пожить врозь. Прошло уже два года, а мы так серьезно и не поговорили о том, почему, собственно, разошлись, как-то мы этой темы избегали. Официально мы пока не разведены. И сейчас остаемся партнерами по бизнесу. У нас, в принципе, по-прежнему очень хорошие дружеские отношения. У меня в июле был день рождения, и Юра прислал мне два совершенно потрясающих букета. Он всегда дарил мне именно по два букета цветов. Первое время после разрыва мы часто созванивались, сейчас, правда, реже… — Вы как-то очень грустно об этом говорите…
— Конечно, грустно.
Это сейчас уже прошло какое-то время и боль немного поутихла… А раньше, когда я одна приезжала в наш любимый дом, который мы около 9 лет снимали с Юрой на Лазурном Берегу и с которым связано столько радостных воспоминаний, на меня такая тоска нападала... Многое напоминало о прошлом. Однажды, когда мне было особенно грустно, я решила пройтись по магазинам. В конце концов, как пишут в глянцевых журналах, это помогает бороться с депрессией. Как раз, думаю, и проверю. Я поехала в Канн, прошлась по Рю д’Антиб. Мне ничего не надо было покупать, да и не хотелось. Хотелось отвлечься… Казалось, что все: жизнь кончилась, дальше уже ничего интересного не будет. А магазинчики там все очень маленькие — я заходила в один, выходила, заходила в следующий, выходила.
И настроение мое при этом совершенно не улучшалось. Шла и думала: «Господи, дай мне хоть какой-нибудь знак, потому что я совершенно не понимаю, как мне жить дальше». Накануне я как раз посмотрела фильм, где говорилось, что судьба нам все время посылает знаки. И вот вхожу в очередной магазин, где на стеллажах висит одежда — вся в темных серо-коричневых тонах. Вижу лишь одну очень яркую оранжевую вещь. Ну раз уж вошла в магазин, значит, надо сделать вид, что хотя бы что-то собираюсь купить. Подхожу автоматически к этому оранжевому пятну, раздвигаю вешалки, и у меня просто мурашки по коже — на футболке черными буквами написано: «Don`t fеar divorce», что в переводе с английского значит «не бойся развода»! Не знаю, может, это совпадение, а может, и правда я получила знак, что не стоит этого бояться.
— Значит, вы верите в судьбу, в то, что нам свыше посылаются какие-то знаки, сигналы?
— Верю, но мне кажется, что мы в жизненной суматохе не всегда замечаем эти знаки.
Однажды произошел эпизод, который меня совершенно поразил. Это было лет десять назад. Мы с мужем тогда временно жили во Франции, в домике в горах. А мой 13-летний сын Дима учился в школе в Лондоне. И ночью мне приснилось, что кто-то прямо в мой мозг произносит вот такую фразу: «Если ты сейчас закричишь изо всех сил, то этого не случится». Я увидела ее напечатанной. Проснулась в холодном поту от своего собственного дикого крика. Так истошно заорала, что Юра чуть не упал с кровати. Говорю ему: «Ты не поверишь, но кто-то сейчас мне сказал, что я должна закричать.
И тогда чего-то страшного не случится». А утром раздается телефонный звонок от Димкиного воспитателя: «Не переживайте, но Дима катался на скейтборде, упал и сломал себе запястье». «А если бы я не закричала, мой сын себе шею сломал бы, так?» — думала я. Был и другой случай, когда я опять же проснулась от собственного крика и жуткой боли. Показалось, что кто-то вонзил нож мне в сердце. Я тогда после окончания ГИТИСа снимала квартиру. Девушка, с которой мы жили в этой квартире, подбежала ко мне испуганная: «Что с тобой?» Я говорю: «Не знаю, но было очень больно». Посмотрела на часы — два ночи. Утром иду выбрасывать мусор, а соседка по лестничной клетке нам говорит: «Вы не слышали, сегодня в два ночи от инфаркта умерла такая-то женщина из нашего подъезда». Я даже не была с ней знакома, но мой организм сработал как приемник.
Не знаю, чем это объяснить, но иногда во сне я могла увидеть некие предостережения. Особенно часто это случалось в 90-е годы. А вот сейчас такие сны перестали меня мучить, и слава богу. Во всяком случае, никаких предчувствий относительно нас с Юрой у меня не было.
Наша встреча произошла в начале 90-х годов. Я тогда вела программу «Утро», а он был моим гостем. Я его расспрашивала о том, почему у нас в стране дорожают нефтепродукты — в то время Юра работал в нефтеперерабатывающей компании. А через какое-то время пришла к нему в офис, чтобы предложить стать спонсором музыкального фестиваля «Ступень к Парнасу», ведущей которого была на протяжении нескольких лет. Режиссер фестиваля Наташа Примак — она сейчас работает со мной на канале «Домашний», говорит: «Тань, к тебе в «Утро» все время приходят разные люди, и состоятельные тоже.
Посмотри свои записные книжки, у кого можно попросить денег для фестиваля?» Я написала список, и по нему мы стали добывать деньги — иногда одна ходила, иногда вместе с Наташей. И вот пришла в компанию к моему будущему мужу. А у них в руководстве семь человек. И все собрались послушать, как я буду рассказывать про наш фестиваль. Юра, помню, сидел во главе большого стола и особенно никак не реагировал. Зато один из его компаньонов сразу предложил мне кофе. Я подумала: «На него надо делать ставку». Потом выяснилось, что уговаривать следовало все-таки Юрия, потому что он был там генеральным директором. Я говорила: «Будет крутиться логотип вашей компании, растяжку в зале повесим. Вы можете сами что-то придумать. К примеру, дать какой-нибудь собственный приз кому захотите».
«Ну хорошо, — сказали, — подумаем». В результате деньги нам дали. Заключительный концерт фестиваля я вела вместе с телеведущим Димой Крыловым. В финале выходим на сцену, и я вижу, что Дима как-то странно на меня поглядывает. Все номинанты получают свои призы, и Крылов объявляет: «Ну, у нас остался последний приз». Показывает мне конверт, открывает и читает: «Такая-то компания дарит самой-самой замечательной, обаятельной, привлекательной Татьяне Веденеевой поездку на Канарские острова в любое удобное для нее время»! Я так оторопела, что поперхнулась и даже не смогла выговорить: «Спасибо». Никак такого не ожидала. Поначалу я от поездки отказалась. Позвонила в PR-отдел компании и сказала: «Большое спасибо, но я не поеду. Что мне делать одной на Канарских островах?
Отдайте мою путевку кому-нибудь другому». Но женщина, с которой я разговаривала, меня уговорила: «Знаете, в июле от нас туда летят несколько человек. Если хотите, присоединяйтесь к ним». В общем, я согласилась. То, что в этой компании Юра будет, я узнала уже в процессе оформления документов. Но не думаю, что он специально подстроил эту поездку. На Канарах он вел себя очень деликатно, даже пальцем до меня не дотронулся. Думала: «Бывают же такие благородные люди». Но было видно, что я его заинтересовала. Я там отмечала свой день рождения, и Юра просто завалил меня цветами.
Вернувшись в Москву, мы стали довольно часто видеться, по-дружески ходили попить кофе, разговаривали. Так продолжалось около года. Формально я еще была замужем, но с первым мужем мы уже фактически не жили вместе.
Знала, что Юра женат, у него две дочери. Но он особенно не рассказывал о себе, о своей личной жизни. Потом как-то обмолвился, что снимает квартиру, и я поняла, что у него, видимо, какие-то проблемы в семье. Однажды мы сидели в кафе, я что-то рассказывала про телевидение, делилась новостями. А он молча слушал и, не отрываясь, смотрел на меня. Я спросила: «Что ты на меня так смотришь?» И он вдруг говорит: «Ну я же тебя люблю». Я растерялась, не знала даже, что ответить. Хотя он был мне интересен, да и внешне очень нравился — я видела в нем настоящего мужчину, мачо. Вскоре мы поехали на выходные в Таллин, а вернувшись, уже не захотели расставаться и стали жить вместе. О том, чтобы снова выйти замуж, я тогда не думала. На тот момент я, в принципе, имела все, о чем любая женщина может мечтать, — замечательного сына, любимую работу, квартиру, машину.
Плюс у меня была популярность, слава. Поэтому не могу сказать, что очень ждала предложения, печать в паспорте для меня большого значения не имеет. Но все-таки когда мужчина тебе предлагает пойти в загс, это означает совсем иной уровень отношений, говорит о том, что человек готов взять на себя определенную ответственность. Другое дело, что они зачастую берут эту ответственность, а потом от нее отказываются…
— А вы не хотели родить второго ребенка?
— Хотела. И где-то через 4 года совместной жизни забеременела. Но ребенка потеряла. Это случилось во Франции, мы с мужем были на рыбалке. Я в тот день, честно говоря, не хотела с ним плыть, что-то меня останавливало. Но он уговорил: «Поехали, там такая красота, будешь отдыхать под деревом».
Но отдыхать под деревом мне было неинтересно, и я вместе с ним поплыла по озеру на лодке. Потом мы причалили к маленькому острову. Я выбралась на берег, а у него никак не получалось. Только ногу занесет, лодку сильным течением относит. Я говорю: «Подожди, сейчас я подам тебе руку». А там был очень крутой берег. Я потянулась, оступилась и упала. Вот и все. Конечно, это было тяжелое испытание для нас… Ну, значит, не судьба.
— Вскоре после замужества вы ушли с телевидения. Муж настоял?
— Нет, конечно. Хотя поначалу ему трудно было принять некоторые особенности творческой среды. Когда на каких-то мероприятиях я встречала своих коллег и мы начинали обниматься-целоваться, Юра был просто шокирован. Ему такое общение понять трудно.
Я ему говорила: «Ты пойми, это нормально, потому что абсолютно ничего не значит»… А с телевидением получилось вот что. Мы решили отправить Диму учиться в Англию. А для этого там, на месте, нужно было оформить кучу бумаг, которые я не успела собрать во время отпуска. Я по телефону попросила у своего руководства несколько дополнительных дней за свой счет. А мне отказали, да еще в ультимативной форме: «Или возвращайся, или увольняйся!» Меня это обидело, и я факсом выслала заявление об уходе. Если бы пошла к начальству и попросилась обратно, меня, наверное, взяли бы. Но делать этого я не стала. Не в моем характере кого-то о чем-то просить. Зато, уйдя с телевидения, я получила возможность путешествовать вместе с мужем по миру. Но долго сидеть без дела не смогла, и мы открыли свою фирму — занялись изготовлением экологически чистых соусов.
— Не страшно было менять свою жизнь?
Все-таки вы проработали на телевидении 15 лет…
— Я никогда не была трусихой. Ведь все-таки в роду у меня донские казаки. В детстве была тихой, очень скромной, но абсолютно бесстрашной девочкой. Ничего не боялась. Когда летом отдыхала на хуторе у папиной родни, запросто плавала в речке Хопер, даже в самое страшное место заплывала — в Машкину яму. Рвала там лилии, кувшинки, лотосы, мы потом из них венки плели… Выросла я в Волгограде. А в 14 лет уже точно для себя решила, что поеду в Москву учиться на артистку. Причем послала в ГИТИС письмо, в котором написала, что хочу быть актрисой, и попросила прислать мне правила приема. Самое удивительное, что мне ответили.
Когда это письмо случайно увидел мой папа, у него впервые случился сердечный приступ. Он и не подозревал о моих планах. Мама сразу запричитала: «Зачем тебе ехать в Москву? Поезжай в Саратов, он близко, мы будем к тебе в гости приезжать. А в столице ты все равно провалишься. Что люди скажут?» Для мамы было очень важно — что скажут люди. Но я возразила: «Мама, ты представляешь, что скажут люди, если я провалюсь в Саратове? В Москве не поступлю, так хоть будут говорить: «Ну вот, а чего вы хотели, там таких, как она, пруд пруди...» Это был аргумент. В общем, меня отпустили. Мама написала письмо в Москву своей знакомой, с которой они не виделись лет пятнадцать. Эта замечательная женщина встретила меня на вокзале и приютила. Немножко даже просветила, я ведь была совсем дремучая… Года за два до приезда в столицу со мной произошел забавный случай.
Однажды в центре Волгограда на остановке ко мне подошли женщина и двое мужчин. Один из них, очень импозантный, в больших роговых очках, — сразу видно, что приезжий, — спрашивает: «Девушка, вы, наверное, местная?» Я отвечаю: «Да». — «А мы вот не местные. Не подскажете, что тут у вас можно посмотреть, какие красивые места?» И я повела их на набережную. Идем, они меня о чем-то расспрашивают, я им рассказала, что собираюсь стать артисткой и поеду в Москву поступать в театральный институт. Тот, что в очках, вдруг оживился и говорит: «Я слышал, что туда очень много народу приезжает, так что вы готовьтесь хорошенько». «А вы кем работаете?» — спрашиваю. Да я, говорит, шеф-повар на поезде Москва — Волгоград, а зовут меня Юрий. На том и расстались… И вот в московской квартире знакомой я увидела на стене большой календарь с портретом.
И ахнула: «Ой, а я знаю этого повара!» «Какого повара?! — удивилась хозяйка. — Это же народный артист Юрий Яковлев! Ну ты точно — из степей. Неужели никогда его в кино не видела?» (Смеется.) И, представляете, ни разу в жизни судьба не свела меня с Юрием Васильевичем — ни на концертах, ни на мероприятиях, ни в кино. А мне так хотелось посмотреть ему в глаза и спросить: «Почему вы меня обманули, сказали, что вы шеф-повар?»
К экзаменам я, конечно, подготовилась, как мне «повар» советовал. Но не очень правильно. Потому что все читали серьезные произведения — Паустовского, Маяковского, Чехова, а я встала и сказала: «Я прочту отрывок из сказки «Гадкий утенок». Правда, комиссия, которая к этому моменту уже засыпала, услышав мои слова, тут же проснулась.
И в ГИТИС меня приняли. На первом курсе жила в общежитии, а потом снялась в своем первом фильме «Много шума из ничего», заработала приличные деньги и арендовала квартиру на Лесной улице. У родителей не брала ни копейки. Наоборот, им все время посылала посылки с колбасой, с зефиром в шоколаде, тогда же все было в дефиците… Вообще-то в те времена, когда я училась, студентам театральных вузов категорически запрещалось сниматься в кино. Но для меня сделали исключение. Может, потому, что это был Шекспир, да и снимал картину известный режиссер Самсон Самсонов. Перед началом съемок он сказал, что мне надо похудеть. Потом выяснилось, что это была шутка. Тем не менее за два месяца я сбросила 10 килограммов. При моем достаточно высоком росте весила 55 кг. Я делала то, чего никому не советую, — пила таблетки для похудания.
Причем эти таблетки нигде не продавались, доставала я их из-под полы. Говорили, что такие же принимала Ира Алферова, которая училась в ГИТИСе двумя курсами старше. Мне даже рассказывали, что у нее от этого зубы начали шататься… Таблетки напрочь отбивали аппетит. Но есть-то что-то надо. Я заставляла себя пить яблочный сок и ела колбасу. Мне очень нравилась любительская, только жир из нее я выковыривала. Я ела дырки от колбасы и обезжиренный творог из тюбиков за 22 копейки. И довела себя до того, что шаталась от слабости, мне надо было постоянно за что-то держаться, чтобы не упасть. Однажды мой педагог народная артистка СССР Евгения Козырева спросила: «Что с вами, Таня, вы не заболели? Какая-то серая вся ходите.» А тут и Самсонов, увидев меня, признался, что, дескать, пошутил насчет И я прекратила эти жестокие эксперименты над собой.
К счастью, на здоровье употребление таблеток вроде бы не отразилось. Однако быть худенькой мне понравилось. Я, конечно, потом немного поправилась, но к своему прежнему весу уже не вернулась, за фигурой тщательно следила.
После института меня пригласили работать в Театр имени Маяковского. Но там требовалась московская прописка. А где ее взять? Единственный выход — фиктивное замужество. Но я совершенно не знала, как можно его устроить — не повесишь же себе на грудь объявление: «Ищу фиктивного мужа». Так что моя театральная жизнь не состоялась. Зато вскоре я совершенно случайно попала на телевидение. Однажды встретила на улице знакомую, которая рассказала, что на телевидении набирают дикторов, и предложила с ней туда сходить. И меня взяли.
Когда через год после окончания института мы встречались нашим курсом, выяснилось, что все как-то уже пристроились по профессии, и на меня смотрели немножко свысока, удивлялись, зачем я в этот ящик пошла, ничего там хорошего нет. И только мой любимый педагог Владимир Наумович Левертов за меня заступился: «Зря вы Таню обижаете. Вы у нее еще автографы брать будете»…
— Последние два года по опросам социологической компании TNS Gallup Media вы вошли в двадцатку самых популярных телеведущих. А в начале карьеры чувствовали, что телевидение — это ваше будущее?
— Нет. Первый год даже плохо понимала, что я там могу делать. Проговаривала какие-то объявления. При этом работала в основном ночами, поэтому меня вообще никто не видел.
Мама очень волновалась по этому поводу. Спрашивала: «Таня, где же ты работаешь? В телевизоре тебя что-то не видно». Я говорила: «Мам, я на каком-то спутнике там». Ситуация поменялась, когда Володю Ухина отправили в командировку и срочно потребовалась ведущая в передачу «Спокойной ночи, малыши!». Вот там пригодились мои актерские способности. А потом довольно неожиданно меня послали в командировку в Париж, а вскоре в Канаду. В Канаде случилась вообще фантастическая история. Там проводили День советского телевидения, и месяца за три до этого им отправили кассеты: фильм «Волшебный фонарь» с Гурченко, концерт Рихтера и запись выступления Большого театра в Париже. А за это время наш танцовщик Александр Годунов успел остаться на Западе. И вот накануне моего отъезда мне звонят от высокого начальства и говорят: «Таня, вы должны во что бы то ни стало вырезать выступление Годунова из этого фильма».
Представляете, я на телевидении работаю всего год, кто я такая и как могу вырезать то, что они же сами послали? Пробраться с ножницами на телевидение и отрезать кусок пленки? Я приехала в Канаду в абсолютном шоке. Меня встретил консул, которого я попросила мне помочь. Он сказал: «Это не в моей компетенции. Я занимаюсь визами и к телевидению не имею никакого отношения. Единственное, что могу сделать — дать человека, который хорошо говорит по-английски». Утром на переговорах я стала объяснять канадским телевизионщикам, что надо вырезать из фильма, а они в один голос твердили, что это невозможно. Я продолжала настаивать на своем, вела себя просто как самый большой телевизионный начальник. В общем, после долгих препирательств канадцы, наконец, сдались.
Спросили только: «Ладно, вырежем, но что мы будем делать эти четверть часа, ведь Годунов танцует две партии?» И меня осенило. В это самое время в Монреале проходил кинофестиваль, куда прилетели Никита Михалков, Станислав Любшин и Людмила Гурченко с фильмом «Пять вечеров». И я предложила: «Вы знаете, тут на кинофестивале находится наша знаменитая актриса Людмила Марковна Гурченко. Попрошу ее, и она даст вам интервью бесплатно». При слове «бесплатно» они оживились. В общем, я их уломала, и все произошло так, как мне было нужно. А когда я вернулась, за проделанную работу в мое личное дело внесли благодарность за подписью председателя комитета Гостелерадио Лапина. Такая запись по тем временам приравнивалась к медали!
— А помните момент, когда к вам пришла известность?
— После первого фильма, мне было тогда 17 лет, я стеснялась ходить по улицам, думала, что все меня узнают.
А на меня никто внимания не обращал. Понемногу начали узнавать после фильма «Здравствуйте, я ваша тетя!». А народная любовь пришла, когда я уже несколько лет отработала на телевидении. Я получала мешки писем от зрителей, и это было очень приятно. Однако, к сожалению, вспоминаются и довольно неприятные моменты. Один поклонник меня просто преследовал, истрепал мне все нервы своей любовью. Он был иностранец, учился у нас в Академии международных отношений. Звонил каждый день по нескольку раз — и на работу, и домой, караулил около телецентра — всегда с цветами, в любой мороз. Потом узнал, где я живу, и пришел свататься. Причем его не смущало, что я была замужем и на пятом месяце беременности.
Сказал: «Я усыновлю твоего ребенка». Я говорила ему самые ужасные слова, которые только можно, чтобы понял, как он мне неинтересен, что нет у него чувства самоуважения… Ничего не помогало. Дошло до того, что вместе с подругой мы отправились в академию, где учился этот человек, жаловаться ректору. Ректор слушал, еле сдерживая улыбку. Я вспылила: «А чему вы так радуетесь? Я вся на нервах, не знаю, кто у меня родится после такого стресса». А ректор говорит: «Ну я же не могу ему двойку по поведению поставить». Но, правда, обратился в посольство, и там как-то приструнили своего гражданина. Вскоре он уехал к себе на родину. Прошел год, я успокоилась. И вдруг раздается телефонный звонок. Опять слышу его голос: «Как дела?» Мы немного поговорили, он рассказал, что женился. Я обрадовалась, прямо от сердца отлегло.
«Как хорошо-то», —думаю. Да, говорит, приехал в Москву, зашел в один книжный магазин, а там продавщица была ну так на тебя похожа. На второй день я на ней женился. Я подумала: «Несчастная девушка». С той поры он уже так сильно меня не донимал, но все равно периодически звонил, цветы присылал…
— А вашего первого мужа не волновало такое агрессивное ухаживание?
— Муж ни о чем не знал. Я, честно говоря, не считала нужным посвящать его в это, пыталась разобраться с фанатичными поклонниками сама. Как-то в нашей семье было принято, что я решаю свои проблемы самостоятельно… Мой первый муж был художником-реставратором и, когда я с ним познакомилась, вел довольно гламурный образ жизни.
Мы встретились в компании, и буквально весь вечер друг друга подкалывали. Помню, почему-то он остался ночевать там же, дома у моей знакомой, а наутро позвонил мне и совершенно нагло сказал: «Слушай, принеси, пожалуйста, молока два пакета, а лучше кефира». А я тогда снимала квартиру поблизости. Пошла, купила кефир, прихожу, а они там сидят вдвоем с хозяйкой, говорят: «Как хорошо, что ты нам кефиру принесла, а то мы вчера так много шампанского выпили». Вот так мы и познакомились. Валера сразу стал за мной ухаживать. Первым делом подарил свою картину — очень красивую зимнюю акварель, на которой были изображены люди, гуляющие в парке. Потом еще был оригинальный подарок — корзина с шикарными астраханскими помидорами, украшенная цветами. Я ему рассказывала, что люблю помидоры, могу килограмм съесть за один присест...
Обладая безупречным вкусом, он был для меня безусловным авторитетом.
С одного взгляда мог сказать, правильно я одета или нет, всегда советовал, что с чем можно сочетать. Запрещал чрезмерно пользоваться косметикой, ну не любил он этого. В то время я уже была поглощена работой на телевидении, и мне казалось — замужество может помешать карьере. Но оно не помешало, потому что Валерий до определенного момента не требовал ребенка — у него от первого брака уже росла дочка. Но однажды я сама подумала: «Пора. Не ждать же до 40 лет». И… родился Димка. Когда он появился на свет, весил всего два с половиной килограмма. А сейчас вымахал метр девяносто. В детстве с ним было трудно, потому что сын постоянно требовал общения. После того как в год начал говорить, мы стали называть его «домашнее радио».
Он не выключался вообще. Кстати, и сейчас очень любит поговорить, только дай повод, особенно о политике, о новостях… Дима получил литературное образование в Англии, учился там в университете. А последние два года живет в Москве, организовал компанию, которая занимается мониторингом СМИ.
— Почему распался ваш брак с Валерием?
— Кто знает, откуда приходит любовь и куда она исчезает? Неурядицы в нашей семье совпали с развалом страны в начале 90-х, когда все стало рушиться. Как многие художники-реставраторы, Валера остался без работы. Из-за невозможности себя реализовать стал выпивать. Сейчас, кстати, не пьет совсем… Я не могла смириться с тем, что наш ребенок рос в обстановке, когда мама вечно на работе, а папа сидит дома, пьет коньяк и слушает радио.
Это плохой пример. Разумеется, я пыталась сохранить семью, убеждала мужа, что так жить нельзя. Но есть люди, которых невозможно переделать, они не поддаются чужому влиянию. Мы ссорились. Сын все это видел… И когда я поняла, что сделать ничего не смогу, а жить так больше не хочу, ушла. Взяла сына, и мы уехали — пожили какое-то время у друзей, а потом, когда Валера перебрался в свою квартиру, вернулись. Сейчас у нас с Валерием нормальные отношения. Иногда он звонит, чтобы поговорить о проблемах отцов и детей.
— Таня, а у ваших родителей была крепкая семья?
— Да. Мама с папой прожили вместе больше 50 лет. Поженились вскоре после войны, и, наверное, тяжелые годы юности научили их держаться вместе, ведь так легче жить.
Папа был очень нежен с мамой до последних дней ее жизни — она умерла три года назад от рака гортани. Родители работали на сталеплавильном предприятии в Волгограде. Папа — сталеваром, мама — в химической лаборатории. Помню, она часто говорила, что надышалась химикатами и у нее дерет в горле. Раньше люди работали не в респираторах, а в каких-то марлевых повязках… Она мне как-то позвонила и сказала: «Знаешь, я не могу ничего проглотить. Только жидкую еду. Решила пойти к врачу». И потом так радовалась, что ей сразу дали вторую группу инвалидности, потому что при этом полагались какие-то льготы. Конечно, ей не сказали, что это рак. А я, когда приехала и увидела ее, сильно похудевшую, сразу все поняла и тут же забрала ее в Москву. Операцию маме сделали очень удачно, и она засобиралась домой.
Как мы только не уговаривали ее, я даже на колени становилась, так просила остаться. «Нет, я хочу домой!» Тогда я была вынуждена ей сказать, что у нее рак. Она даже бровью не повела: «Тем более мне надо уезжать домой. Хочу быть похоронена там». И уехала. Для продолжения курса лечения нужно было лечь в больницу. Мама легла. А там сделали что-то не так, и она внезапно умерла… Папе сейчас 80 лет, и у него опять любовь. Когда мамы не стало, я хотела забрать его к себе и даже купила маленькую квартирку в хорошем районе. Он приезжал, жил там какое-то время, потом уехал обратно в Волгоград, снова приехал... Как-то в Волгограде познакомился с хорошей женщиной, Марией Петровной. Теперь они живут вместе, вдвоем ходят в церковь, навещают могилы нашей мамы и бывшего мужа Марии Петровны. Так что у них все нормально.
И они сошлись не просто потому, что каждый остался один. Это настоящая любовь, которая может прийти к человеку в любом возрасте…