Сергей Колесников: «Я так складно врал, что мне верили»

«Дачи у нас никогда не было. Это считалось непозволительной роскошью для честного советского...
Татьяна Екешина
|
04 Октября 2012
Фото: Юрий Феклистов

«Дачи у нас никогда не было. Это считалось непозволительной роскошью для честного советского инженера. На лето родители снимали за городом баньку», — рассказывает ведущий программы «Фазенда» актер Сергей Колесников.

— Мое появление на свет стало большим ударом для родителей. Особенно для мамы. Дело в том, что, будучи беременной в третий раз, она очень ждала дочку. В семье-то одни мужики — муж, двое сыновей. А ей хотелось, чтоб было на старости лет кому душу открыть.

«Ой, Машка, точно девку родишь. В хозяйстве тебе помогать будет. А то разве одной-то на этих оглоедов наготовишь, за всеми перестираешь-перегладишь?!» — ободряли маму бабки-соседки, по округлостям живота определяя пол будущего младенца. Обнадеженная, мама уже и приданое для малышки начала собирать — красивенькое, в рюшечках. В то советское время что-то эдакое было практически не достать. Но маме хотелось, чтобы все было новенькое. «Что уж мелочиться, раз дочка будет!» — говорила она папе, так и норовя выйти за рамки семейного бюджета. Каким чудом удалось избежать ненужных растрат — не знаю. Но ожидания дочки были настолько велики, что когда акушерки сказали: «Радуйтесь, мамаша, у вас мальчик!» — мама на неделю впала в забытье. Да и потом еще пару лет, глядя на меня, причитала: «Ну как же так?!» Родители были из технической интеллигенции.

 С женой Марией на даче ее родителей в Тарусе
С женой Марией на даче ее родителей в Тарусе
Фото: Юрий Феклистов

По тем временам считались очень обеспеченными людьми. Оба инженеры, при хороших зарплатах. Если бы не одно «но»: трое детей. Это сводило их усилия практически на нет. Всю одежду я донашивал за старшими братьями. Помню, что очень гордился, если где-нибудь на штанине зияла дыра, которую мама проглядела или не успела подлатать. «Боевой след. Мой старший брат Володька хулиганам накостылял!» — хвастал мальчишкам во дворе. Хотя оба брата — и Володя, и Игорь — ни в чем таком замешаны не были. У них вообще была репутация неконфликтных, серьезных парней — отличники, гордость школы! Но я так складно врал, что мне верили. Сам-то я рос полной оторвой, вечно искал себе приключений. Часто подговаривал ребят нырять под баржи за сокровищами пиратов. Мне казалось, что где-то на дне Москвы-реки, еще не одетой в гранит, лежит сундук с потерянными драгоценностями.

А однажды увел небольшой табун лошадей. Район Москворечья, где мы тогда жили, был совершенной деревней — с садами и огородами, с полями, с домашней скотиной. Рабочие лошади, стреноженные, конечно, всю ночь паслись на лугу близ домов. Мы развязали веревки, использовали их как удила и погнали по полям что было духу. «Все, ребята, кончилось детство! — кричал я на ходу своим товарищам. — Вот теперь заживем! Бродячим табором будем». Мечта о взрослой жизни растворилась быстро. К утру все проголодались и побрели домой. Лошадей мы так и не вернули. На другой день по всему Москворечью поползли слухи: «Цыгане появились! Крадут скот и детей!» Меня и всех моих «подельщиков» заперли по домам — вдруг и вправду украдут. Но мы стойко выдержали эти несколько дней заточения, так никому ничего и не рассказали.

В моем детстве процветала вольница. Да, я порой бывал голодным, огрызки собирал. Потому что хочется яблока, а его нет. А что огрызок? Он хороший. Когда стал постарше, подбирал окурки. Я вообще человек не брезгливый. Мы с ребятами ходили на ночные рыбалки, жгли костры, могли вообще на неделю отправиться в поход. Родители только облегченно вздыхали: «Хоть отдохнем от него!» Сейчас смотрю на свою семилетнюю внучку: куда ее одну отпустишь? Страшно! И жизни такой, какая была у нас, она, под строгим родительским оком, уже не увидит.

Дачи у нас никогда не было, это считалось непозволительной роскошью для честного советского инженера. На лето родители снимали за городом баньку, как раз недалеко от моего пионерлагеря.

С внучкой Дуней
С внучкой Дуней
Фото: Юрий Феклистов

Туда меня от своей работы устроил папа. Чтобы его не подводить, я целый месяц держался — соблюдал жесткую дисциплину и вообще был для всех примером. А потом все же сбежал. В деревеньке, где мы обычно отдыхали, я для всех был как родной. До нее от пионерлагеря рукой подать. Ну, думаю, чего такого: загляну на минуточку к тете Наташе, хоть поем нормально, а то все каши да каши… Наталья, мать нескольких мальчишек, с которыми я дружил, сразу усадила меня за стол. Они как раз сами собирались обедать. Вареная картошечка, лучок только с грядки. Смотрю, тетя Наташа достает бутыль самогонки и другу моему, Юрке, наливает рюмку. А я-то алкоголя тогда совсем не знал. Мне всего лет десять, наверное, было. Тут и возле меня возникает полная стопка. «За встречу!» — подмигивает тетя Наташа, и вместе с Юркой они выпивают. «Мне же нельзя еще!» — пытаюсь отвертеться.

«Да что ты, сынок, дело-то житейское». В общем, выпил стопку, закусил... и проснулся я утром в собачьей будке вместе с их Барбосом. Будка была большая, пес теплый, солома мягкая. Но пороли меня потом страшно. Думал, от отцовского ремня живого места не останется. С тех пор решил: своих детей пальцем не трону.

Братья считали меня маменькиным сынком. У меня с ними приличная разница в возрасте — им было со мной неинтересно. Я часто мотался с родительницей. Особенно любил вместе с ней навещать крестную, что жила в Апрелевке. Ехали на электричке. И там, в толпе людей, меня просто распирало. Я начинал петь: «Вот умру я, умру, похоронят меня, и никто не узнает, где могилка моя…» Голосок тоненький, жалостливый. Тетеньки утирали слезы, а я с мамой шел по вагону, и мои карманы заполнялись провизией: баранками, яблоками, конфетами, ломтями хлеба и даже, если очень повезет, колбасой.

Электричка ехала минут сорок пять. Когда мы выходили на перрон, я был самым богатым человеком на свете. У меня реально было все — и этой вкуснотищей я сразу же бежал делиться с апрелевскими ребятами. Со мной, малявкой, из-за этого дружили не только мои ровесники, но и парни постарше. Еще бы, я кормил всю деревню. Правда, угощения хватало всего на пару дней.

Петь мне до того нравилось, что, повзрослев, я решил: нужно сколотить банду. Ну а какой дворовый «Битлз» без гитары? Эту четверку мы тогда просто боготворили. Инструмент, понятное дело, купить было нереально. Поэтому первые свои гитары сделали сами. Нашли на свалке листы искусственного стекла.

«Люблю есть на газетке. Съел, газетку свернул и выбросил. Никаких проблем»
«Люблю есть на газетке. Съел, газетку свернул и выбросил. Никаких проблем»
Фото: Юрий Феклистов

Резали ножовками, придавали форму на огне, потом прикручивали шурупами. Но гриф решили делать как положено — деревянный. Строгали его карманными ножичками несколько дней. Помню, пришел домой довольный — песню под гитару петь. У самого все руки в кровь сбиты. А гитара-то не звучит! Мама тогда меня пожалела. Решила выделить мне из семейного фонда деньги на настоящий инструмент. Стоила моя первая гитара сумасшедших денег — семь рублей пятьдесят копеек. Я тут же стал «министром культуры» среди местных ребят. Каждый вечер собирал их на импровизированные концерты. Как и мой друг Коля Чиндяйкин. Он в детстве научился играть на гармошке, и ни одна пьянка-гулянка без него не обходилась.

А потом я полюбил стихи Маяковского. Помню, как во дворе вставал на ящик — чтоб всем было видно — и декламировал.

Всерьез считал: вот люди меня услышат, поймут, что жили неправильно, и изменятся к лучшему. Однажды я даже решил уйти из дому в народ. Так и заявил родителям: «Пойду по матушке-России. Буду останавливаться у добрых людей на ночлег, они меня накормят-напоят, а я им расскажу, как надо жить, стану читать стихи, петь песни. И все будет хорошо». Такое вот юношеское помешательство. Я собрал рюкзак, положил офицерские сапоги, которые мне подарил один из моих друзей, белую рубаху и буханку черного хлеба. Отвесил поклон до земли и пошел к двери. Тут мама просто легла поперек порога: «Вот, сынок, переступи через меня и уходи. Сможешь?!» Я долго решался — все-таки судьба страны в руках. Но так и не смог.

С будущей профессией я определился далеко не сразу.

Сначала, как все мальчишки, хотел быть дальнобойщиком, чтобы на большой машине по стране колесить. Но однажды приехал мой дальний родственник из Апрелевки, и все круто изменилось. Юра учился в кулинарном техникуме, любил рассказывать о секретах разных блюд. От этих рассказов у нас слюнки текли. А он хвалился: мол, проходил практику в ресторане Киевского вокзала. Там для приготовления ромштекса огромный чан имелся, до краев наполненный ромом. Он под присмотром шеф-повара мясо туда макал — для вкуса. А только шеф отвернется, пригоршнями зачерпывал ром и прямо из ладоней пил. «Вот счастье-то!» — думалось мне. Меня бы ни в какой техникум точно не взяли. В школе я был не просто двоечником, колы — вот мои оценки. Учителя меня тянули по старой памяти. Старшие братья, Володя и Игорь, окончили школу на «отлично», значит, и этот хоть что-то да кумекает.

«Девчонка с характером. Модница — сумочки, платьица, туфельки на уме. Я ее, конечно, балую время от времени. Но в воспитание не вмешиваюсь — уж пусть сами как-нибудь с этим разбираются»
«Девчонка с характером. Модница — сумочки, платьица, туфельки на уме. Я ее, конечно, балую время от времени. Но в воспитание не вмешиваюсь — уж пусть сами как-нибудь с этим разбираются»
Фото: Юрий Феклистов

Ошибались — в голове у меня был чистый лист, ну и стихи Маяковского. Вместо того чтобы писать контрольные, я пел. Сочинения отрабатывал спектаклями на школьной сцене. В конце концов учительница английского, очень прозорливая тетка, порекомендовала поступать в театральный институт: «Такого балагура нигде больше держать не смогут!»

И я пошел в Школу-студию МХАТ. С первого раза, конечно, не поступил. Но мне повезло, я приглянулся одному из выпускников. Он сказал мне просто: «Приходи на будущий год. Только обязательно купи хороший костюм, постригись и вообще поработай где-нибудь, «потрись» в культурных учреждениях». Я устроился заведующим детской секцией в клуб при табачной фабрике.

Жизнь культурная там буквально кипела: репетиции оркестра под руководством Юрия Силантьева, концерты, театральные постановки, все нарядные ходят... Не то что у нас в Москворечье. В общем, понравилось мне там. На следующий год поступил, благодаря гитаре. В приемной комиссии мне так и сказали: «Ну, басня, конечно, у вас так себе. Маяковский, видимо, ваш любимый поэт. Вы так яро декламируете. А вот гитара — это хорошо».

Женился я рано, как только стукнуло восемнадцать. С моей первой супругой мы были знакомы с детства, сидели за одной партой, я ее провожал домой, дергал за косички. Родители не могли нарадоваться: «Какая ладная пара!» Начитавшись русской классики, я решил жениться. Но семейная жизнь мне не понравилась, мы очень быстро развелись.

Вторую жену я встретил уже в театральном институте. И замуж позвал весьма театрально. Думал: «Раз есть симпатия, надо идти расписываться. Я же честный человек, как Пушкин или Герцен!» Но быть образцовым семьянином не получилось. «Сережа, все у тебя как-то литературно! Ты далек от народа!» — «Наверное», — согласился я, и мы подали на развод.

С Машей совсем другая история. Она — голубая кровь, дочка известного архитектора. Но, как и я, немножко с чудинкой. Поэтому друг друга мы понимаем без слов. Ей нужно, чтобы не как у всех, а чтобы было красиво. Трехкомнатная квартира ее родителей на Кутузовском проспекте всегда была открыта для друзей. Белла Ахмадулина, Андрей Битов, Резо Габриадзе, Юрий Рост, Сева Абдулов — все известнейшие люди того времени общались с этой семьей.

С невесткой Линой, сыном Иваном, женой Марией и ее тетей Ириной, внучкой Авдотьей и тещей Розой. Под столом: любимец семьи кокер-спаниель Кирилл
С невесткой Линой, сыном Иваном, женой Марией и ее тетей Ириной, внучкой Авдотьей и тещей Розой. Под столом: любимец семьи кокер-спаниель Кирилл
Фото: Юрий Феклистов

Особо жаловали художников и поэтов. А вот актеры здесь были не в чести. Я входил в эту семью со скрипом. Для папы Маши, Александра Великанова, до сих пор остался лопухом и неучем. Но уж очень активно я добивался руки его дочери, ему пришлось уступить. Маша потом рассказывала, что я ей с первого взгляда показался симпатичным. Но она это тщательно скрывала. Мы недолго жили с родителями. Дом Великановых всегда был проходным двором. И с каждым новым гостем, раз уж ты вышел из своей комнаты, положено было чаевничать. Я не выдержал этого круговорота людей и чая, мы с Машей сняли комнатушку. К тому времени у нас уже появились дети. Но росли они как-то сами по себе. Мы с Машкой еще молодые, нам бы с друзьями погулять, попутешествовать. А дети нам постоянно мешали. Мы то и дело подкидывали их бабушкам, но не полным комплектом, а по одному.

Старшего, Сашу, отдавали Машиным родителям. Младшего, Ваню, — моим. Однажды на полгода уехали в Америку, к друзьям погостить. Как-то звоним домой, к телефону подходит Машин отец и строго говорит: «Вы детей-то будете забирать или новых там наделаете?»

Это бабушкино и дедушкино воспитание отразилось на сыновьях. Саша, например, пошел по стопам моего тестя и выучился на архитектора. Ванька, правда, в меня, актер. Только домашний очень. С юности у него была навязчивая идея — завести семью. Чтобы обязательно с полным набором детей. Когда выяснилось, что его жена Лина забеременела, он летал как на крыльях. Они так хотели мальчика! Даже придумали звучное имя — Федор Иванович. Но заранее узнавать пол ребенка не захотели. И вот рождается… девочка.

Лина в слезах: «Ваня, всегда с тобой какая-то лажа происходит!» Сгоряча дочку так и хотела назвать — Лажа, насилу уговорили на другое имя. Теперь она у нас Баба Дуня. Потому что маленькая очень смешно ходила — руки в боки. Так это прозвище за ней и закрепилось. Вообще, девчонка с характером, модница — сумочки, платьица, туфельки на уме. И я ее, конечно, балую время от времени. Но в воспитание не вмешиваюсь — уж пусть сами как-нибудь с этим разбираются. Сейчас Ваня с Линой снова ждут пополнения. А вот Саша все не решается. У меня с Машей жизнь продолжается не без огня. Бывает и ревность, и обида. Но, что хорошо, каждый из нас лучше промолчит, чем будет разбираться. Правда, Маша до сих пор пытается переделать меня под себя. Она же — белая косточка, а я люблю есть на газетке. Разложить на ней картошечку, селедочку. Съел, газетку свернул и выбросил.

«Я входил в эту семью со скрипом. Для тестя, известного архитектора Александра Великанова, до сих пор остался лопухом и неучем»
«Я входил в эту семью со скрипом. Для тестя, известного архитектора Александра Великанова, до сих пор остался лопухом и неучем»
Фото: Юрий Феклистов

Никаких проблем. Но Маша терпеть этого не может, ей надо, чтобы все было красиво, чтобы лежали салфетки, столовые приборы, красивая посуда. Она для каждой программы «Фазенда» что-то придумывает, костюмы мастерит. И я ей благодарен. Радую настоящими сокровищами: то списанную птичью клетку из театрального реквизита притащу, то диковинный рожок от люстры в мусорном контейнере откопаю — она всему найдет применение.

События на видео
Подпишись на наш канал в Telegram



Новости партнеров




Звезды в тренде

Анна Заворотнюк (Стрюкова)
телеведущая, актриса, дочь Анастасии Заворотнюк
Елизавета Арзамасова
актриса театра и кино, телеведущая
Гела Месхи
актер театра и кино
Принц Гарри (Prince Harry)
член королевской семьи Великобритании
Меган Маркл (Meghan Markle)
актриса, фотомодель
Ирина Орлова
астролог