Нина Спада: «Дунаевский вычеркнул дочь из жизни»

«Алине пообещали, что отец придет. Все, что она хотела — посмотреть ему в глаза и узнать, почему он прекратил общение?»
Елена Михайлина
|
06 Января 2013
Фото: Из личного архива Н. Спады

После того как в июльском номере «Каравана историй» вышло интервью с Мариной Дунаевской, женой известного композитора, нам в редакцию позвонила из Парижа Нина Спада, одна из героинь той истории. По ее словам, на самом деле все было совсем не так...

Алина не собиралась навязываться отцу. Все, что хотела наша дочь, — просто понять, почему он вычеркнул ее из своей жизни? Надеялась, что у него хватит смелости объяснить. Но Дунаевский на телеэфир не приехал.

Прислал адвокатов. Отстаивать честь, как он писал мне в одном сообщении. Да, Максим... Отстаивать можно только то, что имеешь.

Кручу в руках старую пластинку, и воспоминания накрывают с головой. Скачут по заезженным, заслушанным до дыр дорожкам фразы и обещания, вот короткие нотки радости и счастья, а вот целая тирада отчаяния, в основном же — неопределенность... Да, это та самая пластинка с музыкой к картине «Карнавал», которую, по словам сегодняшней жены Максима Дунаевского, ее будущий муж надписывал и дарил всем подряд. Пусть так. На моей же написано: «Нинуле, полноправной участнице создания этой музыки и фильма «Карнавал»... Короче, моей музе в этой (и других) работе. Спасибо жизни за те дни, часы и мгновения радости с тобой, плохо ли, хорошо ли тебе будет — позвони мне, позвони.

Твой М. Дунаевский. 21 января 1983 года».

Кто бы мог подумать тогда, что посвященная мне Максимом песня наперед определит всю нашу историю. И сколько раз он услышит из моих уст это сакраментальное «позвони» и оставит его без внимания!.. Почему так вышло, я не поняла по сей день. Возможно, ответом на этот вопрос стоит поинтересоваться у Марины Дунаевской. Она с такими подробностями описывала наш с Максимом роман тридцатилетней давности, что сомнений не остается — всю подноготную знает! Хотя любопытно, по хронологии событий Марина тогда в детский садик ходила или уже в школу?

…Зима. 1980 год подходит к концу. Моя подруга Лариса с восторгом рассказывает, как познакомилась с композитором Максимом Дунаевским.

Он произвел на нее такое сильное впечатление, что она стремилась теперь перезнакомить с ним весь белый свет. Меня эта перспектива не прельщала. Я работала в системе «Интурист» администратором и артистов, высокомерных, эгоистичных и чванливых, повидала достаточно. Достаточно для того, чтобы недолюбливать. А с Ларисой мы дружили, вместе ходили в кино, театры, иногда ужинали — то у меня, то у нее. И тема Дунаевского так бы и осталась без продолжения, если б мы с подругой не зашли однажды за продуктами в Елисеевский гастроном. Вышли с сумками, ловим такси, но не получается, и все тут! Вдруг тормозят «Жигули», за рулем — молодой человек, а на пассажирском сиденье — девушка. Я с частниками вообще никогда не ездила, полагая, что это небезопасно, но наличие девушки меня успокоило.

Особенно было приятно, когда Максим спрашивал мое мнение о музыке. Я
окончила музыкальную школу по классу фортепиано и немного разбираюсь
Особенно было приятно, когда Максим спрашивал мое мнение о музыке. Я окончила музыкальную школу по классу фортепиано и немного разбираюсь
Фото: Из личного архива Н. Спады

Сели в машину. Водитель галантно представился Аркадием Старцевым… помощником композитора Дунаевского. Лариса, естественно, сразу радостно сообщила, что, мол, ничего себе совпадение — они с Максимом тоже знакомы. Между ней и Аркадием завязался разговор, в конце которого тот предложил: «Девчата, мы сегодня собираемся за городом у поэта Наума Олева, присоединяйтесь! Сейчас только заедем на Огарева, захватим Максима — и вперед». Лариса так обрадовалась возможности повидаться, что я не стала возражать, и мы поехали.

Вышедший из дома Дунаевский сразу сел за руль. И так получилось, что в зеркальце заднего вида отражалась в основном я. Всю дорогу он меня разглядывал. Я растерялась и подумала, что не очень-то вежливо так поедать глазами человека.

Поэтому по приезде на дачу к Олеву старалась держаться от композитора подальше. Собрались сплошь сливки Москвы — врачи, адвокаты; хозяин дачи, которого друзья звали Ноликом, как волной, накрывал своим обаянием. Библейского типа человек, остроумный и образованный. Несмотря на немалое количество собравшихся, рядом со мной за столом оказался именно Максим. Сблизиться нам это вовсе не помогло, мне по-прежнему казалось, что от него надо держаться подальше. Странное чувство. Даже не знаю, почему оно возникло тогда. Интуиция? По ходу вечера гости разбрелись по всему дому. Но стоило Дунаевскому сесть за пианино и заиграть, как все снова стянулись в гостиную. Его окружили, ему подпевали… Тут и я посмотрела на Максима другими глазами. Надо заметить, он обладает талантом расположить к себе.

Танцевала я в тот вечер с разными мужчинами, в том числе и с Дунаевским. Лед начал плавиться… Говорил он очень тихо, спокойно, даже робко, что враз поменяло мои представления о творческих людях. Простой, добродушный, мягкий... На сноба и намека нет! Разговаривали мы долго, Нолик, спустившийся в гостиную, подмигнул: «Максим, Нина — хорошая, советую обратить внимание». «А я уже обратил», — улыбнулся Максим. И снова как-то так вышло, что в гостиной вскоре остались только мы. На втором этаже имелось достаточно комнат, куда и утекли желающие уединиться.

Пойти поспать он предложил без каких-либо намеков или двусмысленностей. И тем не менее я насторожилась. «Прижмусь к стенке и отвернусь!» — засмеялся Максим. Спать мы так и не легли. Проговорили до рассвета. Когда все собрались на утренний кофе в гостиной, нам подмигивали: мол, удалась ночка?

Действительно смешно, потому что ничего, в чем нас подозревали, не было. Но мы не стали всех разочаровывать, тоже улыбались и делали многозначительные лица. Теперь нас связывал заговор двух единомышленников. Мелочь, но такие мелочи часто и определяют отношение к человеку. Максим вызвался подвезти меня до Москвы. Жила я тогда в коммуналке на окраине города, поэтому немного смутилась. «Ерунда! — заверил меня Максим. — Будем осваивать новый маршрут». С этого момента мы начали встречаться.

Максим открывал мне незнакомый и увлекательный мир. Во всех смыслах. Меня постоянно кому-то представляли. Однажды, к примеру, у магической Аллы Пугачевой в гостях были. Запомнилось, что стол просто ломился, а Алла Борисовна, только вернувшаяся с Кубы, очень забавно изображала кубинок.

После ухода Максима в моей квартире поселились та самая пластинка с
песнями из фильма «Карнавал» с проникновенной надписью и надежда -
вдруг и правда все образуется? Кадр из фильма
После ухода Максима в моей квартире поселились та самая пластинка с песнями из фильма «Карнавал» с проникновенной надписью и надежда - вдруг и правда все образуется? Кадр из фильма
Фото: ИТАР-ТАСС

Восхитительная балерина Наталья Седых, эфемерное создание, ждала ребенка, когда мы заехали к ней в гости, ее муж композитор Виктор Лебедев носился с ней, как с китайской вазой... Брат Максима Евгений показался мне воплощением московской интеллигенции — тонко чувствующий, добрый человек, талантливый художник. Очень он мне понравился, контакт возник с полуслова, с полувзгляда. Замечательно прошло и знакомство с двоюродной сестрой Дунаевского Лией Померанцевой, его няней и единомышленницей. А вот встречи с мамой Максима я побаивалась. Дело в том, что в тот момент он разводился со своей третьей женой. Все происходило, как рассказывал, весьма бурно. С выяснениями отношений и дележом имущества. Его экс-супруге осталась квартира в доме композиторов на первом этаже, а Зоя Ивановна жила, если правильно помню, на третьем.

Она очень обижалась на бывшую жену Максима за то, что та при разводе не вернула семейное серебро, одолженное ей для приема гостей. Мама жутко переживала по этому поводу и упрекала Максима. «Ну вот, еще одна», — подумает она про меня, поэтому не торопилась с этим знакомством.

Тот факт, что мужчина завершил свой третий брак в том возрасте, когда многие еще и в первый не вступили, конечно, настораживал. Но он был настолько нежным и внимательным, что заподозрить фальшь, поверьте, было невозможно. Случается же так, что просто не везет?.. Сейчас с позиции опыта я уже понимаю, что Максим Дунаевский просто не способен долго любить одну женщину. Впрочем, тогда я с такой категорией мужчин еще не сталкивалась, поэтому ничего о них не знала.

О своих чувствах Максим говорил много и ярко, что натурам артистическим свойственно. «Поразительно, ты нравишься абсолютно всем моим друзьям, — смеялся он. — Поэтому впервые в жизни ревную. Были б женаты, я бы постоянно думал, где ты и с кем ты?!» А еще время от времени спрашивал, глядя прямо в глаза: «Когда ты родишь мне ребенка?» «Третий брак закончился, а он все бездетен, поэтому и мечтает о малыше», — решила про себя я. У меня относительно вопроса о деторождении имелись сложности по здоровью, поэтому разговоры на эту тему старалась не поддерживать.

Максим тогда писал музыку к фильму «Куда он денется!» с Михаилом Боярским в главной роли. Я часто приезжала в студию с термосом кофе, очень любила наблюдать за тем, как он работает.

Особенно было приятно, когда Максим спрашивал мое мнение. Я окончила музыкальную школу по классу фортепиано и немного разбираюсь. Было здорово: горячий кофе, специфический запах студии и много музыки... Вообще, Максим часто говорил мне, что «наша любовь — это наше совместное творчество».

На премьере фильма «Куда он денется!» мы с Зоей Ивановной столкнулись, что называется, лицом к лицу. Она пришла с мужем Орестом Кондратьевичем, я — с Максимом. Меня она оглядела очень внимательно, задала несколько вопросов, а под конец разговора стала непринужденно улыбаться и даже пригласила в гости. По словам Максима, я ей очень понравилась. Приезжали мы к ней несколько раз, принимала Зоя Ивановна всегда радушно. Я даже заглядывала к ней и без Максима — по ее приглашению.

10 августа 1983 года я услышала от акушерки заветное: «Поздравляю,
мамаша. Девочка!» Нина с Алиной
10 августа 1983 года я услышала от акушерки заветное: «Поздравляю, мамаша. Девочка!» Нина с Алиной
Фото: Из личного архива Н. Спады

А Дунаевский тем временем начал работу над музыкой к картине «Карнавал». Снимали в Москве и в Ливадии. Когда режиссер картины Татьяна Лиознова пригласила его на съемки, Максим позвонил мне: «Нинуля, у нас появилась возможность съездить на юг! Срочно бери неделю отгулов на работе и приезжай». И я приехала. Было очень интересно наблюдать за творческим процессом, общаться с актерами, и главное — рядом Максим и море… Он продолжал открываться мне с разных сторон. Мой визит почему-то не пришелся по душе новому помощнику Максима Валерию. Однажды тот спросил Дунаевского: «Что ты с ней носишься, как с хрустальной вазой?» Реакция последовала незамедлительно: «А ты не слишком ли много на себя берешь?» «Вот настоящий мужчина! — восхитилась я. — Раз — и отбрил!

Защитник…»

Оператор Петр Катаев даже снял нас с Максимом вместе в эпизоде сцены бала в «Карнавале». Танцевали в стилизованных нарядах — я в белом шелковом платье с накидкой из песца, а Максим во фраке. Жаль, эпизод в картину не вошел. Но фильм получился замечательный, Максим в его отсутствие попросил меня приехать за него на просмотр фильма в Дом кино. Я купила Татьяне Михайловне Лиозновой на рынке огромные красные гвоздики, сказала ей, что они от Максима. Внешне суровая женщина была растрогана, и мы очень мило побеседовали.

Год пролетел — не заметила. Все было хорошо. Мы даже ни разу не поссорились. А потом наши встречи стали все реже и реже. Максим как-то вдруг перестал приглашать меня в студию, потом и сам заезжал лишь от случая к случаю.

Поначалу я не придавала этому особого значения, списывая на занятость. Потом заметила, что в моменты отсутствия Максима мне стал названивать его друг и помощник Аркадий. То в театр пригласит, то на концерт, то в ресторан... Я не понимала: «Аркадий, ты знаешь, что я с Максимом, зачем же звонишь?» Пару раз он отшутился, а на третий сказал: «А что ты вообще знаешь про своего Максима,такая вся из себя верная?» Тут я окончательно решила, что дело в зависти, которая между мужчинами тоже бывает, и Аркадия вежливо отвадила.

А потом наступил тот самый день… Максим позвонил: «Нинулечка, я к тебе сегодня не приеду. Останусь у мамы, срочная работа у станка (так он называл свой рояль). А ты, родная, завтра одевайся теплее, обещают похолодание».

Подруги уговаривали не «интеллигентничать» и подать на алименты, но я
твердо решила начать новую жизнь. Ругала себя за то, что не разглядела
настоящего Максима, доверилась.... С Алиной на прогулке в зоопарке
Подруги уговаривали не «интеллигентничать» и подать на алименты, но я твердо решила начать новую жизнь. Ругала себя за то, что не разглядела настоящего Максима, доверилась.... С Алиной на прогулке в зоопарке
Фото: Из личного архива Н. Спады

Распрощались мы очень нежно. Почему через какое-то время я набрала номер Зои Ивановны, не помню. Вероятно, надо было что-то спросить у Максима, а может, интуитивно поняла: что-то не так. « Ниночка, а он минуту назад вышел. Сказал, будет завтра», — ответил дядя Орик. Я все поняла. Шок жуткий. Забота, внимание, нежность… Конец всему?.. Все мои представления о любви, преданности и доверии рухнули в один момент. А на следующий день Максим как ни в чем не бывало позвонил: «Поедем пообедать в Дом композиторов?» — «Езжай обедай один. Я занята». Выяснять он ничего не стал. Позвонил еще пару раз, но я не смогла произнести ничего, кроме того, что занята. Потом оказалось, что у меня осталась его папка с нотами. Приехал, я молча ее отдала, он молча забрал. Сказать ничего не смогла — в горле застрял ком. Максим оглянулся на лестничной площадке, и я про себя отметила, что так смотрят люди, которые прощаются….

Возможно, навсегда. Ушел без объяснений. Хотя что бы он мог мне объяснить? Почему провел ночь с другой женщиной?

Восемь месяцев мы не виделись. Шел 1982 год. Я добросовестно пыталась его забыть. Друзьям и родным Максима не звонила, потому что считала, что никаких отношений с этим мужчиной у меня больше не будет. Не хотелось об этом даже говорить. Женя Дунаевский несколько раз набирал меня сам, спрашивал, куда я исчезла, но когда я сообщила, что мы с его братом расстались, больше эту тему не поднимал. И вот однажды сидим у меня с приятельницей, болтаем, и она спрашивает: «А что у тебя произошло с Дунаевским?» Стала рассказывать, и вдруг — телефонный звонок. Беру трубку. Максим! Телепатия просто!

Будто попрощались только вчера, говорит: «Нинулечка, надо встретиться. Очень соскучился. Можно я завтра заеду?» А назавтра все как раньше — улыбчивый, вальяжный, полный нежности. Сидим пьем чай. И вдруг Максим говорит: «Я тебя высчитывал с карандашом на бумаге. По всему вышло, что ты меня действительно очень любишь. Но как тогда ты могла проявить такую силу воли, что ни разу не позвонила? Откуда в тебе это?» Потом рассказал, как по работе снова был в Ливадии и везде в толпе ему чудилось мое лицо. Слушала, помешивая чай, как он скучал, страдал, и понимала, что роман скорее всего будет продолжен. Чем он занимался все это время, я спросила почти машинально. «Очень много работал», — ответил Максим. Ничто не могло навести меня на мысль, что Дунаевский незадолго до этого визита ко мне женился на Наталье Андрейченко.

Месяца три-четыре Максим регулярно приезжал к Алине. Привозил игрушки,
водил ее гулять и даже оставлял какие-то деньги
Месяца три-четыре Максим регулярно приезжал к Алине. Привозил игрушки, водил ее гулять и даже оставлял какие-то деньги
Фото: Из личного архива Н. Спады

Обручальное кольцо отсутствовало. Журналов я не читала, да и в то время не принято было писать про личную жизнь знаменитых людей. Потом все это казалось каким-то сверхцинизмом. Впрочем, даже его я оказалась готова оправдать… Ради чего?

Все с Максимом вернулось на круги своя. Все как раньше. И очень скоро выяснилось, что у нас будет ребенок. Дождаться не могла, чтобы ему сообщить. И день настал. «Я беременна… два месяца…» — сказала, глядя Дунаевскому в глаза и пытаясь уловить его реакцию. А в ответ мне был взгляд — и не счастливый, и не расстроенный, а какой-то странно пристальный. Я опешила. «Знаешь, Нинулечка, я, конечно, должен был сказать тебе раньше… Но не смог, смалодушничал. Потому что ты спустила бы меня с лестницы… Природа не терпит пустоты. А мы с тобой тогда расстались.

Я думал, что у тебя кто-то появился. Словом, я женился на Наталье Андрейченко. У нас родился сын». Кожей почувствовала, как вокруг рушатся стены, в пропасть летят дома, в ушах звучал грохот землетрясения… Я смотрела на него и не понимала. Дальше говорила как в тумане. Мне предоставили право выбирать — рожать или нет. Спросила, будет ли он помогать, если я оставлю ребенка. «Конечно, — даже обиделся Максим. — Как ты можешь сомневаться? Был бы кто-то другой, я бы еще подумал, но ты … Абсолютная поддержка будет! Только очень тебя прошу никому не рассказывать об обстоятельствах. Если Наталья узнает… Кислород мне перекроет, и я не смогу работать, а значит, помогать тебе. У нас с ней и так не очень, не знаю, как будет дальше…» Я обещала молчать. «Если что-то срочно понадобится, ты звони маме, она мне передаст. Все как-нибудь устроится», — нежно сказал на прощание Максим.

После его ухода в моей квартире поселились та самая пластинка с песнями из фильма «Карнавал» с проникновенной надписью и надежда — вдруг и правда все образуется? Максим подписал мне посвящение перед уходом. «Может, запутался человек в двойной жизни?» — решила я. Ребенка я хотела, да и к Максиму чувство было. Хотя и подумать не могла, что не увижу его целую вечность…

Беременность я переносила тяжело. «Без тебя проходят дни, что со мною, я не знаю, позвони мне, позвони, позвони мне — заклинаю…» — насмешливо неслось из проигрывателя. Хорошо, что у меня была близкая подруга, которая пустила пожить в свою свободную квартиру — я не желала ни с кем разговаривать, даже со своими родителями, хотелось побыть одной и все переосмыслить, понять.

Максим не звонил и не появлялся, что здоровья, конечно, не прибавляло. Положили на сохранение. Впрочем, в конце концов все обошлось, и в положенный срок 10 августа 1983 года я услышала от акушерки заветное: «Поздравляю, мамаша. Девочка!» Для каждой женщины появление ребенка — это чудо, магия вне зависимости, есть рядом мужчина или нет. По крайней мере я никогда не ощущала себя такой абсолютно счастливой. Максиму сообщать не стала, решила взять паузу и все как следует обдумать. Через две недели после рождения Алинки я позвонила Зое Ивановне. «Нина, а куда ты пропала? — воскликнула та. — Конечно, приезжай! Всегда рада!» И вот идем с ней по скверу, она рассказывает обо всем на свете, а потом, оглядев меня, спрашивает: «Не пойму, что-то в тебе изменилось… Ты поправилась, что ли? Часом, не беременна?»

Людям со стороны, наверное, казалось, что на прогулку вышла обычная
европейская семья... Я поглядывала на дочь и Максима и видела, что они
счастливы
Людям со стороны, наверное, казалось, что на прогулку вышла обычная европейская семья... Я поглядывала на дочь и Максима и видела, что они счастливы
Фото: Из личного архива Н. Спады

— «Уже нет, — выдохнула я, — две недели назад родила». Зоя Ивановна даже не удивилась, только спросила: «А Максим знает?» Я постаралась как можно спокойнее рассказать всю историю. Она слушала, хмурилась и в конце концов вынесла вердикт: «Да, дело непростое, но я с ним поговорю. Позвони мне вечерком». В целом, как мне показалось, к новости она отнеслась хорошо. Спрашивала, как я решила назвать девочку, не забываю ли класть в ванночку байковую пеленку, чтобы малышке было удобно… Вечером Зоя Ивановна позвонила сама. Тон был крайне холодным: «Только что говорила с сыном. Он меня заверил, что к вашему делу не имеет никакого отношения». Все. Это было крушение. Снова шок, снова землетрясение. Я попрощалась и повесила трубку.

Так в моей жизни начался новый этап. По сути, единственным человеком, кто поддерживал с нами связь «оттуда» действительно по-родственному, стал Женя Дунаевский.

Геня, как его называли самые близкие, очень переживал за Алинку, передавал ей подарки, компоты домашние, фрукты... Интересовался, не образумился ли брат. Говорил, что не понимает Максима, как, имея похожую личную историю, можно так поступать с родной дочерью? «Был бы жив отец, он никогда не допустил бы», — добавлял он. Но у всех ведь свой опыт… Это Женя и его мама приняли, впустили в семью, в дом незаконнорожденного сына композитора Исаака Дунаевского Максима, а не наоборот.

Родители поддержали меня безоговорочно. «Не переживай, малыш, — сказал папа-пенсионер, — заработаем!» Но сидеть с ребенком на шее не пышущих молодостью и здоровьем родителей для меня было недопустимо.

К тому же через два месяца после рождения дочери у меня пропало молоко, ребенка уже не могла кормить. Я взяла себя в руки и вышла на работу. Сложновато пришлось, но… В общем, я привыкла. За полтора года, которые прошли, ко многому можно привыкнуть. И вдруг звонит Женя: «Хочу спросить у тебя разрешения переговорить с Максимом об Алине. Кстати, он развелся». А через несколько дней снова звонок. На этот раз сам Максим. Очень мягко, вкрадчиво он попросил: «Я хочу видеть дочку. Можно?» Жила я все еще у родителей на Магаданской, с Алинкой, пока я была на работе, сидела мама. Словом, в дом звать его не хотелось. Алинка тогда уже вовсю топала, и мы с ней спустились во двор. На глазах Максима явственно заблестели слезы. Он все время прижимал ее, целовал и ругал себя. «Прости меня, прости… Дай мне возможность все исправить», — он и правда был похож на человека, который очень раскаивается.

Узнав, что обожаемый балет почти предопределен - бабушка Зоя Пашкова
прекрасная балерина, - Алина расцвела
Узнав, что обожаемый балет почти предопределен - бабушка Зоя Пашкова прекрасная балерина, - Алина расцвела
Фото: Из личного архива Н. Спады

Конечно, ничего по части наших с ним отношений я ему не обещала. А с дочерью — пожалуйста, они оба нуждались в этом общении. Месяца три-четыре Максим регулярно приезжал к Алине. Привозил игрушки, водил ее гулять и даже оставлял какие-то деньги. Я начала оттаивать, а потом… Он, пообещав признать дочку официально, снова исчез, так ничего и не сделав. Подождав неделю, набрала номер Зои Ивановны. Трубку взял Максим. «У тебя все нормально?» — спрашиваю. «Да, все хорошо, но ты сюда больше не звони. Переезжаю», — сказал он и дал мне номер телефона женщины, к которой переезжал. По-дружески — так он мне объяснил. Тот номер я набирала два раза. В первый — потому что он сам вообще больше не звонил. «Алинка уже разговаривает, спрашивает, где папа», — сказала я. Умолять его приехать не в моих правилах.

Во второй — уже в 1985 году, когда дочь сильно заболела. Поставили диагноз — острый пиелонефрит. Температура сорок. Ее забрали в больницу. Все, что я там увидела, очень расстроило — некомпетентные медсестры, антисанитария... И вот позвонила Максиму: «Помоги, пожалуйста! У тебя связи, а Алинке совсем худо». Он сказал, что не помнит телефона педиатра сына, да и вообще слабо ориентируется в детских докторах. Признаться, я надеялась, что позднее Дунаевский хотя бы справится о здоровье дочери, но этого не произошло. Подруги уговаривали не «интеллигентничать» и подать на алименты, но я твердо решила начать новую жизнь. Ругала себя за то, что не разглядела настоящего Максима, доверилась….

Его звали Мишель. Француз с русскими корнями.

Мама Мишеля Спады уехала во Францию с первой волной эмигрантов и осела. Он возглавлял отделение крупной туристической компании. В Москву приезжал по службе, и, кстати, долгое время я пребывала в уверенности, что мой новый знакомый — обычный москвич. Настолько был безупречен его русский. Симпатичный, начитанный, образованный — свободно владеет шестью языками! Я была покорена. Делать мне предложение руки и сердца Мишель, как положено, пришел в дом моих родителей. Алинка, давно не видевшая родного отца, а тут — тоже усы, высокий, в очках, — растерялась. А потом завопила: «Папа пришел!» — и повисла на его шее. Нас с ним это очень подкупило. Хотя замуж я вовсе не торопилась. Наученная горьким опытом, считала, что человека надо узнать как следует, прежде чем вручить в его руки свою и, главное, дочкину судьбу.

Прошел год, прежде чем Мишель услышал от меня «согласна».

У Алины в метрике значилась моя фамилия, и на следующий день после заключения брака муж ее удочерил, дав ей свою — Спада. Вроде бы обычное дело. Откуда пошел миф о том, что я требовала от Дунаевского официального отказа от дочери, не знаю. Как можно отказаться от того, чего не имеешь?.. Да и не виделись мы с ним к тому времени два года. Лукаво придумано, только вот зачем?

СССР мы с Мишелем покидали уже женатыми людьми, а Алина по документам, согласно французским законам, автоматически имела французское гражданство. Мы уехали, так и не попрощавшись с Максимом. Женя сказал мне: «Да не надо вам с ним прощаться, он ведь давно не интересуется дочкой.

Мне все стало предельно ясно - у Максима новый этап в жизни, в отца он
в очередной раз наигрался, и мы ему снова не нужны
Мне все стало предельно ясно - у Максима новый этап в жизни, в отца он в очередной раз наигрался, и мы ему снова не нужны
Фото: photoxpress.ru

Я сам ему скажу при случае о вашем отъезде».

За границей поначалу все складывалось хорошо, несмотря на то что мать Мишеля нас не приняла. Ей не понравилось, что сын женился без ее согласия, да еще и на большевичке, как она меня называла. Все, что было связано с ее бывшей ставшей социалистической родиной, вызывало раздражение, и я в первую очередь. А потом Мишель начал попивать. Видимо, сказывались русско-дворянские корни, как грустно шутила я. Когда он был трезв — лучше человека не найти: добрый и любящий муж и отец. Но алкоголь превращал его в монстра… На работе то и дело возникали проблемы. Вместо того чтобы вести переговоры, муж с клиентами зависал в ресторанах. За счет фирмы, естественно. В конце концов ему просто указали на дверь. Это ускорило развязку. Я тогда только устроилась на работу.

Утром уходила, а Мишель просыпался и, имея свободный день, начинал методично надираться… Стал раздражительным и агрессивным. Я пыталась бороться, искала медицинские пути выхода из проблемы… Но бесполезно. То, что начиналось с нескольких неудачных дней, превратилось в месяцы сплошных возлияний, в алкоголизм. Однажды я увидела у Алины ссадину, но она сказала, что ударилась сама. Потом еще одну. Когда я почувствовала неладное и потребовала от дочери объяснений, она расплакалась и рассказала, что папа (именно так она называла Мишеля) ее обижает. Мог толкнуть, ударить, схватить за волосы и всегда говорил: «Только попробуй рассказать маме, будет хуже и тебе, и ей». После моего объяснения с мужем мы с Алиной бежали через окно. Припертый к стенке Мишель в бешенстве крушил дом… Он прекрасно понимал: если я подам жалобу в суд, всплывет постыдная правда, во Франции права детей отстаивают очень жестко.

Сразу подключились педагоги школы, в которой дочь училась, врачи, психологи… Все мы сложно переживали эту историю. Я предпочла подать на развод, и это избавило Мишеля от ответственности за свои действия. Жаль, что Мишеля она не остановила. Спустя пару лет он повесился. Когда нам с Алиной об этом сообщили, рядом с нами находился… Максим Дунаевский.

Однако все по порядку. Когда мы сбежали от Мишеля, жизнь настала нелегкая. Зарплата у меня (Франция тяжело принимает приезжих) была маленькой. Ее едва хватало на аренду крохотной квартирки без мебели и кухонной плиты. Спали мы с дочерью на одолженных у соседей матрацах. Если бы мне раньше кто-то сказал, что я буду когда-нибудь так жить, не поверила бы…

Мадам Дунаевская кричала, что видит Алинку насквозь, требовала, чтобы
та призналась, что приехала за деньгами и наследством
Мадам Дунаевская кричала, что видит Алинку насквозь, требовала, чтобы та призналась, что приехала за деньгами и наследством
Фото: photoxpress.ru

Но даже родителей я не хотела просить о помощи. Поначалу, кажется, только и делала, что просматривала по ночам газеты вакансий, так как весь день работала. Искала, меняла… В конце концов меня приняли в знаменитую фирму Nina Ricci. Появилась некоторая стабильность. Восстановились старые контакты. Раньше я не стремилась общаться, чтобы люди не подумали, что я ищу материальной поддержки, да и признаваться в том, что живу за чертой бедности, не хотелось... Теперь, когда жизнь наладилась, «пунктики» меня отпустили. В числе прочих позвонила и Жене Дунаевскому. Он очень обрадовался, рассказал все московские новости. В частности, оказалось, что его брат снова свободный человек. «Я тоже», — добавила я. Хотя до глобальной свободы нам с Алиной было все еще далеко. Ситуация с Мишелем нанесла ей глубокую душевную травму, и, несмотря на усилия специалистов, дочь долго не могла ее превозмочь.

«Почему папа так плохо со мной обращался? Он не любил меня? Всех моих подруг папы любят, почему мой другой?» Я холодела от таких вопросов. Сначала отделывалась объяснением, что Мишель серьезно заболел, поэтому так себя вел. Потом вопросов стало больше, и я сама отправилась на консультацию к психологу, чтобы понять, как действовать максимально выгодно для дочери. «Очень хорошо, что он ей не родной отец. Для психики легче, если болеет алкоголизмом и обижает посторонний, а не близкий родственник! » — уверяла психолог. Кроме того, в Европе принято достаточно честно говорить об усыновлении и тому подобных процедурах. «Вы же планируете бывать в России? Тогда расскажите ей все сами, в противном случае просветят добрые люди и дочь может вас не простить», — посоветовали мне.

После долгих колебаний я решилась.

«Алина, твой папа живет в Москве, пишет музыку, очень хорошую, кстати», — и показала ей фотографии, до сего момента надежно скрытые под замком. Опустив все неприглядные детали, рассказала ей всю свою историю. Про причину расставания с Максимом сказала просто — не сложилось. Не вешать же на шею ребенка еще одно мое личное разочарование… «Кстати, не зря тебя так манит балет и ты делаешь успехи. Это гены. Твоя бабушка Зоя Пашкова — прекрасная балерина», — уверила я дочь. Та расцвела. Обожаемый балет почти предопределен!

С тех самых пор Алиной завладела идея непременно увидеть отца. Она заговаривала об этом сто раз на дню.

Верный Женя пообещал «прозондировать почву». Через несколько дней в нашей с Алиной квартире раздался звонок: «Нинуль, привет, это Максим. Как там Алинка? Пришли мне ее фотографии, мама очень хочет увидеть…» Все в его стиле — непосредственно, радостно, будто мы вчера попрощались у кафе-мороженого.

Звонить Максим начал часто. А в январе 1994 года приехал к нам во Францию на десять дней. Сцена во дворике нашего московского дома, когда Алиночке было полтора года, повторилась во всех красках — все те же нежность, слезы в глазах, «прости». Дежавю. Мы вместе гуляли по Парижу, ездили в Диснейленд, заходили в милые маленькие ресторанчики. Людям со стороны, наверное, казалось, что на прогулку вышла обычная европейская семья… Я поглядывала на дочь и Максима и видела, что они счастливы.

Алина так просто светилась! Папа передал ей подарок от бабушки — китайскую шкатулку с письмом внутри. Зоя Ивановна писала, что ей не терпится познакомиться с внучкой, обнять ее. Мы ей позвонили. Мама Максима тепло пообщалась с Алиной, сказала, что счастлива от того, что ее внучка любит балет, и у них будет масса тем для разговоров, когда Алина приедет в Москву. Потом Зоя Ивановна попросила передать трубку мне: «Я очень виновата перед тобой, Нина. Прости меня». Забегая вперед, скажу, что внучку она так и не увидела. Прославленную советскую балерину на следующий день после нашего телефонного разговора насмерть сбил пьяный водитель.

Максим рассказал, что недавно женился, если ничего не путаю, это была попытка номер пять. Я пожелала счастья. Говорил и про Наталью Андрейченко.

В частности, о том, что мы с Алиной к их расставанию никакого отношения не имели, у них все равно не ладилось, да и Наталья встретила Шелла. «А Митя как?» — спросила я. Оказалось, Митя теперь носит фамилию Шелл. Мол, Наталья посчитала, что для мальчика так будет лучше, и попросила Максима отказаться от сына. Я вспомнила историю, рассказанную Мариной Дунаевской «Каравану», в которой мне приписали, что я просила его подписать отказ от отцовства. Похоже, Максим Дунаевский и его сегодняшняя супруга путают меня как раз с Ну да ладно, это совсем другая история.

Накануне своего возвращения в Москву, 30 января 1994 года, Максим пригласил нас с Алиной в ресторан. Получился очень душевный вечер. Громадные окна-витрины открывали вид на самый романтичный из городов. Он написал на открытке по-английски: «Нина, думаю, мы должны быть вместе.

Кто бы мог подумать в то далекое время, что посвященная мне Максимом
песня наперед определит всю нашу историю. И сколько раз он услышит из
моих уст это сакраментальное «позвони»...
Кто бы мог подумать в то далекое время, что посвященная мне Максимом песня наперед определит всю нашу историю. И сколько раз он услышит из моих уст это сакраментальное «позвони»...
Фото: photoxpress.ru

Это было бы хорошо, правда? Макс». И подвинул ее по столу ко мне. Алинка радостно рассмеялась. Я покраснела, как студентка. А потом были визиты в Париж, наша поездка к нему в Лос-Анджелес и письма. Много хороших писем, которые я храню по сей день.

«Ниночка, милая, я глубоко признателен тебе за Алину, за твою удивительную твердость духа... Твое благородство и понимание жизненных ценностей — чрезвычайно редко встречающиеся ныне качества. Я уверен, что, несмотря на все трудности, Бог возблагодарит тебя за это. И одна из таких благодатей уже проявилась — это, несомненно, наша дочь! И надо сделать все, чтобы дары Божьи не пропали понапрасну. Ты для этого делаешь все, что можешь, а теперь мы объединим усилия!» Это он написал накануне 14-летия Алины.

Отметить ее день рождения Максим пригласил нас в Москву. Русский размах — тридцать приглашенных. Отец, всем представляющий свою гордость, дочь — этого было достаточно, чтобы Алинка чувствовала себя самым счастливым человеком на свете. В Москве мы провели десять дней. Съездили на кладбище к Исааку Осиповичу и Зое Ивановне, звучало нечто пафосное про корни. Я, зная Максима, просила только об одном: «Как бы ни повернулась твоя жизнь, обещай, что всегда найдешь время на общение с дочерью. Особенно теперь, когда она привыкла к тому, что ты есть. Полюбила и поверила, что теперь папа у нее навсегда». Он обещал. В аэропорту Алинка плакала…

В 1998 году я приезжала в Москву к родителям, мы с Максимом встретились, записали его трогательное видеопослание к Алине.

А потом настал его коронный час икс, когда Максим уже привычно растворился в воздухе.

Попытки дозвониться до него ни к чему не приводили. Шли недели. Общие знакомые в Москве сообщили, что Дунаевский снова женился. Алина написала ему письмо, где желала счастья и говорила, что соскучилась, очень хочет увидеть. Трогательный щенок в конце письма, наверное, должен был символизировать преданность. К Алине присоединилась и я. Не ответил. Не теряя надежды, дочь подождала пару недель и позвонила снова. Трубку взяла Марина. «Кто это?» — деловито осведомилась она, услышав девичий голос. — «Это Алина». — «Какая Алина?» — «Алина из Парижа. Я папе звоню…» После этой фразы послышались короткие гудки. Позвонила снова. Теперь трубку взял Максим. Но сути это не изменило: говорил он холодно и разговор свернул за минуту, сказав, что крайне занят.

Алина расстроилась и ровным счетом ничего не понимала. Зато мне все стало предельно ясно — у Максима новый этап в жизни, в отца он в очередной раз наигрался, и мы ему снова не нужны. Но напрямую такие вещи ребенку не скажешь! А Алина тем временем начала заниматься типичным для тинейджера занятием — самоедством. Додумывала произошедшие уже ситуации, анализировала, как умела, и пришла к «блестящему» выводу, что во всем виновата она. «Я неинтересный для папы человек, я ничего не стою, раз он решил со мной не общаться», — говорила она. Часто плакала, полностью пропал аппетит, а из всех цветов одежды предпочитала черный, что мне очень не нравилось. Как ни старалась я ее вытащить из этого состояния, ничего не получалось. Тяжелых дней было много, всего не опишешь.

Но в тот вечер я за дочь действительно испугалась. Дунаевского просила об одолжении и не больше — позвонить, сделать вид, что это его инициатива, и поговорить с Алиной пару минут. Все. Разве это много? Фраза «Мы сейчас ужинаем, ты не вовремя» — была как пощечина. Отрезвило и продолжение: «Нина, мне жаль, что у вас такие неприятности, но при чем тут я? Позвоню завтра». Конечно, не позвонил.

Тогда я написала Максиму длинное письмо, в котором поздравила его с рождением дочери Полины и спросила, не стоит ли, по его мнению, восстановить хотя бы минимальные отношения со старшей дочерью? Просила, если такого желания нет, хотя бы найти в себе мужество объясниться с Алиной, ведь неизвестность тяжело дается любому человеку, большому или маленькому — не важно. Отправила с уведомлением, поэтому уверена, что оно дошло.

Получатель расписался как М. Рождественская. Видимо, это именно то письмо, «пачками» коего я, по словам Марины, их закидывала. На самом деле оно было одно и осталось без ответа. Не знаю, читал ли его Максим. Но в прессе в ходе различных интервью, которые с удовольствием раздают Дунаевский и его жена, начинает мелькать информация об Алине. Обидная, надо заметить, информация: «хвостик скоротечного романа», «не спросили, хочу ли я ребенка». «Я не чувствую внутренней связи с дочерью и, кроме внешней похожести, не нахожу с ней ничего общего», — говорил Максим. Ах, как это отличалось от предыдущих его писем!.. Другие слова. Другой человек. А «хвостик» тем не менее рос тонкой творческой натурой, ранимой и чувствительной. Алина начала писать музыку, и первой ее песней стала «Прости меня»(«Pardonne Moi») — как раз о потерянных отношениях с отцом.

Меня Максим уже однажды вычислял с карандашом на бумаге, теперь может
повторить то же самое с дочерью, если ему требуется математическое
доказательство искренности ее чувств и намерений
Меня Максим уже однажды вычислял с карандашом на бумаге, теперь может повторить то же самое с дочерью, если ему требуется математическое доказательство искренности ее чувств и намерений
Фото: Из личного архива Н. Спады

Я очень сомневаюсь, что он стоит хотя бы одной ее строчки и таких переживаний. О чем и рассказала в интервью российской газете. Шел 2004 год. Алина не видела отца семь лет. И вдруг: «Мама, мама! Он мне позвонил! Папа позвонил! Он приглашает меня в Москву!» «Алинка, это замечательно!» — сказала я, а сама задумалась — что может значить пробуждение сего вулкана?.. Из вариантов была даже наивная мысль о том, что, возможно, Максим прочитал мое интервью и понял, что дочь не ищет ничего, кроме простого человеческого общения, осознал, что поступил неправильно.

Как бы то ни было, мы очень готовились к визиту Алины в Россию, всем подобрали подарки. Дочь хотела, чтобы они не выглядели как банальные сувениры. Я очень волновалась. Но, как она рассказала по возвращении, приняли ее тепло.

Алина к тому времени создала собственную рок-группу Markize и была очень горда тем, что отец-композитор нашел время ознакомиться с ее творчеством и высоко оценил его. Понравился ему и Алинкин молодой человек Давид, с которым она отправилась в Москву. Дочь сказала, что ей показались очень симпатичными и маленькая Полина, и дочь Марины Маша. Признаться, я даже удивилась, что все прошло настолько гладко. Но была очень рада. Наконец сложилось. Воодушевленная Алина записала кавер на отцовскую «Позвони мне, позвони» и на своих страничках в социальных сетях поставила фамилию Дунаевская. «Папа сказал, что я могу подписываться фамилией своей семьи», — улыбнулась она. Раз в год на день рождения Алине от Дунаевского начали приходить эсэмэс с поздравлениями, она еще три раза ездила к Максиму.

Четыре года спокойствия.

О том, что Дунаевский снова порвал с Алиной все отношения, мне сообщил Давид. «А что за ерунда у нее с отцом? — спросил он. — Она переживает, сама не своя, но я не понимаю…» Тут-то и вскрылись все подробности поездок дочери в Москву. Давид рассказал мне то, что Алина строго-настрого рассказывать запретила. Вероятно, моя девочка надеялась, что без меня у нее лучше получится прийти к пониманию с отцом. Тем более что с ним-то проблем не возникало, более того, Максим гасил конфликты, которые вспыхивали между Алиной и его супругой Мариной, заступался за дочь…

К примеру, Давид показал мне запись, которую он сделал на мобильный телефон во время первой поездки Алины к отцу. Тогда Марина вызвалась сопровождать ребят на мою родину в Санкт-Петербург, показать им город.

Буря разыгралась, когда они вернулись из вагона-ресторана в свое купе. Мадам Дунаевская кричала, что видит Алинку насквозь, требовала, чтобы та призналась, что приехала за деньгами и наследством. Давид, который в тот момент просматривал полученные эсэмэски, был настолько поражен этой сценой, что решил ее записать. Очень не понравилась Марине и идея о том, что Максим может признать Алину официально. Начались мелкие пакости, как я их называю. Оказалось, моей дочери она говорила, что с Дунаевскими у нее общих черт нет, что в пении она фальшивит и музыкант из нее вряд ли выйдет, что как-то неправильно в ее возрасте искать папочку, к тому же он вовсе не хотел, чтобы она появилась на свет, что она «нежеланный ребенок» и т.п... Короче, и нос не такой, и фигурой не вышла. То ли я привыкла к Европе, но мне и в страшном сне не приснится, как состоявшийся человек может выдавать такие вещи по отношению к молоденькой девушке.

Алина призналась, что порядком приуныла от неприятия. Но достаточно было Максиму заметить, что у нее интересный тембр голоса, абсолютный слух и весьма любопытные вокальные проекты, как она снова растаяла. «Папа действительно очень хороший человек», — стояла на своем дочь.

Поговорить с Максимом с глазу на глаз у нее получалось очень редко, Марина все время находилась неподалеку. Но однажды дочери удалось задать ему визави прямой и очень простой вопрос: почему до сих пор отец не признал ее, неужели сомневается? Дунаевский сначала сказал, что сразу после рождения признал и регистрировал ее в загсе, правда, затруднился вспомнить, в каком именно.

Потом попытался все свалить на меня: мол, я его отвергла, потому как стремилась побыстрее уехать с французом, лишив Алину отца и фамилии… А в конце концов предложил ей пройти ДНК-тест. Поначалу я об этом ничего не знала. Алина действительно очень дозировала информацию, сообщая мне только положительные, по ее мнению, факты. Вот про адвоката, который начал заниматься вопросом ее официального, со сменой отчества и фамилии, признания, рассказала. А про экспертизу нет. Вероятно, посчитала папино предложение не очень правильным. Тест подтвердил, что Максим — ее отец, по-другому и быть не могло! Я аккуратно собрала и выслала в Москву все документы, которые попросил их юрист. Прошло несколько месяцев. Алина позвонила отцу: «Папа, мы же все сделали, даже тест… Нет ли новостей от того адвоката?»

Максим сослался на временные сложности в семье, не позволившие ему заняться вопросом вплотную. Затем еще на то, что жена категорически против, но он все уладит. Потом на мировой кризис. И уже традиционно пропал.

То, что экспертиза ДНК была идеей Марины Дунаевской, я даже не сомневаюсь. Больше всего на свете мне не хотелось бы уподобляться ей— описывать мелкие недоразумения между девочками и бесконечно сводить дебет с кредитом. Писали, что Марина Дунаевская — музыкант по образованию, а мне все чаще кажется: не бухгалтер ли? Неужели шубка из черной овцы, которую отец подарил Алине, нанесла непоправимый ущерб семейному бюджету? Я прочитала ее интервью «Каравану историй» — номер заботливо прислали друзья — очень внимательно. Узнала о себе много нового.

Алинина группа хорошо известна во Франции и за ее пределами, по мнению
музыкальных критиков, она талантливый музыкант
Алинина группа хорошо известна во Франции и за ее пределами, по мнению музыкальных критиков, она талантливый музыкант
Фото: Из личного архива Н. Спады

Оказывается, с ее слов, Максим оплачивал Алине учебу, съемную квартиру в Париже, каникулы в Лондоне... Очень красивый список. С юмором. Особенно если учесть то, что Алина никогда не жила в Париже, только в Вансене, это пригород, и оплачивали квартиру мы самостоятельно, а в Лондон она впервые попала три года назад, будучи взрослым человеком, в рамках тура своей рок-группы. Насчет учебы тоже выдумка. Лишь однажды Алина попросила помочь ей в оплате года частной школы по вокалу и композиции, но отец отказал. Неужели он все-таки брал на это средства из семейного бюджета?.. Нет, мы очень благодарны ему за знаки внимания и подарки, Алина любит то овечье пальто (уж простите, язык не поворачивается назвать его шубой), но крупных презентов от Максима она не видела никогда. Он действительно пообещал купить поющей дочери дорогостоящий профессиональный микрофон, но так и не довел сделку до конца!

Словом, материальное участие Максима в жизни нашей дочери было весьма скромным, если не сказать, условным. И Марина Дунаевская совершенно напрасно волнуется, придумывая за Алину мотивы ее желания общаться с отцом. А то, что волнуется, очень бросается в глаза.

Даже когда Алинка была маленькой, никакого меркантильного интереса к Максиму с нашей стороны и в помине не было. Я не поднимала вопроса об алиментах, хотя по закону могла бы. Что же говорить о последнем времени, когда она уже стала взрослой и успешной? Алинина группа хорошо известна во Франции и за ее пределами, по мнению музыкальных критиков, она талантливый музыкант, и поклонники ее ценят. Дочь независима, и этим все сказано.

И встала на ноги сама, а это дорогого стоит.

Меня Максим уже однажды вычислял с карандашом на бумаге, теперь может повторить то же самое с дочерью, если ему требуется математическое доказательство искренности ее чувств и намерений. Несмотря ни на что, она просто любила его все эти годы. Как можно этого не понимать?.. Хотела разговаривать с ним по телефону раз в месяц и видеть раз в год. Или это слишком нескромные желания?

И разве нужны какие-то дополнительные объяснения или оправдания? Неужели оттого, что Максим не сдержал своего обещания и не признал документально Алину, она перестает быть его родной дочерью — плоть от плоти и кровь от крови?

Алина и за приглашение на телепрограмму ухватилась как за соломинку, потому что ей пообещали, что отец обязательно придет.

Все, что она хотела — это посмотреть ему в глаза и узнать, ПОЧЕМУ он прекратил с ней общение? А как иначе? По телефону Дунаевский говорить не желает. На письма не отвечает. Под дверью стоять неприлично, да и под какой из его многочисленных дверей?..

Но на запись программы пришли только адвокаты Максима, увы, не он сам.

Все это укрепило меня в одном очень нехорошем подозрении. Может, это у него был меркантильный интерес, и Дунаевский просто тянул время? Ждал, когда девочка станет взрослой и точно не сможет ни на что претендовать? Если я права, то тогда это действительно очень печальная история.

Я так расстроилась, что попросила дочь убрать с ее персонального сайта кавер-версию песни «Позвони мне, позвони» в исполнении Алины.

Отказала, ведь для нее это не просто одно из самых любимых произведений отца, но и песня «ее семьи». Несмотря ни на что. Ну да ладно, песня ведь и правда хорошая. У многих людей с ней связаны самые разные воспоминания. Надеюсь, кто-то из них все-таки был счастлив.

События на видео
Подпишись на наш канал в Telegram



Новости партнеров




Звезды в тренде

Анна Заворотнюк (Стрюкова)
телеведущая, актриса, дочь Анастасии Заворотнюк
Елизавета Арзамасова
актриса театра и кино, телеведущая
Гела Месхи
актер театра и кино
Принц Гарри (Prince Harry)
член королевской семьи Великобритании
Меган Маркл (Meghan Markle)
актриса, фотомодель
Ирина Орлова
астролог