Лариса Лужина: «Своей любовью Окуджава вернул мне силы жить»

«От Нагибина мы вышли поздно. Булат провожал меня до общежития, мы шагали по пустынной улице, такие легкие, веселые, чуть пьяные», — вспоминает актриса Лариса Лужина.
Записала Анжелика Пахомова
|
05 Февраля 2014
Лариса Лужина
Лариса Лужина
Фото: из личного архива Ларисы Лужиной

«От Нагибина мы вышли поздно. Булат провожал меня до общежития, мы шагали по пустынной улице, такие легкие, веселые, чуть пьяные», — актриса Лариса Лужина вспоминает о своих непростых отношениях со знаменитым бардом.

Из-за того что Высоцкий посвятил мне песню «Она была в Париже», меня постоянно спрашивают о романе с Володей. Но никакого романа у нас не было! Гораздо меньше известно о другом посвящении, которое сделал мне Булат Окуджава, и о тех отношениях, которые нас связывали больше года.

Все началось на моем дне рождения в марте 1962-го.

Я училась тогда на втором курсе ВГИКа, в мастерской Герасимова и Макаровой. Праздновали в общежитии на Ростокинском проезде. Студенческие гулянки у нас там устраивались постоянно. Частым гостем был молодой Муслим Магомаев. Он садился за пианино, на крышку ставил бокал сухого вина. Шарф закинут на плечо, сигарета в зубах, что совершенно не мешает Муслиму петь. Девочки от него сходили с ума. И вот мой день рождения. Мальчики нашего курса: Николай Губенко, Сережа Никоненко и другие — умудрились прийти в белых рубашках и черных костюмах. Где их раздобыли, ума не приложу, одежды у нас в те времена было совсем мало. Потом к нам присоединилась царственная Тамара Федоровна Макарова и принесла подарок от Вячеслава Тихонова.

«Было очевидно: я очень нравлюсь Булату Шалвовичу. Наверное, я просто относилась к его любимому типу женщин: густая челка, большие, чуть раскосые глаза...»
«Было очевидно: я очень нравлюсь Булату Шалвовичу. Наверное, я просто относилась к его любимому типу женщин: густая челка, большие, чуть раскосые глаза...»
Фото: ИТАР-ТАСС

Незадолго до этого мы с ним снимались в фильме «На семи ветрах» и не поладили. Тихонов уже тогда был очень популярен, и мне казалось, он ведет себя высокомерно. И хотя мы играли близких людей, вне кадра Тихонов со мной даже словом не обмолвился. Переговариваться предпочитал через режиссера. Помню, все шептал Ростоцкому: «Студентка не справляется». Однажды я не выдержала, обратилась к нему при всех: «А вы можете высказать мне все это в глаза?» В общем, расстались мы без малейшей симпатии друг к другу. И вот в мой день рождения Вячеслав Васильевич вдруг передает мне через Тамару Макарову коробку конфет и открытку, в которой приносит свои извинения. Посмотрев фильм, он пришел к выводу, что я сыграла достойно.

Детство и юность Лариса Лужина провела в Таллине
Детство и юность Лариса Лужина провела в Таллине
Фото: из личного архива Ларисы Лужиной

Но самое удивительное ждало меня впереди. Помню, Жанна Болотова, моя однокурсница, говорит: «Место рядом со мной не занимать! Я пригласила друга. Булата Окуджаву...» Тогда все сходили с ума от его песен «Из окон корочкой несет поджаристой», «Последний троллейбус», их пели повсюду! И как-то не верилось, что сам Окуджава вот так, запросто, придет к студентам в общагу. Но Жанна знала, что говорила: уже полгода Булат за ней красиво ухаживал, все судачили об их романе. И вот в разгар праздника Окуджава действительно появился. Но на место, заботливо оставленное для него Жанной, не сел. А сразу подошел ко мне! Оказывается, он посмотрел фильм «На семи ветрах» и захотел со мной познакомиться. Жанна, к счастью, не обиделась.

До сих пор не могу понять, чем я заинтересовала его. Ведь я лишь благоговела да помалкивала, на вопросы отвечала «да», «нет»...

«Сергей Герасимов не разрешал своим студенткам ни краситься, ни маникюр делать, ни тем более короткие юбки носить. Даже челка считалась вольностью»
«Сергей Герасимов не разрешал своим студенткам ни краситься, ни маникюр делать, ни тем более короткие юбки носить. Даже челка считалась вольностью»
Фото: из личного архива Ларисы Лужиной

Мне казалось, что я слишком молодая, ничего еще из себя не представляю, как я могу с таким человеком разговаривать? Но было очевидно: я очень нравлюсь Булату Шалвовичу. Наверное, я просто относилась к его любимому типу женщин, впрочем, как и Жанна Болотова: густая челка, большие, чуть раскосые глаза, этакий польский тип. Хотя выглядела я очень скромно — Сергей Герасимов не разрешал нам ни краситься, ни маникюр делать, ни тем более короткие юбки носить. Даже челка считалась вольностью. Сергей Аполлинариевич говорил: «Чем больше у человека лоб, тем он умнее, и поэтому лоб нужно не закрывать, а развивать». Наш сокурсник, Эдик Хачатуров, у которого был очень низкий лоб, в результате даже выбрил себе полголовы, по самую макушку!

С Вячеславом Тихоновым и Вячеславом Невинным в фильме «На семи ветрах». 1962 г.
С Вячеславом Тихоновым и Вячеславом Невинным в фильме «На семи ветрах». 1962 г.
Фото: из личного архива Ларисы Лужиной
«В отличие от Булата, студент операторского факультета Алексей Чардынин не склонен был деликатничать. Его натиск был решителен, да и по возрасту, по внешним данным Леша мне куда больше подходил»
«В отличие от Булата, студент операторского факультета Алексей Чардынин не склонен был деликатничать. Его натиск был решителен, да и по возрасту, по внешним данным Леша мне куда больше подходил»
Фото: РИА «НОВОСТИ»

В общем, Булат весь вечер от меня не отходил. А мне очень льстило внимание этого человека. Такого талантливого, умного, интересного. Такого взрослого, наконец, ведь мне — 23 года, а Булату — под сорок… Его обаянию трудно было сопротивляться: эти глаза, умные и теплые, цветом похожие на сливы, эта густая шапка волос, вьющихся, словно пружинки (пройдет всего несколько лет, и Булат свои роскошные волосы где-то растеряет).

ОКУДЖАВА ОКАЗАЛСЯ РЯДОМ В ТРУДНУЮ МИНУТУ

Булат сразу дал понять, что хочет продолжения знакомства. Не знаю, когда бы случилась наша следующая встреча, но на какое-то время мне стало ни до чего. В моей жизни случилось грандиозное событие — в составе довольно обширной советской делегации меня пригласили на Каннский фестиваль!

«Сына Пашу я родила в 32 года»
«Сына Пашу я родила в 32 года»
Фото: из личного архива Ларисы Лужиной

Каких только людей мы не встретили во Франции! Помню, как Инна Гулая, с которой мы жили в одном номере (этот номер сам по себе вызвал у меня культурный шок: огромная кровать, шкаф как из музея, утром официант завозит столик на колесиках — завтрак в постель!), все звонила по телефону своему мужу, Гене Шпаликову: «Здесь так много знаменитостей! Я с Брижит Бардо познакомилась!» А Брижит Бардо вообще-то на фестивале не было. Моника Витти была, Натали Вуд была, а Бардо — нет. Но Инку так захлестнули эмоции, что ей, наверное, показалось… Нас с ней режиссер Лев Кулиджанов даже взял в гости к Марку Шагалу! Тот жил неподалеку от Канна, в городке Ванс. Помню, как жена художника открыла нам дверь и тут же убежала к стоматологу. И мы остались с Шагалом одни. У него были яркие голубые глаза и совершенно седые волосы. Мы долго разговаривали. Я запомнила одну историю, которую он рассказал.

«Инна Гулая все звонила по телефону своему мужу Гене Шпаликову: «Здесь так много артистов знаменитых! Я с Брижит Бардо познакомилась!»
«Инна Гулая все звонила по телефону своему мужу Гене Шпаликову: «Здесь так много артистов знаменитых! Я с Брижит Бардо познакомилась!»
Фото: из личного архива Ларисы Лужиной

Как к нему в гости заходил немец, служивший во время войны в люфтваффе летчиком. Этот человек восхищался Шагалом как художником. Так вот, он не нашел ничего лучшего, чем принести в подарок Марку Захаровичу фотографию, которую сам снял с самолета, — разрушенный бомбами Витебск. А надо знать, как Шагал любил свой родной город и как всю жизнь мечтал туда вернуться! На прощание художник подарил мне свой рисунок с автографом. Вот только в Москве я этот рисунок передарила — Александру Галичу (он был соавтором сценария «На семи ветрах», и на съемках мы познакомились). Вообще-то я собиралась привезти Галичу из Парижа пепельницу — красивую, медную, которую можно класть на подлокотник кресла. Но узнала, что Саша в больнице после инфаркта. И хотя пепельница не потеряла актуальности — Галич по-прежнему много курил, — мне захотелось прибавить к подарку что-то еще.

«Это фото в журнале «Пари матч», где я танцую твист на Каннском кинофестивале, чуть не погубило мою карьеру актрисы
«Это фото в журнале «Пари матч», где я танцую твист на Каннском кинофестивале, чуть не погубило мою карьеру актрисы
Фото: из личного архива Ларисы Лужиной

И я отдала ему рисунок Марка Шагала. Наверное, сейчас бы я так не сделала. Но в те времена все виделось иначе. Ну подумаешь — Шагал и Шагал, зато Галич будет рад…

В Канне нам с Инной Гулая покровительствовала вдова художника Фернана Леже, она родом из России. Богатая женщина, у нее имелось, по-моему, шесть машин, одну из которых Надежда Петровна предоставила нашей делегации. А нам с Инной она подарила по платью. Ей — красное, яркое, с великолепным капроновым шарфом (тогда капрон только-только входил в моду). А мне — маленькое, в стиле Коко Шанель, только не черное, а голубое, кружевное, на бледно-голубом шелке. Очень красивое! Я чувствовала себя в нем неотразимой, и, видимо, так считала не я одна.

«Из-за того что Высоцкий посвятил мне песню «Она была в Париже», меня постоянно спрашивают о романе с Володей. Но никакого романа у нас не было!»
«Из-за того что Высоцкий посвятил мне песню «Она была в Париже», меня постоянно спрашивают о романе с Володей. Но никакого романа у нас не было!»
Фото: из личного архива Ларисы Лужиной

Помню, в холле гостиницы подходит ко мне мужчина и говорит по-русски: «Привет, мамочка!» Его лицо мне показалось знакомым, и я гадала, кто же это, пока не вспомнила, что видела его фотографию дома у Жанны Болотовой. Портрет, вырезанный из журнала «Советский экран», висел у нее на стене, потому что Жанна была влюблена в этого актера — Робера Оссейна (вскоре он сыграет Жоффрея де Пейрака в «Анжелике, маркизе ангелов»), мужа Марины Влади. Русский Робер знал с детства, а «мамочками» почему-то называл всех женщин. И вот он меня спрашивает: «Русская?» — «Русская». Пару минут поговорили, после чего Робер заявляет: «Пойдем ко мне в номер». Я, конечно, отказалась. Он уговаривает: «А чего ты боишься? Я же не буду на тебя кидаться, просто поцелую...» Кое-как отделавшись от него, я подошла к Станиславу Ростоцкому и все рассказала. И тот за меня вступился: «Робер, это моя артистка, что ты к ней пристаешь?»

Еще в Москве перед поездкой меня, как водится, вызвали в комитет комсомола во ВГИКе.

Пришлось выслушать длинную лекцию о том, как следует себя вести. И я очень старалась не сделать никакой ошибки, которая, как я знала, могла стоить мне дорого. И когда на одном из приемов кто-то пригласил меня станцевать твист, я вопросительно оглянулась на Герасимова. Он успокоил меня: «Иди. Моя ученица должна уметь делать все…» Позже оказалось, что этот танец был провокацией журналиста. И когда я вернулась в СССР, на столе у министра культуры Фурцевой уже лежал журнал «Пари матч» с моим фото и заголовком: «Сладкая жизнь советской студентки». И хотя из института меня не выгнали (Герасимов выручил, сказав Фурцевой, что это он разрешил мне танцевать), настали тяжелые дни.

По косым взглядам однокурсников было ясно: моя репутация безнадежно испорчена. Я чувствовала себя виноватой, хотя сама не очень понимала — в чем. Но будто грязь какая-то ко мне прилипла. Это был очень тяжелый период. И тут меня разыскал Булат...

«ЧТО У ТЕБЯ С ОКУДЖАВОЙ?»

Удивительно, но ни один из тех великих и знаменитых людей, с которыми я в свои 23 года имела счастье познакомиться, не производил на меня такого впечатления, как Булат. Ни перед кем я так не благоговела... А то, как бережно, с каким восхищением относился ко мне Окуджава, давало силы жить. В его глазах я ни секунды не была героиней скандальной фотосъемки. Напротив, с ним я чувствовала себя чистой, нежной, невинной девочкой.

«Оссейн мне говорит: «Пойдем ко мне в номер». Я отказываюсь, а он уговаривает: «Я же не буду на тебя кидаться, просто поцелую...»
«Оссейн мне говорит: «Пойдем ко мне в номер». Я отказываюсь, а он уговаривает: «Я же не буду на тебя кидаться, просто поцелую...»
Фото: GETTY IMAGES/FOTOBANK.RU

После моего возвращения из Парижа мы стали очень часто видеться. Куда бы Окуджава ни собирался — в гости, на день рождения или просто на концерт, тут же звонил мне. А я никогда не отказывалась. Помню, как Булат повел меня в гости к писателю Юрию Нагибину, тот праздновал свой день рождения. За накрытым столом сидел сам Юрий Маркович, а возле него — четыре его жены: три бывших и одна «действующая» — Белла Ахмадулина (кстати, она была пятой женой по счету, потом у Юрия Марковича появилась шестая, с которой он и прожил до конца жизни). Помню, каким богатым показался мне стол. Колбаса, красная и черная икра, сыры, дорогие фрукты... Что, в общем, неудивительно — в «Елисеевском» все это в те времена свободно продавалось. Только вот такие деньги мало у кого имелись. И в моей собственной компании главным деликатесом считалась килька. Но не в еде, конечно, дело!

В гостях у Нагибина собрались люди, познакомиться с которыми было счастьем. Ахмадулина читала стихи. В то время на каждых посиделках кто-то обязательно читал стихи, и как правило — свои. Но Белла, конечно, ни в какое сравнение не шла с теми, кого я когда-либо слышала. Это было поразительно… А потом Булат поворачивается ко мне и спрашивает: «Где наша гитара?» В тот вечер он был в ударе, много пел. Помню еще Лидию Вертинскую. Потрясающая красавица, которая для меня так и осталась Птицей Феникс. Она много рассказывала о своих дочках, тоже красавицах, помню даже ее фразу: «Марианна и Настя — вот мои произведения искусства!» Фильм «Человек-амфибия», где снималась младшая — Настя, тогда стал сенсацией. А Настиным партнером был Володя Коренев, с которым у нас в десятом классе был полудетский роман — мы оба тогда жили в Таллине, занимались в одном драмкружке.

Помню, как ходили с ним на знаменитый таллинский мостик, который назывался «Горка поцелуев». А потом жизнь нас развела. Володя сразу после школы поехал в Москву, в ГИТИС, а я до того, как поступить во ВГИК, еще снималась в кино в Таллине, так что на какое-то время мы потеряли друг друга... От Нагибина мы вышли поздно. Булат провожал меня до общежития, мы шагали по пустынной улице, такие легкие, веселые, чуть пьяные… О чем мы с ним разговаривали в тот вечер и вообще весь этот год? Как ни стараюсь воскресить в памяти — не помню. Наверное, по большей части содержательно молчали. Нам было с ним о чем помолчать...

Своим друзьям и знакомым Окуджава представлял меня так: «Это Лариса. Мой талисман». И никто ничего у него больше не спрашивал. Всем и так было понятно, что Булат Шалвович — человек увлекающийся.

«В десятом классе у нас с Володей Кореневым был полудетский роман — мы оба тогда жили в Таллине, ходили в один драмкружок. А потом жизнь нас развела»
«В десятом классе у нас с Володей Кореневым был полудетский роман — мы оба тогда жили в Таллине, ходили в один драмкружок. А потом жизнь нас развела»
Фото: из личного архива Ларисы Лужиной

А меня вопрос моего статуса абсолютно не волновал. Я была молодой, наивной, думала: да разве что-то плохое происходит между нами? Я знала, что у него есть семья. И от знакомых слышала, что там все как-то очень сложно. Но я не думала на эту тему. Жена и сын — это все у Булата дома, на закрытой для меня территории. А моя территория — другая. Московские улицы, дружеские посиделки, концерты, выставки… Моя совесть была чиста, потому что я не готовила себя в его жены, я в этом направлении даже не рассуждала. То, что происходило между нами, вообще имело мало отношения к грубой реальности. Свою нежность ко мне Булат проявлял деликатно: взглядами, нежными прикосновениями. Он брал меня за руку, и мы оба чувствовали, как по нашим пальцам бежит какое-то волшебное электричество. И только однажды Булат решился меня осторожно поцеловать.

Помню, как-то раз мы засиделись у друзей допоздна, и нас оставили ночевать, выделили комнату. И снова ничего не произошло. Булат даже не намекал на развитие отношений.

Понимаете, тут надо знать Окуджаву. Для него наши романтические отношения еще не означали, что надо непременно переводить их во что-то реальное. Он не форсировал события. А я… Мне и в голову не могло прийти что-то решать в наших отношениях, вся инициатива исходила только от него. Я была молчаливо влюблена, а он черпал в своем чувстве вдохновение. Впрочем, я не знаю, чем бы все это кончилось, если бы я не встретила Алексея...

Я всегда была неравнодушна к высоким, фактурным красавцам. И, как бы меня ни завораживал Булат, он все- таки не относился к моему типу мужчин.

Да и отношения наши были какими-то неземными, неопределенными. В отличие от Булата, студент операторского факультета Алексей Чардынин не склонен был деликатничать. Его натиск был решителен, да и по возрасту, по внешним данным Леша мне куда больше подходил. И я подумала, что настоящая любовь — это все-таки не совсем то, что происходит между мною и Окуджавой... Конечно, скрыть от Леши мою нежную дружбу с Булатом было невозможно. Поначалу Чардынин как-то снисходительно относился к его ухаживаниям, верил, что мы просто поехали на концерт, на выставку, в гости. Но потом все чаще стал раздражаться: «Что у тебя с ним?!» Да и от Булата утаивать такое событие, как появление в моей жизни Леши, не хотелось.

«Только спустя годы, поумнев, я поняла, что Окуджаве было по-настоящему больно, когда его «талисман» предпочел другого мужчину...»
«Только спустя годы, поумнев, я поняла, что Окуджаве было по-настоящему больно, когда его «талисман» предпочел другого мужчину...»
Фото: Марк Штейнбок

Пришлось решать. И вот я набралась смелости объясниться с Булатом. Рассказала ему все. Мне казалось, что Окуджава отреагировал спокойно. Мы попрощались так же, как всегда. Но с тех пор он вообще перестал звонить. А поскольку с Алексеем у нас все шло по нарастающей, я почти из-за этого не переживала…

Но вот несколько лет спустя, уже выйдя за Чардынина замуж, я куда-то собралась ехать, села в поезд, выглянула в окно и… увидела Окуджаву на перроне. Я выбежала из вагона, бросилась к нему. Я ужасно рада была его видеть... Но Булат повел себя так, будто мы плохо знакомы и мой порыв неуместен. Просто сухо со мной поздоровался и пошел дальше. Я ужасно расстроилась. Чуть ли не в слезах вернулась в свой вагон. Думала: «Что же случилось? Почему такое отношение? Может, кто-то меня оговорил?»

Только спустя годы, поумнев, я поняла, что Окуджаве было по-настоящему больно, когда его «талисман» предпочел спуститься с пьедестала на грешную землю. А может, просто оттого, что ему предпочли другого мужчину... И то, что в его отношении ко мне было много отеческого, тут решительно ничего не меняло...

О том, что Булат посвятил мне стихи, я долго не знала. Только спустя годы после нашего расставания Сергей Никоненко показал мне книжку стихов Окуджавы, где у одного стихотворения обнаружилось посвящение: «Л. Лужиной». Я прочла: «Непокорная голубая волна / Все бежит, все бежит, не кончается. / Море Черное, словно чаша вина, / На ладони моей все качается. / Я все думаю об одном, об одном, / Словно берег надежды покинувши. / Море Черное, словно чашу с вином, / Пью во имя твое, запрокинувши.

/ Неизменное среди многих морей, / Как расстаться с тобой, не отчаяться? / Море Черное на ладони моей, / Как баркас уходящий, качается». Теперь я часто перечитываю это стихотворение и вспоминаю наше с Булатом время. И до сих пор чувствую горечь потери: «Как расстаться с тобой, не отчаяться?..»

События на видео
Подпишись на наш канал в Telegram
Прогноз на неделю 18 — 24 марта по дате рождения
«Энергия предстоящей недели считается довольно опасной и вызывает нежелательные последствия. По количеству неблагоприятных дней, которых на следующей неделе подавляющее большинство, можно предположить, что наступают непростые времена», — говорит практикующий ведический астролог Ирина Орлова.




Новости партнеров




Звезды в тренде

Анна Заворотнюк (Стрюкова)
телеведущая, актриса, дочь Анастасии Заворотнюк
Елизавета Арзамасова
актриса театра и кино, телеведущая
Гела Месхи
актер театра и кино
Принц Гарри (Prince Harry)
член королевской семьи Великобритании
Меган Маркл (Meghan Markle)
актриса, фотомодель
Ирина Орлова
астролог