Галина Волчек: «Фальшь ненавижу в любых проявлениях»

Знаменитая режиссер рассказала о своей семьей и работе.
Татьяна Зайцева
|
17 Октября 2008
Галина Волчек
Фото: Елена Сухова

С возрастом многие начинают осознавать: единственное, что они хотят от дня рождения — чтобы им не напоминали о нем. Галина Борисовна Волчек не исключение. Уже давно в этот день она просто исчезает. Намеревается поступить так и в нынешнем декабре, несмотря на то что этот год для нее — юбилейный.

«Галина Борисовна, 19 декабря у вас юбилей.

Зная о вашей особенности ловко скрываться от всех на свои дни рождения, мы решили попросить вас об интервью заранее...» — приблизительно так начинали корреспонденты «7Д» разговор с художественным руководителем театра «Современник», договариваясь о встрече. Возражений со стороны Волчек не последовало, и она пригласила нас к себе на подмосковную дачу.

— Галина Борисовна, как вы догадываетесь, темы юбилея не избежать. Что ощущаете накануне этого события?

— Да ничего особенного. Я вообще про это не думаю и не хочу думать. Не люблю все эти юбилеи, дни рождения, поэтому всегда и уезжаю от них куда-нибудь подальше. Я благодарна маме, папе и Господу Богу за то, что родилась, за то, что прожила большую счастливую жизнь, за то, что до сих пор хватает сил и желания заниматься любимым делом...

Совсем не ощущаю себя старой, иначе, наверное, не могла бы с таким пониманием относиться к молодым, не дружила бы с ними, не была бы с ними на равных. Нет, конечно, так не бывает, чтобы человек, пройдя длинную жизнь, чувствовал себя на 18 лет. Но моя внутренняя энергия пока, как мне кажется, дает мне возможность оставаться современной сегодня и думать о завтра. Я не о своем завтра говорю, а о завтрашнем дне нашего театра. В связи с этим вот сейчас, в новом сезоне, который начнется у нас 22 октября, затеваю один очень интересный проект. Хотя он довольно рискованный, возлагаю на него много надежд. Суть его в том, что я пригласила пятерых студентов из разных мастерских РАТИ делать в «Современнике» свои режиссерские работы с нашими артистами, которые согласятся участвовать в этой не очень, казалось бы, почетной работе.

Хотя, на мой взгляд, она очень даже почетная. Без вливания молодых талантов театр не мог бы жить, он превратился бы в музей. Живой организм не может существовать без обмена энергиями, кровью. Наверное, эту мысль Бог продиктовал мне с первых шагов моей работы в должности худрука — ведь я сразу же привела в «Современник» целую группу артистов во главе с молодым тогда режиссером Валерой Фокиным и дала им спектакль. И дальше на протяжении всей моей жизни поступала аналогичным образом. Говорю же, я очень хорошо понимаю молодых.

— Вот странно, Галина Борисовна: сидим мы тут у вас в загородном доме, вокруг лес, природа красивая, пироги у вас такие вкусные, чай какой-то необыкновенно душистый, а вы все о работе да о работе.

Неужели не хочется расслабиться, отключиться, поговорить просто о жизни, о даче вашей замечательной, наконец?..

— (Смеется.) Так театр и есть моя жизнь. Но и про дачу готова рассказать с удовольствием. Я просто счастлива, что у меня теперь есть этот дом, хотя, конечно, было бы лучше, чтобы он появился пораньше, хотя бы лет на десять. Дело в том, что я никогда не имела никакого своего угла за городом. Только казенные дачи — такие разваленные, очень старые домики, без удобств, с туалетом во дворе, с инвентарными номерами на мебели, которые приходилось старательно декорировать. Но меня все устраивало — все-таки было где отдохнуть, уединиться и, главное, было куда вывезти летом Дениса, когда он был маленький.

А в 95-м году я заболела — у меня начались серьезные проблемы с легкими, болезнь оставила неприятные следы в виде пневмосклероза. Понятно, что при такой ситуации жилье на свежем воздухе стало просто необходимостью. Но тут как раз начались проблемы: с последнего места моего казенного жилья, которое располагалось в Жуковке, меня стали выгонять. Буквально. Сначала засыпали бумажками с уведомлением о том, что нужно съезжать, а в результате прижали так, что освободить площадь потребовалось в одну неделю. Представляете, каково это, если учесть то, что я прожила там 10 лет?! Сколько всего там за эти годы накопилось. Но ничего не поделаешь, пришлось нам с Александрой Михайловной (вот, познакомьтесь — это моя помощница по хозяйству, ставшая за многие годы очень близким мне человеком, практически подругой) паковать вещи в авральном порядке.

К счастью, к этому времени один крупный предприниматель, мой давний знакомый, знавший все мои проблемы, просто подарил мне вот этот участок, на котором мы с вами сейчас находимся. Тогда здесь стояли маленькие домики-сарайчики, один из которых я выкупила и переехала в него. На это у меня вполне хватило денег. Многие удивлялись, говорили: «Ну как же так? Наина Иосифовна Ельцина — ваша приятельница, бывала у вас на этой даче, неужели не могли попросить ее помочь?» Нет, не могла.

Александра Михайловна: За всю жизнь Галина Борисовна никогда никого ни о чем не попросила для себя. За других, за всех своих артистов бесконечно ходит по инстанциям и выпрашивает что-то, и они все получают…

Галина Борисовна: И дай им Бог, хорошо, что получают.

Ох, Александра Михайловна у нас — борец за справедливость и порядок. Вы даже представить себе не можете, какой это душевный и кристально порядочный человек. Она ведь не только ведет хозяйство, но и средствами моими управляет. Правда. Я отдаю ей все свои деньги, она их куда-то складывает, а потом говорит, сколько мне можно взять из них в тот или иной момент. Иногда ограничивает: «Ой, что-то вы сегодня много взяли, больше уже нельзя тратить».

— Судя по всему, особенно много вы не брали — к примеру, столько, чтобы хватило на покупку собственного загородного дома?

— Да вы что?! Откуда бы мне их взять? Об этом даже и речи быть не могло. Купить приличный дом могут себе позволить люди, занимающиеся бизнесом, или нынешние эстрадники, или артисты, снимающиеся на телевидении, или те, кто получает большие деньги у себя на работе.

А на театральную зарплату дом не купишь. И за кино, когда снималась, не платили таких денег, как сейчас, — я получала копейки. К тому же вот уже 25 лет я почти в кино не работала. Поймите правильно, я вовсе не жалуюсь. Жила всегда нормально, средств на все хватало, но тем не менее больших финансовых возможностей у меня никогда не было. Несмотря на то что много спектаклей ставила за границей и за это платили вполне прилично. Но ведь тогда львиную долю отнимали...

Этот дом около 4 лет назад мне построили дети — Денис и его жена Катя, которые зарабатывают существенно больше, чем я. Понимаете, их желание сделать это для меня — очень приятно и дорого. Причем они сконструировали его сами.

Невестка моя ведь дизайнер, и сын, изо дня в день общаясь с ней, постепенно тоже стал в этом затейливом деле хорошо разбираться. А доля моего участия совсем невелика — я участвовала только в обсуждении выбора цвета обоев, обстановки и так далее… И, поверите ли, сразу, просто в одночасье, почувствовала, что этот дом — мой, родной. Ведь Катя с Денисом ухитрились сделать тут все с учетом всех моих личных привычек и вкусов — как внутри дома, так и на участке. Скажем, я очень боялась, что строение будет двухэтажным — не люблю я этого, да и подниматься-спускаться мне трудно. Так он и получился в один этаж, очень уютный, но вместе с тем просторный. И вокруг него нет никаких новомодных ландшафтных наворотов, зато есть лес, дикая девственная природа. В общем, для меня это — настоящая здравница. Жаль, нечасто у нас получается всем вместе здесь собираться, но время от времени такое все-таки случается.

«Я никогда не имела своего угла за городом, жила только на казенных дачах. Из последней меня выгнали. Но как раз в это время я серьезно заболела — начались проблемы с легкими, и жилье на свежем воздухе стало просто необходимостью. Тогда дети построили мне этот дом»
«Я никогда не имела своего угла за городом, жила только на казенных дачах. Из последней меня выгнали. Но как раз в это время я серьезно заболела — начались проблемы с легкими, и жилье на свежем воздухе стало просто необходимостью. Тогда дети построили мне этот дом»
Фото: Елена Сухова

Новый год, например, мы тут отмечаем. Тогда все подтягиваются, включая Катиного сына Ореста, его детей — Танечку и Машу, наших общих друзей.

В день приезда корреспондентов «7Д» к Галине Борисовне много народу в гостях у нее не было. На месте оказался только ее сын Денис Евстигнеев, а чуть позже подъехала и его жена Катя Гердт.

— Денис, рассказ Галины Борисовны наверняка взбудоражит сердце любой матери, имеющей взрослого сына. Ведь далеко не все дети, даже располагающие возможностями, находят в себе желание так заботиться о своих родителях.

— Вы про меня так хорошо сказали, что я растерялся.

Но на самом деле я не соответствую статусу такого уж сверхзаботливого сына. Что касается этого дома, то появление его было обусловлено абсолютной необходимостью. Нам с Катей стало понятно, что в силу особенностей всяких маминых болячек ей обязательно надо быть на воздухе, и поэтому, когда ее стали выгонять с дачи, где она жила, мы просто собрались вместе, обсудили эту ситуацию и решили: надо что-то делать. И вот в итоге этих размышлений появился дом. Хотя, признаюсь, в то время для нас не так-то просто было все осуществить. Так что, как видите, моя забота о матери выглядит не так, как бы правильней сказать… мелодраматично, что ли, как вам могло показаться. Я не смогу препарировать на атомы свое отношение к ней, поскольку не знаю, как его определить. Знаю одно: у меня есть мама, которая была со мной всегда и всегда будет…

Она человек очень взрывной, сверхэмоциональный, никогда ничего не держит за пазухой. Просто не может в себе все это хранить. Если обиделась, это сразу понятно, не почувствовать невозможно, да она обязательно и выскажет все, что думает. Пусть даже сначала смолчит, через час все равно выплеснет. На самом деле это очень хорошо, потому что «пар» выпускается мгновенно.

— А вы как реагируете на это?

— Страшно боюсь. Ну я ведь не хочу ее нервировать, но не всегда получается. Самая большая для нее обида, когда я не звоню. Вообще-то стараюсь звонить каждый день, но иногда бывают проколы… Это, что называется, моя беда. Знаете ведь, как в жизни бывает — встретился с кем-то, посидел, разговор завязался важный, дела какие-то неотложные закрутили…

Потом вспомнил о том, что надо матери позвонить, но уже поздно. И не позвонил. Все — утром она расстроена, в голосе появляется напряжение.

Галина Борисовна: Меня расстраивает не сам по себе не раздавшийся звонок — это ведь только внешнее проявление. Я переживаю из-за отсутствия у Дениса необходимости постоянного общения со мной. А любому родителю, особенно матери, отцу в меньшей степени, наверное, необходимо, чтобы это было. С другой стороны, могу точно сказать, что, когда мне плохо, Денис всегда рядом... К примеру, когда я в Питере сломала ногу, он прилетел немедленно, хоть был очень занят, да и делать это было совсем даже не обязательно. Но он максимально быстро оказался рядом со мной, организовал мой перелет в Москву… Я тогда приезжала получать премию Товстоногова. Вот ведь как получилось — от всех театральных наград всегда отказывалась, а тут понесло меня.

«Я очень жалею Дениса из-за того, что он закрытый человек, все переживает внутри себя...»
«Я очень жалею Дениса из-за того, что он закрытый человек, все переживает внутри себя...»
Фото: Елена Сухова

И Бог дал указ. Я даже не дошла до места вручения премии. Только зашла в гостиницу переодеться, как там же и упала. Оказался серьезный перелом. Гипс наложили там же, в Питере, а оперировали уже в Москве. И пока лежала в больнице, Денис все время ко мне приезжал... То есть в экстремальной ситуации он как сын всегда на высоте. (С улыбкой.) Но не всегда же для того, чтобы это почувствовать, надо заболеть. Или умереть. Хочется при жизни успеть насладиться.

Денис: Просто в представлении мамы контакт — это когда все выговаривается словами. А я так не умею.

Галина Борисовна: Да при чем тут слова? Думаете, я знаю хоть что-нибудь о своем сыне, хотя бы о том, что касается его работы, творческих проектов?

Об этом даже не может быть и речи. И это при том, что для меня мнение Дениса всегда было очень важно. Даже когда он был маленьким. Никогда не забуду, как выпускала «Эшелон», один из своих, я сказала бы, очень знаковых спектаклей, и повела его, 13-летнего, на прогон. Думала, не поймет всего, а он понял и смотрел с таким неподдельным интересом. А потом мы вместе обсуждали спектакль. Короче говоря, для меня Денис всегда был и остается главным и первым, и мнение его — самое важное, и на первый прогон я его всегда приглашаю... Но про него если я что-то и узнаю, то только от Кати. Со мной он вообще на эту тему не общается.

Денис: Кинематограф по сравнению с театром штука более громоздкая. Можно пригласить хоть сто человек из тех, чье мнение ты уважаешь, кому доверяешь, вот только изменить уже ничего нельзя.

В отличие от театра, где в любой момент все можно поменять, потому что это живое дело.

Галина Борисовна: Согласна. Но я говорю не об этом, а том, что ты ничего не рассказываешь мне в принципе, даже когда съемок еще нет и они далеко. Не делишься какими-то размышлениями про жизнь… Вообще он со мной никакими темами не делится. А на все вопросы один ответ: «Нормально». Это у него самое главное слово. Генетически, наверное, передалось — папа его тоже это слово любил.

Денис: И мне оно нравится, а вот отвечать на вопрос «Как дела?» словом «ужасно» или «прекрасно» не нравится. И делиться тем, что у меня внутри, не люблю. Ну скажи честно, я хоть с кем-то делюсь? Есть такие люди?

Галина Борисовна: Думаю, есть. Хоть Денис — человек закрытый, но все-таки у него существует узкий круг своих людей. Только я в него не вхожу.

Денис: Ошибаешься. У меня действительно есть узкий круг общения, вот только все наоборот — он ценен и дорог мне именно тем, что там я могу ни с кем ничего не обсуждать. А какие-то свои проблемы, раздумья, планы я вообще никогда не обсуждаю. Ни с кем. То есть это не значит, что перед тобой я закрыт, а перед всеми остальными — просто душа нараспашку. Я все внутри переживаю.

Галина Борисовна: И это очень плохо. Я жалею его из-за того, что он такой закрытый.

— Вы близки с мамой по духу, внутреннему мироощущению, по отношению к людям?

«Александра Михайловна за долгие годы стала очень близким мне человеком. И даже средствами моими управляет. Я отдаю ей все свои деньги, а она потом говорит, сколько мне можно взять»
«Александра Михайловна за долгие годы стала очень близким мне человеком. И даже средствами моими управляет. Я отдаю ей все свои деньги, а она потом говорит, сколько мне можно взять»
Фото: Елена Сухова

— Как вам сказать… Не знаю. По­жалуй, скорее нет, чем да. Мы о многом спорим, сами видите. Вот вы поняли уже, что я — человек закрытый, все всегда держу в себе. Ну вот такой я, с этим уж ничего не поделать. А мама, как я уже говорил, категорически другого склада характера. Когда ей плохо, все сразу видят, что ей плохо, когда хорошо — это тоже не скрывается. Она транслирует свое состояние, абсолютно все свои чувства на окружающий мир, а я нет. Это не говорит о том, что кто-то из нас лучше, а кто-то хуже, просто мы вот такие — разные. Хотя нет, тут я неверно сказал. Конечно, мама лучше меня намного во всех смыслах. Помогает всем, несет добро, у нее даже энергетика какая-то особая — не зря же к ней как магнитом тянет самых разных людей. Помимо обаяния в маме есть еще невероятная коммуникабельность, которая, как мне кажется, очень помогает ей в жизни.

Мама — гений коммуникаций. Умеет расположить к себе абсолютно разных людей, начиная от дворника и кончая президентом, премьером, королем… Буквально всех. И делает это не натужно. Ее секрет в том, что разговаривает она со всеми одинаково: с каким-нибудь олигархом точно так же, как со мной, с вами, и это людей абсолютно завораживает. Вот мне ничего такое не свойственно. Проще говоря, мама добрая, а я не добрый. Поймите правильно, в том, что я сейчас сказал, нет никакого цинизма. Я скорее… Мам, как называется человек, который не любит людей? Одним словом, вылетело из головы.

Галина Борисовна: Не знаю, мне сложно это сразу вспомнить, поскольку я люблю людей.

Денис: Вот именно поэтому, сравнивая тебя со мной, я и говорил о том, что мы — разные.

Все, вспомнил слово — мизантроп! Вот я — мизантроп (человеконенавистник, нелюдим. — Прим. ред.).

Галина Борисовна: Разве ты не любишь людей?

Денис: Уж точно не так, как ты. Говорю же, главное наше отличие состоит в том, что ты добрая, а я не добрый.

Галина Борисовна: Правда, иногда ты бываешь недобрым.

Денис: И, клянусь, со временем это случается все чаще. Ну, надеюсь, понятно, что мы сейчас обсуждаем не примитивную доброту, типа сюси-муси-пуси, а гораздо более широкое понятие. Просто, на мой взгляд, любить все человечество, а значит, проявлять к нему доброту — это идиотизм. Любить можно только избранных, какого-то конкретного человека.

Галина Борисовна: Это просто демагогия.

Безусловно, любить человечество вообще — это ничего не означает. Но любить обычных людей нужно. Вот у меня, например, сердце сжимается, когда вижу на дороге грузовик, а на нем надпись: «Люди». Я тут же представляю конкретных Васю, Ваню, Петю… И мне их жалко, потому что они едут в жару, трясясь в этой полуразваленной машине, мучаются, сидя на скамейках без спинок.

Денис: То, что ты сейчас сказала, — это просто красивые фразы, чисто художественная литература. У тебя в голове какая-то картина вырисовывается, и ты ее себе додумываешь. Давай еще добавь сюда какую-нибудь бабушку, которая поехала из деревни в город к больному внуку, чтобы привезти ему картошку, а грузовик дернулся, и картошка рассыпалась по асфальту, как яблоки по полу в фильме у Тарковского…

Замечательно. Вот только ты подойдешь к этим так тобою любимым людям — к бабушке, к Ваням-Васям, — и они тебя с ходу обхамят.

Галина Борисовна: Да я не думаю об этом. Хотя, возможно, в чем-то ты прав. Вот у меня был такой случай. Как-то я ехала на машине со своим водителем. На светофоре к нам подошел таджикский мальчик и стал просить, чтобы я что-то купила у него...

Денис: …наркотики, наверное.

Галина Борисовна: Ну хватит, Денис, какие наркотики! Он худющий такой был, наверняка совсем голодный, жалобно так просил: «Тетя, ну пожалуйста...» А я вообще детей обожаю... Короче говоря, он скулит: «Есть хочу, дай денежек».

Я полезла в сумку, но водитель меня за руку схватил и говорит: «Да вы что, это же мафия. Этот пацан каждый день здесь ходит». Но у меня в голове засело, что мальчишка голоден. Попросила остановить машину, зашла в магазин, купила хлеб, глазированные сырки, молоко, еще какой-то всячины, и мы вернулись к этому месту. Мальчуган опять подлетает: «Тетенька, дай!» И я ему высовываю пакет с продуктами. Хорошо, что он этой бутылкой молока не дал мне по голове. Видели бы вы, как сузились его глаза, с какой злобой он пихнул пакет обратно и буквально зашипел: «Деньги давай!..»

— А что кроме наглости вы в людях не приемлете?

— Ханжество, притворство, неестественность, неискренность. В любых проявлениях. Начиная от фальшивых улыбок и кончая фальшивыми интонациями, лозунгами, призывами.

Терпеть не могу, просто не перевариваю этого. Причем сразу, даже скрыть это чувство в себе не могу. Часто бывает, те, кто меня хорошо знают в театре, говорят: «Смени лицо». Наверное, я отношусь к категории людей, у которых внутри словно сидит какая-то протестная нота. У меня она всегда была очень сильной, с детства. Ну взять хотя бы то, что я категорически не хотела, чтобы мою фамилию называли так, как она звучит — Волчек. Меня часто спрашивают: «Почему Кваша, Гафт да и любой из «стариков» — тех, с кем вы начинали, называют вас не Волчек, а Волчёк, хотя это неправильно ни по транскрипции, ни по произношению, ни по написанию». А потому, что папа мой Борис Волчек был очень известным кинооператором и режиссером, снявшим в 40—50-е годы много фильмов, ставших знаменитыми, и я, упаси Боже, не хотела, чтобы подумали, будто я — папина дочка, вылезшая за счет его известности.

Вот и говорила: «А я буду Волчёк». Идиотизм такой, абсолютно дурацкий протест, тот самый, который я называю протестной нотой. И она у меня выражалась в чем угодно, не только в такой глупости, как написание фамилии. Как вам такой пример: до своего первого замужества я жила с папой в доме на Полянке, где проживали советские кинематографисты. Как положено, около каждого подъезда сидели тетки на лавочках, смотрели, кто с кем и куда пошел, перетирали это и сплетничали. Однажды к нам приехал погостить мой двоюродный брат, который был старше меня. Мы с ним вышли на улицу, погуляли, посидели в обнимку на скамейке, поболтали. На следующий день по дому поползли слухи о моем разнузданном поведении, после чего кто-то позвонил папе и рассказал, что его дочь обжимается с чужим парнем.

Мне тогда было лет 15. Ну что сделает нормальный человек в такой ситуации? Посмеется или скажет: «Да наплевать на них». Что делаю я со своим идиотским протестным максимализмом, распираемая невероятной внутренней агрессией от свалившейся на меня несправедливости? Надеваю папин плащ (хотя он мне безумно велик, но в нем есть прорези в карманах, в которые можно просунуть руки), покупаю большой арбуз, застегиваю плащ и вот таким манером, придерживая под плащом арбуз на животе, гордо прохожу мимо этих теток. Ну точь-в-точь беременная на последнем месяце…

— Но, несмотря на вашу протестность, люди к вам тянутся. В руководимый вами театр устремляются, в подавляющем большинстве случаев из него не уходят.

Почему так?

— Вы думаете, в театре все ко мне прямо так и тянутся? Нет, конечно. Это невозможно по определению. Кому-то я должна повысить зарплату, кому-то вынуждена отказать в этом, кому-то предлагаю главные роли, кому-то нет. Я изначально согласилась на то, чтобы взять на себя роль обидчика. Ведь главный режиссер — постоянный обидчик для артистов, которые сравнивают себя, скажем, с Нееловой, Гафтом или Квашой и крайне недовольны всеми, кто считает, что сравнение не в их пользу. Другое дело, что я пытаюсь в равной степени заботиться обо всех, кто, хотя и не является ведущим артистом, работает честно, с полной отдачей. У нас таких немало, и я их всех ценю, люблю и бьюсь за них до последнего. Очень стараюсь сохранить в театре человеческую атмосферу.

Фото: Елена Сухова

Для меня концепция «театр-дом» — не пустые слова. Это не значит, что театр может заменить дом, но он непременно должен быть его продолжением. А поэтому люди, в нем работающие, практически члены семьи. Вот у меня нет своих внуков, но Ника — дочка Марины Нееловой — мне словно родная. Начинаю говорить о ней, и у меня мурашки бегут по телу... Наверное, я материализовала в Нику всю свою верность и любовь к ее маме. Ника для меня человек совершенно особенный. Сейчас она учится в Лондонской академии искусств, куда поступила сама, без всяких боковых ходов, без бешеных денег, а исключительно благодаря таланту. Я очень ею горжусь и горжусь тем, что она мне первой показала портфолио своих работ. У меня в кабинете на видном месте стоят еще ее ученические работы.

Конечно, я очень люблю эту девочку. Да, по правде говоря, и всех детей, выросших за кулисами нашего театра, обожаю. Когда сын Лены Яковлевой и Валеры Шальных был маленьким, он поехал с нами на гастроли в Израиль. Денис тогда был мальчишкой непослушным, своенравным, шумел, всем был недоволен. Лена очень переживала, ведь там няни нет, а ей на сцену выходить надо. И вот я его подозвала и сказала: «Денис, видишь, многие артисты все время опаздывают к машине, которая должна везти их в театр. У меня к тебе просьба: поскольку ты сам всегда приходишь вовремя, возьми на себя труд напоминать им о том, чтобы они приходили вовремя». Так что вы думаете? Этот маленький мальчишка оказался просто потрясающим организатором. Он звонил из вестибюля отеля артистам и строго говорил: «Спускайтесь побыстрее, машина уже ждет внизу!»

И те прибегали… Правда — я очень люблю детей. Особенно своих, театральных. Из последних у нас появились Ванька Гармаш (в прошлом году его, годовалого, родители уже приводили на сбор труппы) и Елисей — сын Олечки Дроздовой (может, в этом году и его приведут). Все они — наши дети. Сызмальства приходят в театр, как в свою семью, и носятся там как сумасшедшие… И мне это очень нравится. Так уж Господь сделал, что любой маленький ребенок может вывести меня из самой тяжелой депрессии...

Валя (домработница): Вы уж извините, что вмешиваюсь в ваш разговор, но мне очень хочется сказать про Галину Борисовну, меня просто распирает. Только вы напишите то, что скажу, красиво, деликатно, а не так, как я буду говорить. Понимаете, мне кажется, что все должны знать, какой она человек!

До слез приятно, что я ее узнала. Я ведь с Украины приехала, так она всей нашей семье помогает — и мне, и сыну моему Коле, а внука Мишу как любит! Казалось бы, кто мы ей? Чужие люди, а она — пожалуйста, все готова отдать. Очень человечная, во всех отношениях.

Денис: Как Ленин...

Валя: Денис, ну при чем здесь Ленин?

Денис: Раньше так говорили: Ленин — самый человечный человек.

Валя: А, ну если так — это ей подходит. Она интересуется моей жизнью, вникает во все мои дела, поддерживает. А заботливая какая! Я, например, стою что-то режу, готовлю, так она обязательно скажет: «Валя, сядь, побереги ноги свои, это и сидя можно сделать».

«Этот дом Денис и Катя сконструировали сами. Невестка моя — дизайнер, и сын постепенно тоже стал в этом затейливом деле хорошо разбираться. А я участвовала только в обсуждении цвета обоев, обстановки и так далее. И, поверите ли, простов одночасье я почувствовала: этот дом — мой, родной»
«Этот дом Денис и Катя сконструировали сами. Невестка моя — дизайнер, и сын постепенно тоже стал в этом затейливом деле хорошо разбираться. А я участвовала только в обсуждении цвета обоев, обстановки и так далее. И, поверите ли, простов одночасье я почувствовала: этот дом — мой, родной»
Фото: Елена Сухова

И во всем так — по-человечески, по-хорошему, по-доброму. При том, что Галина Борисовна достигла таких высот. Казалось бы, могла знаете, как себя вести?! Как многие известные. Ан нет! Нет в ней этого. И в Денисе с Катей тоже нет. Приедут, что-нибудь привезут к столу, обязательно скажут: «Валя, ну что вы там одна, садитесь с нами, поужинайте». Вот я слышала, Денис вам тут говорил, что он недобрый. Это неправда. Он очень добрый мужчина, семейный такой человек. И всегда шутит… А я вначале так с ним опростоволосилась! Никогда не забуду, как, когда только пришла к ним работать, он приехал сюда с друзьями, подошел ко мне и сказал: «Валя, вы можете картошку пожарить, как у вас, на Украине, готовят?» «Конечно, — говорю, — Денис Евстигнеевич». Стою, жарю, стараюсь, он опять подходит и тихонечко так говорит мне, улыбаясь: «Вы уж только не называйте меня, пожалуйста, больше Денисом Евстигнеевичем...»

Понимаете, вот так все у них — по-доброму... Я когда там, дома у себя, рассказываю про это, мне говорят: «Валя, как же тебе повезло. У других-то не жизнь, а каторга. Знаешь, как над домработницами измываются?» Знаю, рассказывали. Как ходит хозяйка по дому, согнувшись в три погибели, все высматривает, чтобы только выискать соринку на полу, или пятнышко, или пылинку, и, как найдет, прямо тычет носом в нее. А потом и денег не заплатит. Вот не пойму только, чего ж такие, как она, потом жалуются по телевизору на то, что домработницы у них воруют. С такими и ведут себя так, как они того заслуживают.

Галина Борисовна: (Со смехом.) Да я просто нагнуться не смогу, спина болит… — Денис, в подростковом возрасте с кем вам было комфортнее общаться — с мамой или с отцом?

Денис: С папой я практически не общался, поскольку с тех времен, как я его помню, он с нами не жил.

А разговоры с ним раз в месяц, а иногда и реже несопоставимы с общениями с мамой и ее друзьями. Я же с самого раннего дет­ства участвовал во всех их праздниках. Фотографически помню все: как они собирались компаниями по 40 человек, как пел Высоцкий, как читал стихи Евтушенко, как рассказывал Товстоногов… Все это незабываемо.

Галина Борисовна: Это был наш первобытный коммунизм, когда мы все вместе варились в одном котле, когда все делалось сообща. Эти годы никуда не выкинешь. Наша сообщность у нас уже в генах. Не случайно же мы, например, с Квашой и с Гафтом до сих пор ездим вместе отдыхать.

Мы можем ругаться, ссориться, дуться друг на друга, иногда допускаем колкости, но все равно мы друг для друга остаемся «квашонками» и «волчками». Сейчас вот родители детей к психологам водят, а в нашей молодости ничего этого не было. Все дети росли на кухнях и за кулисами. И, думаю, это немало им дало, где-то в подкорке обязательно отложилось. А как могло не отложиться, когда собирались на кухнях на самом деле выдающиеся люди, а дети слушали все их разговоры... По-моему, это была для них лучшая психотерапия. И я так же росла: Эйзенштейн для меня был дядя Сережа, Ромм — дядя Миша...

— Ваша работа связана с постоянными стрессами, ведь это профессия, которая никогда не отпускает, от которой нельзя отдохнуть, все с ней связанное постоянно прокручивается в голове, в сердце, тем более у такого эмоционального человека, как вы.

Денис: «Мама человек взрывной, сверхэмоциональный. Если обиделась — обязательно выскажет все, что думает. При этом помогает всем, несет добро. И к ней как магнитом тянет самых разных людей...»
Денис: «Мама человек взрывной, сверхэмоциональный. Если обиделась — обязательно выскажет все, что думает. При этом помогает всем, несет добро. И к ней как магнитом тянет самых разных людей...»
Фото: Елена Сухова

Бывает, что хочется выплакаться?

— Вот Женя Евстигнеев в свое время мог заплакать от любого гимна, от увиденной по телевизору церемонии приема в пионеры. Я от пионеров ни за что не заплачу. А вот от любого проявления актерского таланта, от чего-то неожиданно прекрасного, что тронет меня, запросто могу заплакать. И от смеха — не только плачу, рыдаю, у меня даже все ребра потом болят. Свои шутники-современниковцы до колик доводят или, к примеру, Галкин. На его выступлении смеялась так, что чуть не умерла. Алла Борисовна меня своим творчеством всегда доводит до слез. Смотрю, например, по телевизору ее концертную программу «Избранное», и у меня всегда комок в горле стоит. А последний раз я прослезилась на свадьбе Марины Александровой и Вани Стебунова, когда увидела настоящее счастье — такое, какое ни придумать, ни сыграть невозможно.

Что же касается обид и разочарований в людях, от этого я уже, видимо, никогда не расплачусь. Как говорится, линия налива преодолена, больше нельзя по этому поводу расстраиваться. Сейчас я считаю, что все эти жизненные передряги, взаимные обиды не стоят глубинных переживаний. Это ничто по сравнению с настоящими жизненными потрясениями и трагедиями — такими, когда из жизни уходит кто-то из друзей, из близких...

— А что вас толкает продолжать работать на всю катушку? Инерция или что-то другое? Ведь можно же переложить часть обязанностей на кого-то, вместо того чтобы все делать самой?

Галина Борисовна: Это невозможно. Нет, конечно, у меня есть замечательные помощники — к примеру, режиссер Саша Савостьянов. Сделав какую-то сцену, я могу дальше совершенно не беспокоиться — знаю, что Саша отрепетирует ее, причем не формально, а вложив всю душу, все свое мастерство. И на вводах в спектакли новых актеров мне уже нет необходимости сидеть от и до. Но так, чтобы переложить свою ответственность на кого-то полностью, — этого я не могу. Не получается у меня так. Во мне заложено гипертрофированное чувство долга, которое очень мешает мне в жизни и которое саму меня жутко раздражает. И тем не менее постоянно твержу себе: «Я должна, я должна...»

События на видео
Подпишись на наш канал в Telegram
Свистать всех наверх! Не упустите шанс отправиться в «Круиз Ретро FM» в Египет
Совсем скоро слушатели «Ретро FM» станут участниками фантастического путешествия за четыре моря на комфортабельном лайнере Astoria Grande в компании звёзд отечественной и зарубежной эстрады. Шанс отправиться в «Круиз Ретро FM» есть у каждого — благодаря эфирной суперигре, которая завершится 29 марта.




Новости партнеров




Звезды в тренде

Анна Заворотнюк (Стрюкова)
телеведущая, актриса, дочь Анастасии Заворотнюк
Елизавета Арзамасова
актриса театра и кино, телеведущая
Гела Месхи
актер театра и кино
Принц Гарри (Prince Harry)
член королевской семьи Великобритании
Меган Маркл (Meghan Markle)
актриса, фотомодель
Ирина Орлова
астролог