Фаина Раневская: неизвестная переписка с Любовью Орловой и Анной Ахматовой

В письмах самым близким своим подругам актриса делится тем, что никогда бы не осмелилась произнести публично.
Подготовила Анжелика Пахомова
|
01 Октября 2015
Фаина Раневская
Фаина Раневская, 1967 г.
Фото: МОСФИЛЬМ-ИНФО

Переписка для Раневской — главная связь с миром, ведь она была одинока, жила одна... И самыми близкими для нее людьми всегда оставались ее друзья, с которыми Фаина Георгиевна делилась своими горестями и радостями именно в письмах. Тем ценнее архив актрисы, хранящийся в Российском государственном архиве литературы и искусства: в нем немало писем и коротких записочек Раневской своим адресатам и, наоборот, от них — ей...

Одна из ее близких подруг — писательница Татьяна Львовна Щепкина-Куперник (когда-то дружившая еще с Чеховым и мечтавшая выйти за него замуж), с которой Раневская сблизилась в немолодые уже годы. Именно Щепкиной-Куперник Раневская описывала эпопею со своим лечением, когда с сердечным припадком угодила в больницу: «Моя дорогая, то, что я сейчас пишу к Вам, дышу и вообще существую, является полной неожиданностью для моих лечащих врачей и для меня самой. Сегодня сползла с постели после десятидневного приступа грудной жабы. Я никогда не думала, что сердце может болеть с такой силой, так неистово, и все же продолжать биться. В связи с такой опасной для меня и моих кредиторов болезнью они очень активизировались и даже обнаглели. И хотя мне еще нельзя вставать, я вынуждена была удрать в Ленинград, а оттуда — в Куоккалу. Мне достали путевку в дом отдыха «Пищевик». И по принципу «бери, что дают» я отдала себя во власть пищевиков. Там же идут гастроли нашего театра. Мне придется играть, и это, конечно, самое неприятное...»

Фаина Раневская
«Я поняла, в чем мое несчастье. Я не актриса, а скорее поэт, доморощенный философ, «бытовая дура»!» На фото: Фаина Раневская в фильме "Подкидыш".
Фото: МОСФИЛЬМ-ИНФО

Из санатория пищевиков Раневская снова пишет тому же адресату: «Пишу из Куоккалы, куда меня устроил театр, обещая тихий дом отдыха на берегу Финского залива. Залив действительно существует, но о тишине не приходится и мечтать. Тут отдыхают вместо обещанных 60 человек сотня горластых людей с детьми всех видов, начиная от грудных младенцев и кончая верзилами мужчинами, кричащими мне вдогонку ходячие фразы из всех ролей, сыгранных мною в кино… Много гуляю в лесу, иногда лежу на пляже, восхищаясь возможностью одной половиной туловища валяться на камнях Финского залива, а второй — в сосновом лесу. Единственная в этом неприятность, что на меня ходят смотреть экскурсиями, а я не так хорошо сложена!!!»

Это был ее первый настоящий отдых в жизни (Раневской оплатили санаторий на 28 дней). Но ведь это и отпуском назвать нельзя: из санатория Фаину Георгиевну чуть не каждый вечер возили в Ленинград играть спектакли, ведь Театр имени Моссовета там гастролировал. «Сижу на сцене и вспоминаю здешний лес, к которому спешу с волнением и трепетом, с каким, бывало, спешила на любовное свидание. Я сейчас легко могла бы бросить сцену, будь у меня клочок земли и «кубышка», — пишет она все той же Щепкиной-Куперник. А через несколько дней у Раневской уже другое увлечение. Она влюбилась… в Ленинград. И Щепкина-Куперник получает теперь письмо такого содержания: «Не сразу отвечаю на Ваше прелестное письмо… У Вас есть опасный соперник. Это он вскружил мне голову, увлек, захватил меня всю, без остатка, и не отпускает ни на минуту. Это город, где сейчас живу, — Ленинград. Играю, как заведенная, каждый вечер — вяло, без движения, но почему-то имею успех… А днем ношусь по городу, обалдевшая от красоты его. Или провожу дни в Эрмитаже… Мне удалось проникнуть в особые кладовые Эрмитажа, где увидела чудо — скифские украшения из золота. Непостижимо! Что такое были скифы? Сейчас я пылаю страстью к ним. Вообще, какая я ветреная! Изменила итальянцам со скифами…»

Анна Ахматова
«Ахматова говорила мне с тоской, что сын не хочет ее знать...»
Фото: ТАСС

Способность увлекаться до влюбленности самыми абстрактными вещами, горьковатый юмор, неизменная самоирония, попытки понять свое предназначение, жалобы на невозможность реализоваться... Все это — Раневская.

Одна из самых близких подруг для Фаины Георги­евны — Ахматова. И конечно, документальные следы этой дружбы обнаруживаются в архиве. Например, белый листок бумаги, не больше почтовой открытки: «Доверенность. Передоверяю получить паек Литфонда… заслуженной артистке РСФСР — Фаине Георгиевне Раневской. Анна Ахматова. 19 декабря 1942 г.». Эта доверенность написана спустя год после их знакомства. В ноябре 1941 года Ахматова отправилась в эвакуацию из Ленинграда, Раневская — из Москвы. В Ташкенте их пути пересеклись. Анна Андреевна жила на улице Карла Маркса, рядом с шумным базаром, в двухэтажном деревянном доме, куда поселили всех писателей.

У нее была отдельная комната. И вот однажды в эту комнату к Анне Андреевне пришла Раневская, чтобы познакомиться. Они быстро сдружились и фактически не расставались целый год. «Я никогда не видела ее отчаявшейся, в слезах, — писала позже Фаина Георгиевна в письме Павле Вульф. — Только один раз. «Знаете, умерла первая жена моего мужа…» И еще я видела ее плачущей, когда она при мне получила открытку от сына из отдаленных мест. У нее посинели губы, она стала задыхаться… Незадолго до смерти она говорила мне с тоской, что сын не хочет ее знать, не хочет видеть. Она говорила мне это много раз, почти каждый раз, когда мы виделись…»

Фото: ИЗ АРХИВА РГАЛИ Ф.13 ОП.1 ЕД. ХР. 126
Фаина Раневская
«В связи с опасной для меня и моих кредиторов болезнью они очень активизировались, даже обнаглели... Я вынуждена была удрать...» С Мариной Полбенцевой и Павлом Сухановым в фильме «Сегодня — новый аттракцион». 1965 г.
Фото: LEGION-MEDIA

Из эвакуации Раневская вернулась первой. Она много писала подруге, но Анна Андреевна молчала. Наконец откликнулась — бандеролью, в которой было одно яблоко и письмо: «Милая Фаина, благодарю Вас за Ваши интересные и добрые письма. Я не писала Вам из-за карантина... Эта моя третья большая болезнь в Ташкенте протекала довольно мирно. Я уже начинаю понемногу выходить — погода ослепительная… Как Ваши театральные дела, в какой

пьесе Вы заняты? Очень рада, что Ваше здоровье восстановилось в родном климате… Шлю алма-атинское яблоко, чтобы Вы вспоминали Среднюю Азию. Здешние ленинградцы поговаривают о возвращении домой, ленинградские ленинградцы обещают скорую встречу. Будьте здоровы. Ахматова».

«Большая болезнь» не прошла и мимо Фаины Георгиевны. В 1945 году у нее нашли опухоль, срочно прооперировали. Она никому не написала, с трудом могла даже говорить, но настойчивые телеграммы потерявшей ее подруги заставили надиктовать письмо: «Спасибо, дорогая, за Вашу заботу и внимание и за поздравление, которое пришло мне на третий день после операции, точно в день моего рождения, в понедельник. Несмотря на то, что я нахожусь в лучшей больнице Союза, я все же побывала в Дантовом аду, подробности которого давно известны. Вот что значит операция в мои годы со слабым сердцем.

На вторые сутки было совсем плохо, и вероятнее всего, что если бы я была в другой больнице, уже не могла бы диктовать это письмо. Опухоль мне удалили, проф. Очкин предполагает, что она была не злокачественная… Я очень терзаюсь кашлем, вызванным наркозом. Глубоко кашлять с разрезанным животом — непередаваемая пытка… У меня больше нет сил диктовать. Дайте <подругам> прочитать мое письмо… Обнимаю Вас крепко и благодарю. Ваша Фаина». Другим друзьям Раневская смогла прислать только открытки со смешными подписями наподобие этой: «Я уже не курю. А без папиросы не могу связать и двух слов…»

Юрий Завадский
«Ваш шеф слишком стар, он страдает маразмом и шизик, мне так говорили о нем» Режиссер Юрий Завадский. 1960 г.
Фото: АЛЕКСАНДР КОНЬКОВ/ТАСС

А потом был страшный для Ахматовой 1946 год, когда ее отлучили от Союза писателей, и с тех пор она больше не пишет писем. Только деловые записки. По воспоминаниям членов семьи Ардовых, где она часто жила, находясь в Москве, Ахматова даже по телефону разговаривала так. Ей звонили, что-то спрашивали, сообщали, она говорила: «Да!.. Да… Хорошо… Да…» И клала трубку. Больше не доверяла ни телеграммам, ни письмам. Даже с Раневской они больше не переписывались, все разговоры откладывая до встречи... Кого-то может поразить и то, что до конца дней своих подруги говорили друг другу «вы» и общались, как казалось, довольно сухо. Но таков был уровень общения этих людей. На «вы» всю жизнь были и Раневская с Орловой, хотя дружили очень близко.

Известно, что Орлову Фаина Георгиевна не щадила и немало острословила на ее счет, иной раз и довольно жестоко. Именно она рассекретила возраст Орловой. («При смене паспортов Любочка себе скостила целых десять лет, а я, дура, всего два года!») А чего стоит знаменитое выражение Раневской о том, как Любочка поет: «Будто кто-то писает в медный таз». Но Любовь Петровна почему-то не обижалась. Она обожала свою озорную подругу и в письмах обращалась к ней не иначе как «Любимый Фей». Писала: «Вспоминаю нашу встречу у нас в доме. Не забыть бы мне спросить Вас, почему-то Вы смеялись, по-хорошему, надо мной… Как это было симпатично и вкусно! Я очень Вас люблю!»

Записка Ахматовой к Раневской
Фото: ИЗ АРХИВА РГАЛИ Ф.13 ОП.1 ЕД. ХР. 126

В архиве Раневской — огромное количество телеграмм по любому поводу от Орловой и Александрова. Если дали награду — «сердечно поздравляем». Если умер кто-то из близких — «всей душой сочувствуем Вашему горю». По поводу каждой новой роли обязательно открытка. Когда Раневской сделали тяжелую операцию, Орлова пишет в больницу: «Я могу иногда Вас долго не видеть, но совсем не могу, когда Вы больны!» А узнав на сборе труппы 1971 года, что Раневская сломала руку, тут же шлет ей открытку: «Стремилась летом навестить Вас, но совершенно не переносила машины. Было плохо с головой. Сидела все лето во Внуково. Теперь в порядке. Узнала о Вашей руке на сборе труппы. Бедная моя, любимая! Просто не нахожу слов, как я за Вас Страдаю. Конечно, все пройдет, все заживет. Я верю в силу воли моей Феи, но представляю, как болит!» Их переписка длится с 1946-го по 1974 год. То есть со времени, когда Орлова и Раневская вместе снимались в фильме «Весна», и почти до смерти Орловой.

Любовь Петровна, обычно очень сдержанная и лаконичная в личном общении, в письмах подруге доверчиво сообщает, например, об «уколах красоты», которые она регулярно делает. Вот что она пишет Раневской из заграничной поездки: «Дорогая моя Фаина Георгиевна, Любимый Фей! Спасибо за письмо, оно было радостно в ссылке! Ненавижу гастроли! К моему сожалению, не увижу Вас, но к моей радости, уезжаю домой. 10-го ложусь в больницу, делать необходимые инъекции для профилактики. Хочу пожелать Вам мужества, терпения, покоя в трудных условиях гастролей… Пусть все спектакли будут для вас генеральными репетициями. Не бередите себя, а берегите свои силы, здоровье и нервы! Все мои советы исходят из самой глубины моей души и любви к Вам! У меня нервный спектакль был, ужасный, но потом стало лучше. Но все равно было очень трудно здесь играть — не та страна, не тот свет, и т.д. и т.п. Любимая моя Фея! Обнимаю Вас! Целую!»

Фаина Раневская
«Сотня горластых людей с детьми всех видов кричат мне вдогонку ходячие фразы из моих фильмов» С Сергеем Филипповым в фильме «Золушка». 1947 г.

Любовь Орлова
«Как подло и возмутительно сложилась наша творческая жизнь в театре. Все, Вы и я, выпрашивают те роли, которые кормят театр» Любовь Орлова в фильме «Композитор Глинка». 1952 г.

А вот еще записка, посвященная мелким женским делам, которые подруги, по всей видимости, перепоручали друг другу: «Дорогой Фей! Посылаю кепку. Починили, как могли. Черная еще не готова, но будет непременно. Благодаря Вам благодарный, но предельно замученный Любовь Орлов». Эта кепка потом еще мелькнет в двух-трех письмах, где Орлова уже возьмет это слово в кавычки: «Волнуюсь, подошла ли «кепка»!» (Вероятно, речь идет вообще не о кепке, а о какой-то изобретенной для Раневской шляпке.)

И конечно, подруги немало написали друг другу по поводу конфликта с руководством театра, который случился у Раневской... Ее обвиняли в рвачестве и гордыне, Орлова пыталась утешить. Вот что она пишет в одном из писем, датируемых как раз 1955 годом, когда Фаина Георгиевна ушла из Театра Моссовета. «Дорогой мой, Любимый Фей! Мы сейчас с Вами говорили по телефону, а мне еще раз хочется сказать Вам: «Я Вас очень, очень люблю!» Американский писатель Амброз Бирс в своей книге «Словарь Сатаны» написал так: «Успех — единственный непростительный грех по отношению к своему ближнему». И ничего с этим не поделаешь!»

Письмо Любови Орловой к Фаине Раневской
Фото: Из архива РГАЛИ Ф.2788 ОП.1 ЕД.ХР. 393

Последнее письмо Орловой к Раневской содержит пометку, сделанную рукой Фаины: «Незадолго до смерти»: «Моя дорогая Фаина Георгиевна! Мой дорогой Фей! Какую радость мне доставила Ваша телеграмма! Сколько нежных, ласковых слов: спасибо, спасибо Вам! Я заплакала (что бывает со мной очень, очень редко). Ко мне пришел мой лечащий врач, спросил: «Что с вами?» Я ему прочла Вашу телеграмму и испытала гордость от подписи РАНЕВСКАЯ, и что мы дружим 40 лет, и что Вы моя Фея… Доктор спросил, какую Вы готовите новую роль, и мне было так стыдно и больно ответить, что нет у Вас никакой новой роли… «Как же так, — он говорит. — Такая актриса, такая актриса…» И я поду­мала: почему нашему руководству не важно, будем ли мы играть или нет новые роли. Впрочем, он сказал: «Ваш шеф слишком стар, он страдает маразмом и шизик, мне так говорили о нем». (Речь идет о руководителе театра Завадском. — Прим. ред.) Я промолчала. А когда он ушел, я долго думала — как подло и возмутительно сложилась наша творческая жизнь в театре. Все, Вы и я, выпрашивают те роли, которые кормят театр…

Фаина Раневская и Любовь Орлова
С Любовью Орловой и ее дублершей в фильме «Весна». 1947 г.
Фото: МОСФИЛЬМ-ИНФО

Мы неправильно себя вели. Нам надо было орать, скандалить, жаловаться в Министерство. Разоблачить гения с бантиком и с желтым шнурочком и козни его подруги (речь идет о Вере Марецкой. — Прим. ред.). Но… У нас нет характера. Достоинство не позволяет. Я поправляюсь, но играть особого желания нет. Я вся исколота. Вместо попы сплошные дырки, а вместо вен — жгуты на руках. Я преклоняюсь перед Вашим мужеством и терпением! Ведь Вас каждый день колют!.. Я мечтаю о встрече!!! У нас карантин. У меня не работал телефон, а в телефонную будку доктор запретил мне входить». 6.01.74 г.

Орлова проживет еще год, но все эти месяцы проведет дома, медленно угасая, близкие будут скрывать от нее, что она умирает. Почему-то в этот последний год она не писала Фаине, возможно, просто уже не могла… После ухода Орловой Раневская начала делать то, что ей рекомендовала в письме подруга: орать, скандалить…

Еще до того, как между Раневской и Завадским началась непримиримая война, Раневская пишет худруку: «Подумайте, какая горькая у меня судьба: ведь совсем недавно я просила Вас взять меня к себе в театр, когда я бежала от Равенских (в 1963 году Раневская, 8 лет проработав в Театре имени Пушкина, вернулась в Театр Моссовета. — Прим. ред.). Не в силах вынести атмосферы, царящей в его театре. Тогда, как и теперь, я тоже рассталась с любимыми ролями… Мне искренне жаль Вас огорчать, но то, с чем я сейчас сталкиваюсь, заставляет меня принять твердое решение уйти из театра…» 29.08.67 г.

После страшного для Ахматовой 1946 года, когда ее отлучили от Союза писателей, она сама не писала писем и не отвечала на них
Фото: Из архива РГАЛИ Ф.2788 ОП.1 ЕД. ХР.77

Окончательный разрыв с Завадским был не за горами. Как-то раз Раневская заявила: «В театре пахнет борщом!» Эту фразу, как пишет она в одном из писем, когда-то употреблял Таиров. Но тогда, в тридцатые, актеры театра действительно готовили себе обед на плитках, прямо за кулисами… Теперь Раневская имела в виду загнивающую атмосферу театра. Ох уж эта атмосфера, она ей вечно везде не нравилась... Принято говорить о том, что «садист» Завадский довел Раневскую до инфаркта. Но почему-то на протяжении многих лет от других «злодеев» она бежала именно к нему. Вот записка по поводу Эфроса, у которого Раневская репетировала пьесу «Дальше — тишина»: «Как известно, инфаркт образуется в коре головного мозга, а затем поражает сердце. Как-то Вы сказали, что «спасаете Эфроса». А сейчас я прошу Вас спасти меня от Эфроса. Долго лежала в инфаркте после Эфроса. Садист режиссер…»

Возможно, тут дело не в режиссерах, «садистах» и «шизиках», а в самой тонкой душевной организации Раневской, которая, услышав хоть одно дурное слово со стороны критики, готова была покончить с собой, уйти со сцены. Не щадя своего здоровья, переживала… Вот письмо, написанное Раневской своей самой давней, еще с юности, подруге Павле Вульф после провала спектакля «Модная лавка»: «Мамочка! Попытаюсь тебе объяснить, почему я была в таком раскисшем состоянии. Я не выходила на сцену восемь месяцев. И вот вышла с сырой, не сделанной, не проверенной и не готовой ролью, да к тому же еще с ролью, которая мне трудна и противна. Я растерялась, испугалась, вся тряслась, забывала текст, путалась и в итоге испытала что-то вроде нервного шока, потрясения. На премьере, ввиду всего высказанного, был полный провал. На втором спектакле я расшиблась и на третьем еле двигалась.

Фаина Раневская
«Живется трудно, одиноко, до полного отчаяния... Одна радость — заставить человека улыбнуться» В фильме «Девушка с гитарой». 1958 г.
Фото: МОСФИЛЬМ-ИНФО

Потом я уже разыгралась, но продолжала играть плохо. Пойми — я не бытовая актриса. Быт мне не дано играть. Не умею… Была пресса на спектакле, но ни одной рецензии не было. Я знаю: им ни спектакль, ни я не понравились. Среди критиков была и Беньяш, которая ко мне зашла за кулисы и сказала, что более бесполезного спектакля в режиссерском плане, более бесталанного, и тусклого, и неумного она давно ничего не видела. А мне посоветовала: «Вы в Москве его не играйте!» Я была потрясена. Когда она мне звонила, я к телефону не подходила… Я в отчаянии, что мне предстоит здесь играть эту вонючку, к которой испытываю невыразимое отвращение. Не знаю, как будет дальше. Они обрадовались, что выработали на мне огромные деньги, аншлаги только на «Модной лавке». Как написала эта критикатесса в письме мне: «Успех же мы объясняем непонятной для меня любовью зрителя к Вам…» Я для зрителя — лакомый кусок… Надо тащить на себе груз режиссерского скудоумия, скуки, уныния, сонной болезни». Да, и у великой Раневской бывали свои провалы... Или, может, ей просто так казалось?

И, может быть, самое пронзительное письмо она написала в конце жизни актрисе Верико Анджапаридзе: «…Я поняла, в чем мое несчастье. Я не актриса, а скорее поэт, доморощенный философ, «бытовая дура» — не лажу с бытом! Деньги мешают, и когда их нет, и когда они есть. У всех есть «приятельницы», у меня же нет и не может быть. Вещи покупаю, чтобы их дарить. Одежду ношу старую, всегда неудачную. Урод я… О себе говорить нет охоты. Живется трудно, одиноко, до полного отчаяния… В моей трудной жизни одна радость — заставить человека улыбнуться».

События на видео
Подпишись на наш канал в Telegram
Это по-русски! Олег Рой познакомил страну с новыми супергероями
В Сочи завершился Всемирный фестиваль молодежи-2024, который в этом году объединил 20 тысяч участников из 188 стран. Фестиваль проходил с 1 по 7 марта на федеральной территории «Сириус»: за первую неделю весны здесь прошли гала-концерты, выставки работ художников из Донбасса, тренинги, лекции и кинопоказы, а поделиться опытом с молодежью приехали известные политики, спортсмены, артисты, режиссеры и общественные деятели.




Новости партнеров




Звезды в тренде

Анна Заворотнюк (Стрюкова)
телеведущая, актриса, дочь Анастасии Заворотнюк
Елизавета Арзамасова
актриса театра и кино, телеведущая
Гела Месхи
актер театра и кино
Принц Гарри (Prince Harry)
член королевской семьи Великобритании
Меган Маркл (Meghan Markle)
актриса, фотомодель
Ирина Орлова
астролог