Александр Потапов: «Я не сыграл Шурика из-за своей жены»

«Хотите жить? — сказал врач. — Немедленно разводитесь с этой женщиной».
Варвара Богданова
|
23 Января 2013
Фото: Юрий Феклистов

«В американской больнице, где меня откачивали, врач сказал: «Инфаркта не должно было быть. Вам 50 лет, мы проверили ваши сосуды, они в приличном состоянии. Значит, это стресс. Какие у вас отношения с женой?» Я говорю: «Как у всех, сложные». — «Хотите жить? Немедленно разводитесь с этой женщиной».

Театр мне нравится тем, что здесь не обманешь. В кино еще можно проскочить на голой технике, а на сцене, если у тебя нутро пустое, ты ничего не сыграешь.

Грех жаловаться, у меня было много ярких ролей в театре, да и в кино тоже: «Крепостная актриса», «Верность», «Любовь земная», «Экипаж»… Хотя в кино мне повезло все-таки меньше. Сам виноват! Ведь там я только деньги зарабатывал и не стремился сняться в по-настоящему великом фильме. Мой учитель в Щепкинском училище Леонид Андреевич Волков вбил нам, студентам, в голову, что кино — это халтура. А вот театр — это искусство, храм. Я отказался сниматься у Пырьева, потому что в театре в это время играл в массовке в «Макбете». Пырьев — в то время влиятельная фигура «Мосфильма» — конечно, рассвирепел: «Вот этого — вообще не пускать на киностудию!» Потом меня утвердили на роль Шурика в «Кавказской пленнице». Нужно было ехать на съемки. А я в это время со своей молодой женой выяснял отношения и давал телеграммы: «Буду через два дня».

Фото: Фото из личного архива Александра Потапова

За мной прислали директора. Я сказал: «Подождите». И вдруг — тишина. Никто мне не звонит, никому я не нужен. Решил: «Ну и хрен с вами, у меня еще сколько будет всего». Конечно, когда вышел фильм с Демьяненко, я понял, от чего отказался. Однажды Виталий Соломин, сам того не подозревая, преподал мне урок, как надо вести себя с режиссерами.

«ДРОЖЖИ НАЦИИ»

Кончаловский увидел меня в фильме «Заячий заповедник» и практически утвердил на одну из главных ролей в «Сибириаде» — Николая Устюжанина. Сказал: «Я тебя даже пробовать не буду. Но попрошу подыграть другим артистам». Я, дурак, согласился. Ну как же, сам Кончаловский просит! Он говорил мне: «Ты должен сыграть дрожжи русской нации». Совершенно забил мне голову этими «дрожжами».

«Меня утвердили на роль Шурика, но я его не сыграл»
«Меня утвердили на роль Шурика, но я его не сыграл»
Фото: РИА “НОВОСТИ”

И если вначале роль вроде клеилась, то потом, чем больше я старался, тем хуже у меня получалось. Я все меньше и меньше понимал, что делаю, совсем запутался. Сидим как-то у Андрона дома — мы там репетировали, я пью его французский коньяк, и вдруг звонок в дверь. Андрон пошел открывать, а я слышу до боли знакомый голос Виталия Соломина. Я забеспокоился: зачем это, думаю, он пришел? Ухо приложил к двери и слушаю: так и есть, Андрон ему предлагает мою роль, уже говорит о своих любимых дрожжах нации. Расстроился я, конечно, понял, что на мне уже крест поставлен. Но как повел себя Виталий, вот где мне урок-то был! Соломин говорит: «Знаете что, Андрон Сергеевич, я не буду у вас сниматься, потому что вы, простите, ни черта не смыслите. Вы где родились? В Сибири-то бывали?» Андрон петушится: «Я ездил, я был...» — «Ни хрена вы не знаете, что такое Сибирь.

Темный вы человек…» Я потом понял, что Виталий таким образом сразу себя правильно поставил во взаимоотношениях с режиссером: давайте, мол, на равных. А я суетился много: «Ой, у меня не получается, я вот так попробую или вот этак...» В итоге-то мы вместе снимались у Андрона, только мне досталась роль поменьше.

Виталий вообще был удивительным человеком. Другого такого друга и партнера у меня, пожалуй, и не было. Соломин умел всех сплотить. Устраивал праздники, собирал застолья, тратя свои деньги. Вокруг Виталия всегда что-то бурлило, кипело, с ним было безумно интересно работать. Талант! Соломин учился на курс младше меня, и мы тогда сдружились. Виталий был сам по себе. Я думал, он от гордости всегда один — ходит, заложив руки за спину, как зэк. Потом понял, это скорее от застенчивости.

С Надеждой Румянцевой в фильме «Полустанок». 1963 г.
С Надеждой Румянцевой в фильме «Полустанок». 1963 г.
Фото: Фото из личного архива Александра Потапова
С Алексеем Жарковым в фильме «Завещание императора» из серии «Тайны дворцовых переворотов». 2000 г.
С Алексеем Жарковым в фильме «Завещание императора» из серии «Тайны дворцовых переворотов». 2000 г.

Так получилось, что я оказался посвящен в некоторые подробности его развода с первой женой Наташей Рудной. У нее папа был членом Союза писателей СССР, семья жила в шикарной пятикомнатной квартире на улице Горького. После развода Наташин папа сказал: «Виталик, сам понимаешь, что ты здесь жить не будешь. Прописан, не прописан — не важно. Это наша квартира. Но и Наташа здесь жить тоже больше не может. Будь любезен, позаботься о своей бывшей жене. Я помогу вам вступить в кооператив, а ты его оплати». И Виталий купил Наташе квартиру. Сам два года жил в общежитии, мотался по знакомым, у меня ночевал сколько раз! Но он это сделал, потому что не хотел оставаться в долгу.

Помню, Виталий как-то сказал: «Я прожил жизнь, а сейчас не знаю, чем кормить семью».

С Анатолием Васильевым и Ириной Акуловой в фильме «Экипаж». 1979 г.
С Анатолием Васильевым и Ириной Акуловой в фильме «Экипаж». 1979 г.
С Юрием Стояновым в сериале «Ласточкино гнездо». 2011 г.
С Юрием Стояновым в сериале «Ласточкино гнездо». 2011 г.

Он работал на износ — много снимался, играл и ставил спектакли в Малом, ездил с антрепризой по стране. Однажды был на съемках в Риге. Вечером опоздал на московский поезд. Не ехать нельзя — на другой день спектакль «Свадьба Кречинского». Кто-то из группы повез его на машине. Он всю ночь трясся на заднем сиденье. Утром пришел во ВГИК, где мы тогда вместе преподавали. На нем лица не было. Говорит: «Сейчас посплю здесь немножко за кулисами, и давайте заниматься». — «Какие занятия? Езжай домой, у тебя же вечером «Кречинский...» Уехал, но во время спектакля у него случился инсульт, после которого он уже не оправился. Страшно жаль, что Виталий так рано ушел, из него стал получаться настоящий большой режиссер. Замены ему так и не нашлось. Для меня, во всяком случае. Он был моим другом…

«ХОТИТЕ ЖИТЬ — РАЗВОДИТЕСЬ!»

В 1989 году меня пригласили на главную роль в советско-американском фильме.

Фильм «Пленник земли» делался совместно с киностудией Горького, но в России снималось всего несколько сцен, а в основном работа шла на Аляске. Вторую главную роль в этой картине играл известный американский артист Сэм Уотерстон, а в эпизоде даже Роберт Де Ниро снялся. (Я потом побывал у него в гостях и очень удивился, увидев на стене портрет Станиславского. Подумал тогда: «Интересно, у кого из наших актеров висит портрет Константина Сергеевича?») Ну, вы представляете — Америка! Я наплевал на все, со скандалом ушел из театра (к счастью, потом вернулся) и поехал. Но, видимо, не рассчитал свои силы. Зима, Аляска, съемки сложные. Я учил свою роль на английском языке, произносил слова с

варварским русским акцентом.

Естественно, нервничал. Да еще все время один, общаться мне там было не с кем. Тяжело. И вот мне организм стал подсказывать, что я переутомился. Чувствовал я себя странно. Однажды по сюжету мне нужно было спрыгнуть с вертолета, потом еще идти по глубокому снегу — и я стал задыхаться. Надо было сразу к врачу обратиться, но я подумал: ладно, выпью вечером водки, отосплюсь… Кончилось тем, что прямо на съемках у меня случился спазм сосудов, я потерял сознание. Инфаркт, причем тяжелейший. Первое, что я увидел, когда открыл глаза, было лицо страхового агента. Он только что не обнюхивал меня, пытаясь понять, не прикидываюсь ли я. Медицинская страховка-то огромная! Перед поездкой в США я трижды прошел полное медицинское обследование, в том числе и в американском посольстве. Иначе бы не застраховали... Кстати, почти полгода, пока я восстанавливался после инфаркта, съемочная группа ждала меня — простой был полностью оплачен страховой компанией.

С Сергеем Шакуровым и Леонидом Плешаковым на съемках фильма «Сибириада». 1978 г.
С Сергеем Шакуровым и Леонидом Плешаковым на съемках фильма «Сибириада». 1978 г.
Фото: Фото из личного архива Александра Потапова

Фильм мы досняли, и я даже попал с ним на Каннский фестиваль.

Помню, в американской больнице, где меня тогда откачивали, врач сказал: «Очень необычный случай. Инфаркта не должно было быть. Вам 50 лет, мы проверили ваши сосуды, они в приличном состоянии. Значит, это стресс. Вы женаты? Какие у вас отношения с женой?» Я говорю: «Как у всех, сложные». И тогда он очень спокойно, по-американски так, говорит: «Немедленно разводитесь с этой женщиной». — «Как! У нас дети, у нас кооперативная квартира. Вы знаете, что это такое?» — «Хотите жить — разводитесь».

Тогда я не мог воспользоваться его советом.

Хотя понимал, что американец-то прав… Любовь дается один раз, а все остальное — компромисс. Мы все делаем ошибки, иногда глобальные. Первый раз я женился рано. Можно сказать, что из жалости. Хотя Люда Черепанова была очень красивой девушкой. Но она — иногородняя, в Москве ей жилось трудно. Я думал, что буду ей поддержкой. Она меня спрашивала: «Почему ты стал артистом?» Я говорил: «Потому что артистам не надо рано вставать. Выспался, спокойно сделал зарядочку и бодрым шагом зашагал на работу». — «Ты ничего не понимаешь! У нас в Астрахани все так трудно живут, и я хочу стать актрисой, чтобы нести людям прекрасное». И я ее уважал за эти мысли. Потом, правда, понял: чтобы «нести людям прекрасное», нужно через столько всего пройти и скушать много разного дерьма, только тогда ты будешь чего-то стоить. Семьи у нас не получилось — Люда стала смотреть на сторону, да и я туда же поглядывал.

Мы развелись. Моя вторая жена окончила Варшавский университет по специальности «филология», какое-то время работала в журнале редактором, потом занималась нашими детьми. Мы с ней вырастили двоих сыновей, но любовь — это же что-то другое! Я не мог, не хотел оставить детей, хотя давно понял, что наш брак несчастливый. Кто бы что ни говорил, дети, выросшие в полной семье, совсем по-другому чувствуют себя в жизни. Сейчас мои сыновья выучились, встали на ноги. Сергей — художник, много работал со знаменитым реставратором Савелием Ямщиковым. Сейчас у него своя бригада, они восстанавливают внутреннее убранство церквей. Сложно в наше время заниматься искусством и зарабатывать деньги, а у Сережи семья, четверо детей. Младший сын Володя получил юридическое образование, поработал в иностранных фирмах.

Теперь он на государственной службе, женат, воспитывает двоих детей.

Я решил, что имею право на счастье. Год назад с женой развелся. Просто разорвал все одним махом, хотя давно предупреждал, что мне не нравится, как мы живем. Сейчас мы вместе с женщиной, на которой я мог жениться сорок лет назад. Но тогда этого не сделал. Наверное, был чересчур меркантилен, хотя и без благородства не обошлось. Наташа тогда была женой моего друга. И я думал: «Как я могу своему товарищу сделать такую подлость?! Да никогда в жизни!» Наташа воспитывала дочь. Я думал: «Зачем мне чужая дочь? У меня будут свои дети». В результате она все равно развелась, потом снова вышла замуж… Нас жизнь сталкивала, последние 20 лет очень часто. Мы встречались, общались и оба с грустью понимали, что глупо как-то получается.

Мне говорят: «Ну как это — в 70 лет все поменять, ты с ума сошел?»

С американским актером Сэмом Уотерстоном во время работы над фильмом «Пленник земли». Лос-Анджелес, 1991 г.
С американским актером Сэмом Уотерстоном во время работы над фильмом «Пленник земли». Лос-Анджелес, 1991 г.
Фото: Фото из личного архива Александра Потапова

А для чего жить? Для того, чтобы зарабатывать деньги? Или чтобы просто существовать? Жить надо для чего-то прекрасного. Не знаю, может, я выживший из ума старик? Мне кажется, что нет, потому что я ощущаю себя счастливым.

КАК Я НЕ СТАЛ ВОЕННЫМ АТТАШЕ В АРГЕНТИНЕ

В артисты я пошел достаточно спонтанно. А ведь чуть было не стал военным летчиком, как мой отец. Он у меня потрясающий был человек. Генерал-лейтенант авиации. Воевал в Испании. Имел три ордена Ленина. Героя ему не давали из-за ареста. Взяли в 37-м году. Тогда раскручивалось дело Тухачевского, к которому он никакого отношения не имел, но попал, что называется, под раздачу.

Изощренных пыток к отцу не применяли. Он рассказывал: «Кому там было пытать-то? Меня допрашивали деревенские мальчишки, которые сменялись каждые два месяца. Ну, ударят, водой обольют. А чего не бить-то, всех били. Но не покалечили, уродом не сделали». Отец повел себя достойно. Понял: что бы он ни сказал — в защиту обвиняемых или против них — машина НКВД его уничтожит. Поэтому изо дня в день он твердил одно: «Я ничего не знаю». И это сработало. Его оставили в покое! Последние восемь месяцев даже не вызывали на допросы. Сколько он всего передумал и что чувствовал, сидя в подвале на Лубянке, это другой вопрос. Но однажды ночью в его камере открылась дверь и ему сказали: «С вещами на выход». Ведь не объяснили же ничего — куда, зачем.

Молча провели коридорами и пинком выставили на улицу: «Пошел отсюда». И он пешком отправился домой. Об этой истории я узнал, уже будучи взрослым. Но зато прекрасно помню такой эпизод из жизни нашей семьи. В конце 40-х к нам из Брянска приехала бабушка, мама моей мамы. Прописать ее в квартиру отец не смог, даже при всех орденах и заслугах. Каждое утро в шесть часов к нам являлся участковый, бабушку арестовывали за нарушение паспортного режима и сажали в отделение. А в два часа дня выпускали. Бабушка возвращалась домой, и утром все повторялось. Шла борьба: кто кого. В итоге от нас отстали.

Во время войны отец командовал полком, был тяжело ранен, после госпиталя ходил на костылях. Но так как он успел окончить Академию Жуковского, его направили в Уфу главным инженером авиационного завода, где делали «Ил-2».

С Виталием Соломиным во время репетиции спектакля «Иванов» в Малом театре. 2001 г.
С Виталием Соломиным во время репетиции спектакля «Иванов» в Малом театре. 2001 г.
Фото: Фото из личного архива Александра Потапова

Отец много интересного рассказывал об этом периоде своей жизни. Одна история запомнилась особенно. Однажды руководство завода вызвали в Москву к Сталину. Были какие-то проблемы на производстве. Подготовились, собрали чертежи, сели в самолет. А холод страшный, салон не отапливается, и только вдоль фюзеляжа идет горячая труба. На нее и пристроили скатанные в рулон чертежи. Но когда прилетели в Москву, увидели, что чертежи испорчены — из-за перепада температур лопнул ватман. Директор завода умер сразу. Он только представил себе, как без чертежей будет стоять перед товарищем Сталиным, от страха у него случился инфаркт. А мой отец оказался покрепче. Он все-таки был второй человек на заводе — ему легче. Поехал в Кремль, просидел там сутки в напряженном ожидании приема у вождя.

Ему позвонили и сказали: «Вы свободны.Необходимость в беседе отпала».

Я родился за неделю до начала войны. Знаю, что год мы прожили в эвакуации в Уфе. Потом отца перевели в Главное управление авиации, и семья вернулась в Москву. А мой старший брат Володя потерялся еще в первые дни войны. Его вместе с детским садом вывезли, а куда — неизвестно. Отец несколько лет искал его. Нашел наконец. Когда приехал забирать, то увидел мордатых, откормленных воспитателей и почти прозрачных детей. У брата был тяжелейший рахит, в шесть лет он с трудом ходил. Вообще, хлебнул в своем детстве. В отличие от меня. Я себя ощущал абсолютно счастливым человеком! Прекрасно помню 44-й год, когда колонны пленных немцев прогнали по Москве, а я с приятелями стрелял в них из рогатки. И салют Победы помню.

Я как раз во дворе на качелях качался, и тут как бабахнет — я даже с качелей упал… Отец уходил на службу в восемь утра и возвращался в три ночи — при Сталине так работала вся страна. Выглядел папа шикарно — военная форма с иголочки, погоны, грудь в ремнях, ордена-медали. Имелось у него и личное оружие. Конечно, меня, мальчишку, все это завораживало. И вообще мы чувствовали себя победителями. Жизнь была восхитительна! Мне нравилось даже стоять в километровых очередях за мукой, предварительно записав химическим карандашом свой номер на ладони. Потому что я знал, что из этой муки мама с бабушкой напекут вкусных пирогов.

Потом меня определили в Суворовское. Великое училище было! Там я впервые понял, что такое мужской коллектив. Узнал, что можно с радостью подчиняться командиру, выполняя справедливые приказы.

С Элиной Быстрицкой после спектакля «На всякого мудреца довольно простоты». 2008 г.
С Элиной Быстрицкой после спектакля «На всякого мудреца довольно простоты». 2008 г.
Фото: Фото из личного архива Александра Потапова

Хотел быть офицером, как мой отец. Мне сны снились про летчика Маресьева! Я поступил в Академию Жуковского. Отец говорил: «Будешь военным атташе в Аргентине. Это я тебе обещаю, только окончи академию». Жизнь казалась распланированной на долгие годы вперед. Все четко, по-военному. И вдруг что-то во мне сломалось.

ЗА ЧТО АРТИСТАМ ДАЮТ МЕДАЛИ

Не знаю, что именно послужило причиной. Учеба тяжело давалась, а я еще участвовал в соревнованиях по плаванию за академию (с детских лет занимался спортом, плавал в ЦСКА, впоследствии стал мастером спорта, входил даже в юношескую сборную страны). Подчиняться устал, армейская дисциплина начала тяготить. Да и атмосфера в армии изменилась, стала не такой, как в годы моей юности.

А может, я просто вырос из своих детских мечтаний… В общем, почувствовал, что красивая жизнь проходит мимо меня. А кому она наиболее доступна в нашей стране? Только артистам. Я немножко участвовал в школьной самодеятельности, мне нравился запах лака, грима. Решил поступать в Щепкинское училище при Малом театре. При том, что я слегка заикался! Сейчас могу любого излечить от этого недуга, потому что понял принцип преодоления, связанный с особой системой дыхания. А в школе я жульнически пользовался своим заиканием: вроде знаю ответ, но произнести не могу. Так вот на последнем отборочном туре в Щепкинское со мной произошла катастрофа. От волнения я стал заикаться гораздо сильнее обычного — просто ни одного слова не мог произнести. Никогда потом со мной такого не происходило.

Как ни странно, в комиссии все смеялись. И когда я с трудом все же выдавил из себя: «Сейчас я... сейчас...» — мне сказали: «Ничего не надо, иди». И я понял, что пролетел. Кошмар — из академии уже ушел, причем с треском — это же армия, там по собственному желанию не увольняют, нужен приказ министра обороны. Самое удивительное, что меня взяли. То ли я действительно всех насмешил, то ли мальчиков в тот год поступало мало…

Для отца мое решение обернулось настоящей семейной драмой. Старший брат тоже не захотел быть военным, пошел в медицину. А теперь еще и я. Да не куда-нибудь, а в артисты! Отец искренне не понимал: «Что это вообще за профессия?! Им даже медали дают… За что?!» К тому времени он занимал уже очень хорошую должность, заведовал отделом в Госкомитете по внешним экономическим связям при Совете министров.

«Я — счастливый дед, у меня шестеро внуков»
«Я — счастливый дед, у меня шестеро внуков»

Отец говорил нам с братом в общем-то разумные вещи: «Ребята, в армии я мог бы вам помочь. Может, для этого и потратил кучу времени, делая карьеру чиновника…» И тут такой странный поворот судьбы. Не мог он этого понять и принять. Отец просто выгнал меня из дома. Сказал: «Раз ты такой самостоятельный, поживи без нас». Мама моя его во всем поддерживала, она была верной офицерской женой. Что делать? Мне дали койку в общежитии на Трифоновской от Щепкинского училища, и год я там жил. А потом отец смирился, куда ему было деваться… Прошло много лет, и Саша Ермаков, который стал актером Малого театра в 1995 году, рассказал мне такую историю: в начале 80-х он пришел на спектакль «Заговор Фиеско в Генуе», где я играл одну из главных ролей — мавра. Саша обратил внимание на супружескую пару, сидящую перед ним.

Каждый раз, когда зрители аплодировали мне (а у меня там было много удачных сцен), женщина победно оглядывала окружающих и говорила: «А! Видели?! Это мой сын!»

БОТИНКИ СМОКТУНОВСКОГО

Многие актеры приходили в Малый театр и не приживались здесь. На моих глазах так произошло с Иннокентием Смоктуновским, с Леонидом Марковым, а они были большие артисты. Но не смогли попасть в тон Малого театра. Кстати, по поводу верной тональности я расскажу случай. Когда-то давно репетировал Иванушку-дурачка в «Коньке-Горбунке», был в театре такой легендарный спектакль. И никак он у нас не клеился, не получалось сыграть легко, изящно, обаятельно и в то же время естественно. Пока я не посмотрел фильм Ингмара Бергмана «Прикосновение».

Вот клянусь, я понял: не надо играть невероятную любовь с Царь-девицей, а просто надо обалдеть от ее красоты и ходить за ней, пожирая глазами. И после того, как я поймал верный тон, мне стало легко. Но что вы думаете, через два-три дня все мои партнеры заговорили этим тоном. Актерское ухо — чуткое. Я был искренне возмущен, говорил: «Але, не надо воровать краски».

Несколько раз жизнь предлагала мне свернуть куда-то в сторону от Малого… Еще студентом я попал в Театр на Таганке. Леша Эйбоженко уходил оттуда, и меня ввели в спектакль «Двенадцатая ночь» на роль шута. Но мне там не понравилось: сцена какая-то замызганная, с занозами в досках, занавес пыльный, костюм — тряпки, обноски, их и надевать-то было противно. А в Малом театре обязательно белая нижняя рубашка, носки чистые, это так прекрасно!

Однажды в спектакле «Фальшивая монета» по Горькому меня увидел Товстоногов и сказал: «Вот этого парня я хотел бы пригласить в труппу БДТ».

Юрий Феклистов
Юрий Феклистов

Мне его слова передали. Но я почему-то не впечатлился — хотя приятно было, конечно. Георгий Александрович оказался настойчив. Вскоре Малый театр поехал в Ленинград на гастроли. Ко мне в гостиницу явилась режиссер БДТ Роза Сирота и сказала: «Георгий Александрович хочет вас видеть, а вы не идете. Вы что?» Я даже испугался, думаю, действительно, неудобно получается... Пришел на Фонтанку, прождал часа три в приемной, пока шла репетиция, после чего меня пригласили в кабинет. Товстоногов сидел за столом и все время что-то писал, так что я видел в основном только его ухо и нос. При этом он разговаривал со мной: «Это великая честь работать в нашем театре». — «А что я буду делать?» — «Ну, что вы будете делать, время покажет…» — «А где буду жить?» — «У вас же есть квартира в Москве, поменяйте на Ленинград.

Если вы заинтересованы, вы это сделаете». За сорок минут, что продолжался наш разговор, во мне поднималась какая-то злость. Я думал: «Елки-палки, у нас такой театр, а я перееду в Питер, где ничего конкретного мне не предлагают, и буду жить в этом жутком климате? Да провалитесь вы пропадом с вашим Товстоноговым! Я лучше останусь со своими товарищами и буду делать то, что я знаю и люблю». В общем, распрощался и слинял. Смоктуновский мне потом говорил: «Вы даже не представляете себе, что за гадюшный мир в этом театре. Уходишь на сцену, а когда возвращаешься, твои ботинки прибиты к полу огромными гвоздями. Как это расценивать?»

Малый театр меня заворожил — и дело не только в его статусе, хрустальных люстрах, коврах и мебели из карельской березы, которая до нас сто лет стояла и еще столько же простоит.

Дело в чем-то другом… Все-таки наш театр ­— уникален, и нынешний руководитель нашего театра Юрий Мефодиевич Соломин это тоже понимает.

Помню, как я бежал по Ермоловскому фойе, которое у нас рядом со сценой, — шел дневной спектакль, где я должен был «бить в копыта». (Раньше звуковые эффекты производились, что называется, вживую, будь то пистолетный выстрел, гром небесный или стук копыт. Существовал специальный шумовой цех, и все студенты через него проходили.) И вот я бежал и громко что-то пел. Просто потому, что хорошее настроение, я здоров и молод. Вдруг вижу: в уголке на антикварном диванчике сидят: директор Малого театра Царев и старейшие актрисы Турчанинова, Пашенная, Зеркалова.

«Кто бы что ни говорил, дети, выросшие в полной семье, совсем по-другому чувствуют себя в жизни»
«Кто бы что ни говорил, дети, выросшие в полной семье, совсем по-другому чувствуют себя в жизни»
Фото: Юрий Феклистов

Они о чем-то неспешно беседовали, но поскольку я так орал, замолчали и уставились на меня. И тут Михаил Иванович меня «убил». Он поднялся не спеша (у него всегда болела спина) и благородно, спокойно произнес: «Здравствуйте». Я отвечаю: «Здравствуйте». — «Что же ты так громко поешь-то, денег не будет в театре. Я правильно говорю?» И обернулся к старухам. Пашенная прожгла меня взглядом. А Михаил Иванович продолжает: «Ну, ты все понял, иди». Я тогда действительно понял важную вещь: мне не сказали: «Эй, ты, г...к, чего орешь тут?» Со мной говорили уважительно, на равных, а значит, я здесь партнер. Может быть, много хорошего я упустил в своей жизни, но я не жалею, что распорядился ею именно так. Малому театру и Щепкинскому училищу, где я теперь преподаю, я не изменил.

События на видео
Подпишись на наш канал в Telegram
Индийский гороскоп на апрель 2024 для всех знаков зодиака
«Середину весны одно за другим атакуют астрологические события. На каждой неделе что-нибудь да происходит. Но не стоит видеть в этом проблемы и опасаться нежелательных последствий. Воспринимайте такие дни как время изменений, возможностей и новых начал. Астрологические аспекты могут подсказать, как лучше действовать в своих интересах и достичь желаемых результатов», — говорит практикующий ведический астролог Ирина Орлова.




Новости партнеров




Звезды в тренде

Анна Заворотнюк (Стрюкова)
телеведущая, актриса, дочь Анастасии Заворотнюк
Елизавета Арзамасова
актриса театра и кино, телеведущая
Гела Месхи
актер театра и кино
Принц Гарри (Prince Harry)
член королевской семьи Великобритании
Меган Маркл (Meghan Markle)
актриса, фотомодель
Ирина Орлова
астролог