«Я спала. Был сон. Что-то снилось. Что — не могу вспомнить. Это было очень не похоже на то, что произошло после пробуждения. Я проснулась от едкого дыма. Первые доли секунды — удушливость непонимания: откуда дым? Почему? Как? Я открыла глаза: сквозь серую вату — тусклый свет настольной лампы. Дышать нечем. Немедленно действовать. Иначе — зияние черной дыры. Бежать! Вон из номера! Метнулась к двери. Рванула ручку, ручка поддалась, но дверь не открылась. Навалилась плечом. Мертво. Не поддается. Глухо. Сердце сорвалось со своего места, кувыркаясь, полетело в бездну. Живая, пульсирующая, змеящаяся вспышка ворвалась в память. Взрыв картинок, смыслов, нитями уходящих во все углы сознания. Рой противоречивых мыслей. Я вспомнила: мой знакомый, уходя, закрыл меня в номере. Это возникало в мозгу само собой. Я еще успевала думать, что как это не нужно сейчас — думать об этом. Там было еще что-то. Пробивалось сквозь туман. Бежало. По длинному коридору мозга.
Что-то важное. Главное. В сию же секунду, параллельно, мгновенно рассыпалась мозаикой история отношений с моим знакомым. Я постигала сразу десятки видений и смыслов, и это все летело с бешеной скоростью. Рядом с виском колоколом звенела другая, самая дорогая мысль: мне только двадцать. Все только началось. Сколько всего впереди. Сколько должно было быть. Сколько планов, замыслов. Я еще не жила. Ничего не сделано. Не пройдено. Не совершено. Не открыто. Не увидено. Неужели оборвется жизнь? Нет, невозможно. В это не верилось. Так не бывает. Неужели вот так резко, неожиданно, без всякого предупреждения? Без всяких предчувствий. Раз — и в одну секунду. И кончится жизнь. Как это может быть, чтобы это тело, которое я вдруг увидела сразу от головы до ног, и со стороны, и изнутри, и сверху, может исчезнуть? И второй раз вошло как ножом: я заперта, не открыть, бесполезно рваться в дверь. Хлынула паника, как прорвало плотину. Нет, нет, это надо удержать. Нельзя поддаваться. Думать, надо думать. Думай! Думай! Надо собраться, надо собраться, собраться. Но еще прежде, чем я решила, что надо собраться, и подумать, и понять, что происходит, уже было готовое распоряжение — открыть окно. Без всяких мыслей ворвалось: бежать к окну. И — что? Что? Прыгать? Я на девятом этаже. Не прыгать, нет. Открыть — хлебнуть глоток воздуха.
Вот что. Тут же другая вспышка — молнией. Не это главное. Не это. Главное — найти, откуда дым? Что горит? Где? Тут же я будто слышала, как что-то важное — то, о чем я пыталась вспомнить и не могла, — зазвучало как мелодия забытой песни. Музыка уже играла, но слов не было, только какое-то мычание из слов ложилось в ритм. Но смысл не доходил. Слова отстали. Но они были в миллиметре, за тонкой пленочкой мгновения. Оно не наступило, но наступит. Я пойму, вспомню, что это. Все длилось и неслось одновременно. Я бежала к окну, как пуля бежала, пригибаясь к полу — так меньше дыма. Но тело стояло. На мне было тело улитки. Тело не двигалось. Расстояние до окна — четыре метра, мнилось, до него — как до конца спортивного зала в школе. Я видела, как медленно переставляются ноги, как черепахово вытягиваются руки, вклеенные в жидкое стекло пространства. Но и время замерло. Я не дышала. Я могла не дышать. Я могла не дышать всю эту вечность, пока придвигался подоконник. Он нехотя разрастался в размерах. Когда он навис надо мной, я выпрямилась, нащупала шпингалет, он открылся легко, будто еще до моего касания, сам собой, упал вниз с металлическим стуком. Створки окна, опережая руки, распахнулись внутрь, с хлопком. Хлопок сбил невидимый рычаг — стопор времени, и оно посыпалось, как прежде, без задержки.
Дым из комнаты, свиваясь в столб, вырвался в ночь над моей головой. Я жадно дышала. По комнате вертелся свежий ветер. Была весна. Было тепло. Был Киев. Гостиница. В голову опять ворвались ненужные, отвлекающие видения. Как мы приехали в гостиницу, как сегодня бродили с моим другом по городу. Как девчонки решили пойти на дискотеку. А я не хотела. Не знаю почему, было сильное сопротивление, не хотела — и все тут. Парень проводил меня в номер. Мы только целовались. Потому что в то время — а это было в восьмидесятые — было негласное правило: ничего, кроме поцелуев, до свадьбы. Мы пришли в номер, он немного медлил, будто рассчитывая на что-то, но я была тверда. Прилегла прямо в одежде на диванчик. Он накрыл пледом. Поцеловал в лоб. Сказал: «Чтобы тебе не вставать, когда девчонки придут, я тебя закрою». И еще — тут все и открылось наконец, из лабиринта памяти вырвалось в ясном виде — вот оно, я вспомнила! Он сказал: «Давай я приглушу свет лампы, чтобы свет в глаза не бил» — и накинул на абажур настольной лампы полотенце. Полотенце! Вот оно! Вот что! Припоминание взошло одновременно с видением. Окно было раскрыто, серая мгла рассеялась, я уже видела, что дым шел от верха лампы, стоявшей на тумбочке, рядом с диванчиком. Я схватила за углы горевшую махровую ткань, выбросила в окно. И гореть- то вроде нечему, а вся комната в дыму, с ума сойти.
Я еще долго проветривала номер, пока не стало чисто. Плюхнулась в изнеможении и радости на кровать. Выдохнула. Слава Богу! Жива».
На правой руке наблюдается два треугольных образования в поле 14 а (участок ладони, прилегающий к линии жизни со стороны края ладони) и в поле 1 (зона Венеры) (рис. 4, красный, линия жизни — зеленый). Это одно из нарушений группы С, выражающее опасности от огня. В этом случае треугольные фигуры обычно касаются линии жизни. Безопасность в пожарном отношении несколько снижена, однако поскольку на руках нашей героини отсутствуют нарушения группы А (локальные разрушения папиллярного узора), соприкосновения с огнем не могут причинить телесного вреда. Потому трактовка признаков: соприкосновения с огнем без повреждений тела. При обнаружении на руках подобных треугольничков показано страховать имущество от пожара, следить за проводкой, иметь огнетушители под рукой.
