«В конце рабочего дня раздался звонок: «Главный просил тебя зайти». Я пошел по коридору. Из-за одной полуоткрытой двери доносился голос: «Быстро открылся. Скачал быстро! Быстро, я сказал!» Очевидно, комп внял, опасаясь рукоприкладства, поскольку все стихло. Из соседнего кабинета донеслась часть дискуссии: «Точка зрения сродни имуществу. Попытки возражать — это порча имущества, а намерение переубедить означает его изъятие, по сути — ограбление. Понятно, что все стоят насмерть». Я достиг приемной. Оля, секретарь, качнула головой в сторону кабинета редактора: «Иди». Редактор смотрел телевизор, разговаривал по телефону и записывал что-то на клочке бумаги. На стене висела репродукция картины Валентина Серова «Похищение Европы». Я разглядывал ее, пока он говорил. Картина в стиле модерн. Бурый бык с рогами в виде арфы уносил скромно сидящую Европу из нижнего угла картины по диагонали в верхний. Водяные валы были похожи на снежные горы со следами от пробежавшей толпы. Редактор закончил разговор. Сначала глянул на меня бегло, потом пристально. «Может, не узнал», — понадеялся я. Вид у него был озабоченный. «Видишь, что делается, — он махнул рукой в сторону телевизора, рассказывавшего о неприязненных отношениях рубля с долларом. — Положение сложное, — добавил он, крепко потирая лысину, — как бы все не рух...» Он не договорил, боясь сглазить. Я вдруг проникся его настроением, легкомыслие улетучилось, вползало неприятное чувство тревоги. Редактор продолжил: «Мы и читатели должны знать, чем это закончится». — «А что, разве мало прогнозов?» — «Прогнозы — это не то, надо знать точно». — «Вы думаете, это возможно?» — «Думаю, да». — «Почему вы так думаете?» — «Прошла информация. Профессор Грамон разъезжал по окрестностям на автомобиле без номеров». — «И что?» — «Его пытался остановить инспектор ДПС. Но не смог». — «Интересно почему?» — «Потому что это была машина времени. Инспектор взмахнул жезлом, но завяз в другом пространственно-временном измерении. Он рванул палку на себя и вытащил другого инспектора, который стоял на этом месте вчера. Пока они выясняли, чья очередь штрафовать, Грамон скрылся. Теперь понимаешь, к чему я веду?» — «Найти инспекторов и взять интервью?» — «Нет, отправляйся к Грамону, сгоняйте на его машине в будущее, узнайте, как там наш рубль, ну и вообще, что будет со страной? У тебя же хорошие отношения с Грамоном». — «Это да, но разве теперь его застанешь? Я бы на его месте отправился в Финикию, к царю Агенору, рассказал бы про козни Зевса и свозил Европу в Сибирь». — «Это задание, выполняйте, — перешел на «вы» редактор, — и чтобы через два часа у меня были сведения». — «Есть», — сказал я и отправился звонить Грамону. Удивительно, но он взял трубку. Видать, мобильная связь существует вне времени и пространства. «Приезжайте в лабораторию», — ответил Грамон. Через час я открыл знакомую дверь. Из глубины лились волшебные звуки, манящие и сладостные, будто из самого Элизия. Я прошел вдоль стеллажей, заставленных приборами, музыка усиливалась. Показалась комната, на полу стоял металлический объект, похожий на жидкостный ракетный двигатель второго поколения. Профессор сидел за столом, откинувшись в кресле. Глаза закрыты, на лице — блаженство. Я кашлянул, Грамон открыл глаза. «Здравствуйте, профессор. У меня срочное дело. Прошла информация, что вы испытали машину времени на сотрудниках ДПС. Нужно съездить в будущее и узнать, что будет со страной». — «Располагайтесь», — ответил Грамон, обводя жестом комнату и широко улыбаясь. Я хотел возразить, как вдруг ощутил, что сам так же широко улыбаюсь. Я точно помнил, что не собирался улыбаться. Это произошло само, да еще внутри разлилось то же блаженство, которое я мог визуально наблюдать на лице профессора. «Опять проделки Грамона», — промелькнула мысль. Я плюхнулся в кресло, вытянул ноги. Какой, к черту, кризис? Я счастлив! Музыка была бесконечной сложности. Стоило прислушаться, как открывался другой пласт звуков, создававший новое удовольствие. Продолжая улыбаться, я произнес: «Какая удивительная музыка, профессор». Грамон щелкнул выключателем на ракетном двигателе, все смолкло. «Правда, музыкальный агрегат великоват», — заметил я. «Да, только это не музыкальный агрегат, — Грамон поглаживал серебристый бочок прибора, — и это не музыка». — «А что же?» — «Сейчас объясню, но ответьте сперва, что вы чувствуете? Загляните в себя, оцените состояние». — «Во-первых, я совершенно спокоен. — Я закрыл глаза и добавил: — В сердце ни тени страха или тревоги». — «Отлично, превосходно!» — потирал руки профессор. Я продолжил: «Во-вторых, у меня такое ощущение, что я горы сверну». — «Позвольте задать еще вопрос, — произнес профессор, глядя мне в глаза, — как вы думаете, что будет с нашей страной?» Я рассмеялся: «А что с ней будет, со страной-то? Сколько кризисов пережили, и дефолт был. И что? Мы стали только сильнее». Я впервые ощутил всю правоту этой простой мысли: «Мы стали сильнее. Значит, после этого кризиса наша сила только вырастет. Как ясно и прямо!» «Вот слова не мальчика, но мужа, — сказал профессор, — стоило духу укрепиться, и картина мира поменялась. Тут ведь как: либо обстоятельства пересиливают дух, либо дух пересиливает обстоятельства. Если дух тверд, обстоятельства обязаны подчиниться». — «Но, профессор, откуда во мне эта сила?» — «Она в вас всегда была, я лишь чуть-чуть укрепил веру в себя». — «Так вы изобрели усилитель веры?» Профессор щелкнул пальцами: «Усилитель веры? Неплохо придумано, хотя я собирался назвать машину по-другому». — «Но как это работает?» — спросил я. Профессор прошелся по комнате: «Мы обладаем огромной, мощной интеллектуальной системой, сознание лишь малая часть ее, подходящее сравнение — муравей и пирамида. Но эта система особая, она очень чувствительна к вере. Сила интеллектуальной системы пропорциональна силе веры. Христос сказал: «По вере вашей да будет вам». Это не метафора, это инструкция, руководство к действию. Оставалось найти действие. Действием могли стать простые команды типа: «Я спокоен, счастлив, силен, тверд». Но действенность не в качестве команд, а в числе повторов. В этом истина. Честь открытия этой истины принадлежит нашему соотечественнику Георгию Сытину. Он ввел настрои, содержащие множественные повторы. Настрои работают, если их внушать себе: «Я полон радости и счастья, мой дух тверд, как скала». Произнесите эту фразу сто раз, результат ошеломит. Я перевел настрои Сытина в колебания высокой частоты и адресовал их нашей интеллектуальной системе. Отклик этой системы вы и ощущали как музыку. Музыка была внутри вас». Профессор остановился, посмотрел на меня: «Ну что, нужна вам теперь «машина времени»?» — «Да зачем? И так все ясно! — Я пожал ему руку: — До свидания». Уходя, я задержался: «А все-таки, профессор, вы действительно вчера передвигались на «машине времени»?» — «Вранье», — сказал он, но при этом смотрел так честно, что я ему не поверил.
Со всеми новогодними праздниками, друзья! Настроимся на счастье, радость, твердость духа, а обстоятельства сами под нас подстроятся!»
