«Август, жара, смог. Сбегаю из Москвы в пригород. Живу на даче у сестры в Тверской области. Просыпаюсь утром. Луч света бьет в комнату. Окно открыто, птичий гомон, запахи хвои, скошенной травы. Как там у Бунина: «Счастье — сад осенний за сараем и чистый воздух, льющийся в окно». Лежу, наслаждаюсь. Настроение прекрасное. Вдруг шум крыльев: в комнату влетает птица, ласточка. Делает круг по комнате, вылетает в окно. Настроение портится. Дурной знак. Когда птица влетает в комнату. Что-то случится. Что-то может случиться. Надо быть повнимательнее. Через два дня пришлось вернуться в Москву. Плюс 33. Окна плотно закрыты. Дым глотает московские улицы. Хорошо бы уехать куда-нибудь, пока не развеется.
Звонок. Приятель: «Ты еще не задохнулся?» — «Я в противогазе». — «Не хочешь обменять противогаз на Крым?» — «Это как?» — «Садись в машину и отправляйся в Крым». — «Почему в Крым?» — «Почему нет?
Море, горы, и, главное, можно снять противогаз». — «Надо подумать». Я стал думать. Крым, Украина, как-то все далеко, да еще на машине. Было скрытое нежелание. Дискомфорт. Я залез на форум, узнать отзывы, кто ездил на машине на Украину. Я ужаснулся. Засады на дорогах, поборы, вымогательство.
Впрочем, почти все вернулись назад. А тут жара, отравленное молоко воздуха... Будь что будет! Я быстро собрался, кинул вещи в машину. До восхода солнца выехал в южном направлении. После обеда я был в Харькове. Переночевал в гостинице. Утром сел в машину, дал задание навигатору вести на новую трассу Харьков — Днепропетровск. Навигатор, однако, не смог обнаружить трассу на украинских просторах. Через час бессмысленных поворотов я попал на дорогу, которая привела меня к маленькому городку. У въезда стояла машина дорожно-патрульной службы. С говорящим названием: ДАИ. Облокотившись на машину, скучали два милиционера. Увидев меня, один энергично выбежал на дорогу, характерным жестом приказал остановиться. Я выполнил. Открыл окно. Человек в форме подошел ко мне, безапелляционно заявил: «Вы пьяны, покиньте машину». Я глядел в его широкое упитанное лицо, думал, может, он не понимает смысла произнесенной фразы?
Все-таки русский язык, это немного сложно для них. «Я не пьян», — сказал я. «Вы пьяны. Покиньте машину». Его лицо сделалось гранитным. Я вылез. «Пойдемте в пост». Идем. В помещении — двое. Протягивают тестер. Я месяц не пил, дышу в полной уверенности, что этим все разъяснится. Я ошибся. Прибор показывает, что я мертвецки пьян. «Ого, — удивился даишник, — да вы попались. Будем составлять протокол, изымать права, машину на штрафстоянку». Я в замешательстве, продолжаю твердить: «Я не пил». — «Хорошо, поедем в наркодиспансер». Я смотрю в их лица, они нагло улыбаются. Я понимаю, врачи там такие же фальшивые, как и тестер. «Что делать?» — произношу я. Их брови шевелятся. «Тысяча рублей», — предлагаю я, вынимая купюру. «Так мало?!» — «Вы же понимаете, что я ничего не нарушал». — «Мы не можем вас так отпустить». — «Я мало зарабатываю». — «Может, посмотрите в машине?» — «Хорошо». Возвращаемся. Я нахожу еще пятьсот рублей. «Другое дело, — говорят они, — счастливой дороги». — «Если меня остановят в следующем городе? Мне нечем платить». — «Мы сообщим, вас не остановят». Действительно, я без помех доехал до Коктебеля. Море, горы, воздух. Кайф. Через два дня я заскучал. Еду на гору Клементьева. Там с советских времен сохранился аэродром, издавна проводились испытания летной техники.
Теперь услуги на выбор: полет на планере, на параплане, на дельтаплане. Я остановился на планере. Планер тут же прицепили к кукурузнику. Мы с инструктором прыгнули в кабину, через секунды были на высоте 1500 метров. Панорама внизу великолепна. В заключение инструктор сделал несколько фигур более высокого пилотажа, мы приземлились. Я чувствую, недобрал экстрима. На планере ты в кабине, отделен от природы. Я пошел к парапланеристам. «Можно полетать?» — «Нет проблем. Но давайте завтра». Прихожу завтра. Инструктор говорит: «Ветер не туда дует, надо ждать». Ждем. Ветер несколько дней дует неправильно. Я оставил телефон, мало ли что. Ветер упорно не хочет поворачивать. Я понимаю: видимо, не судьба. Уже надо уезжать. Накануне вечером в ванной протягиваю руку к зубной щетке — зеркальная полка над раковиной вылетает из гнезда, падает в раковину. Я жду взрыва осколков. Удивительно, стекло не разбилось. Я шумно выдыхаю. Вообще, плохая примета, если зеркало треснет или расколется. Оно не разбилось. Авось ничего. Утром звонит инструктор: «Ветер поменял направление, приезжайте». Приезжаю. Меня пристегивают к инструктору, в чем я был: в майке, шортах, шлепках. Только на голову надевают шлем. Короткая пробежка по склону, взмываем в воздух.
Сто, двести метров, нас несет вверх, тысяча метров. Экстрим наступил. Мне становится страшно. Никаких границ — ты весь в небе. Ощущаю хрупкость креплений, ненадежность опоры. Мне хочется на грешную землю. «Садимся», — оповещает инструктор. Мы делаем два-три захода, не можем снизиться. «Что случилось?» — «Ветер поменял направление». — «Что делать?» — «Ждать». Проходит много времени. Мы делаем еще несколько попыток. Неудачно. «Я двадцать лет инструктор, — говорит мой спутник, — сядем». Но я вижу, он нервничает. Еще несколько попыток. Ничего не получается. «Придется садиться жестко», — кричит он. Он резко дергает за стропы, мы проваливаемся вниз. Земля скачет навстречу, дико растет в размерах. Удар. Я на секунду отключаюсь. Тут же прихожу в себя. С ужасом чую, это не все. Ветер наполняет парашют, нас тащит по камням к обрыву. Среди хаоса обрывков жизни, которые ворвались в мозг, доминирует мысль: мы погибли, конец. Проволокло метров 50—60. Нас поймали. Когда я встал, глянул на себя, стало дурно: руки, грудь, живот, ноги — все в крови. «Цел?» — «Не знаю», — ответил я. В голове пронеслась ласточка, влетевшая в спальню; попытка ДАИ остановить; ветер, несколько дней дувший не туда; упавшая зеркальная полка — небесный телеграф работал исправно. Но адресат не знал азбуки. Я осмотрел себя, все шевелится, ноги-руки двигаются.
«Цел вроде бы». — «С боевым крещением. Ты теперь посвящен в воздухоплаватели». Денег не взяли».
По наблюдениям традиции, при падении с высокого места отмечаются две параллельные линии, следующие из 8—6-го полей (из-под безымянного и мизинца) в 1-е поле (к большому пальцу). Эти нарушения отнесены к группе С (рис. 4, красный). Есть и другие нарушения из группы С — крестообразная фигура к линии жизни (рис. 4, оранжевый, линия жизни — зеленый). Поскольку серьезные нарушения папиллярного узора отсутствуют (группа А), равно как и нарушения группы В (например, разрывы основных линий), то жизни опасные ситуации не угрожают.
