В конце апреля 1835 года молодые обвенчались и отправились на медовый месяц в Новоспасское — имение родительницы Глинки. В поместье потекли безмятежные дни, но по возвращении в Петербург идиллия быстро закончилась. Мария Петровна оказалась особой пустой и мелочной, по любому поводу устраивала семейные сцены. Постоянное присутствие тещи, которая поселилась в доме и во всех перепалках горой стояла за дочь, только усугубляло положение. Глинка убегал подальше от этого дуэта — неделями не появлялся дома, жил у друзей. А эта безобразная сцена после смерти Пушкина! «Уж конечно, не из-за такой стреляться, прав Михаил», — качала головой Мария Ивановна.
Однажды кто-то из «доброжелателей» сообщил композитору о неверности жены как о давно известном факте. Взбешенный Глинка помчался домой, желая поймать изменницу на месте преступления. Никакого любовника не обнаружил и уже решил, что супругу оклеветали, но через несколько дней своими ушами услышал перешептывания тещи со служанкой, которые прикидывали, как лучше устроить свидание Марии Петровны.
Михаил Иванович покинул дом, письменно предложив жене развестись — без ссор и взаимных попреков, пообещав отдавать ей половину всех своих доходов. Однако ответа не последовало: легкомысленная Маша не верила, что семейная размолвка зайдет так далеко. Но на другой день Глинка велел своим крепостным покинуть квартиру, увести с собой лошадей, а заодно выпороть из кресел и диванов вышивки его сестер. Жене наказал передать, что бриллианты, мебель и карету оставляет ей и будет признателен, если она тотчас съедет с казенной квартиры капельмейстера. Тут-то Марии Петровне всерьез сделалось дурно.
После рассказа Стунеевой Катрин долго не могла заснуть, все думая о бедном Михаиле Ивановиче. А вскоре случилась новая встреча — на сей раз у ее матери, Глинка нередко захаживал к Анне Керн, с которой довольно тесно приятельствовал. Композитор с удовольствием поедал ватрушки из вазы, а генеральша по-матерински журила его: мол, скоро обед, стоит ли так налегать?
— Только у добрых женщин бывают вкусные пироги, — отвечал с улыбкой гость, протягивая руку за очередной ватрушкой.
