Вникая в работу Тропилло, к выпускному классу я многое освоил. А оперившись, решил пойти по его стопам. Благо успел познакомиться с рокерами, с некоторыми даже подружиться. Пытался записывать музыку самостоятельно. В студии Дома пионеров торчал безвылазно. А когда получил аттестат, начал работать с рокерами у себя в квартире.
Вышло так, что западную «запрещенную» музыку я уже знал — можно сказать, на ней вырос. Мои родители Идея Яковлевна и Федор Иванович когда-то работали в Америке в аппарате военного атташе — папа был шифровальщиком ГРУ. Семья вернулась в Союз в 1962-м — за два года до моего рождения. Мало того что отец привез из Штатов огромную фонотеку, он отдал мне в безраздельное пользование свою импортную аппаратуру.
Летом родители уезжали на дачу, оставляя в моем распоряжении четырехкомнатную квартиру. В одной комнате я оборудовал аппаратную, во второй барабанную, в третьей микрофонную, в четвертой вокальную. И жизнь закипела! Записывали все подряд: мне было двадцать и юношеский задор толкал работать как можно больше.
В первый же месяц самостоятельности пригласил в домашнюю студию группы «Кино» и «Кофе». Последняя сегодня позабыта, но тогда пользовалась успехом. «Кино», состоявшее на тот момент всего из двух музыкантов — самого Виктора Цоя и Алексея Рыбина по кличке Рыба, — уже выпустило первый альбом «45», который записал Тропилло. Но Андрей не горел желанием возиться с Витей: для него он был не более чем протеже Гребенщикова. БГ и правда оказался первым, кто разглядел в Цое звезду.
По легенде, познакомились они в электричке. Борис ехал за город, в гости к друзьям. На одной из станций в вагон вошли Витя с Рыбой. Сели, расчехлили гитары, запели. Гребенщиков как раз направлялся в тамбур покурить, но замер в проходе, прослушал песню, другую, третью — подошел познакомиться и привел ребят на студию к Тропилло. Цой тогда был уже фактически сформировавшимся музыкантом, но лидер «Аквариума» его отшлифовал. Борис многое умел и исподволь вкладывал свои знания в головы собеседникам. Любой человек, проведший с ним хоть пару дней, менялся до неузнаваемости — часто это наблюдал.
Я тоже сразу поверил в Витю с Рыбой, а вот рок-общественность поначалу отнеслась к Цою довольно скептически. «Кино» даже не хотели принимать в рок-клуб: «Что они играют? Где зажигательный рок-н-ролл?! Устроили тут ля минор, до мажор, мы тоже так умеем!» Публика жаждала пафоса и общественных призывов, а не лирики. Помню, после одного из концертов в Ленинградском дворце молодежи на Виктора было больно смотреть: он вышел со сцены совершенно белого цвета. Тогда к Цою за кулисами сразу подошел БГ и сел рядом. Они просто молчали и курили. Но было видно, что Витю постепенно «отпускает».
