Сейчас, пересматривая картину, понимаю: профессионализма у меня там еще нет, зато есть та искренность, которая, видимо, и сработала. Фильм совпал со своим временем: люди ждали, что режиссер и актеры будут разговаривать с ними откровенно. И степень достоверности «Маленькой Веры» оказалась необычной для нашего кино. Интересно, что на съемках я думал: мы просто делаем хорошее кино, которое не пройдет мимо зрителя, но такого взрыва, который оно произвело, наверное, не ожидал никто.
Тщеславные мысли об известности и всех сопутствующих актерской профессии удовольствиях, конечно же, не обошли меня стороной. Снявшись в фильме-дебюте «Она с метлой, он в черной шляпе» и впервые раздавая автографы, понял: вот оно — в жизнь входит нечто новое и чертовски привлекательное! А уж после выхода «Маленькой Веры»...
В один из зимних вечеров, возвращаясь домой после занятий, спустился в метро и краем глаза заметил некий ажиотаж вокруг своей персоны. Спинка сразу распрямилась, взгляд стал с поволокой, появились задумчивость и величие в облике... Звездная болезнь началась! Состояние эйфории длилось не очень долго, но за это время полностью познал, что такое зависть. Надо сказать, что я человек абсолютно независтливый и поэтому достаточно долго не понимал такой простой вещи. Но каждому свое.
Ставская держала своих студентов в строгости, мы проводили в училище едва ли не круглые сутки, и это пошло на пользу. На каком-то этапе почувствовал, что свалившаяся на голову известность растаскивает меня по кускам, и просто залез в скорлупу. Перестал общаться с журналистами, избегал ненужных встреч, пропадая на занятиях, и на поступавшие предложения о посещении того или иного заграничного фестиваля отвечал: «Не могу, у меня учеба».
В девяностые годы фильмов стали снимать меньше, и мне зачастую предлагали роли — кальки с героя из «Маленькой Веры». Хотелось чего-то другого, отличного от появившегося клише. И как повелось уже тогда, поехал за советом к Васе Пичулу. Он был старше меня всего на год, но мудрее лет на двадцать. Вася сказал простую вещь: «Андрей, ты можешь ждать какую-то роль всю жизнь и не дождаться, а можешь из того, что предлагают, попытаться сделать чего хочется». В результате в непростое для кинематографа время у меня было немало неплохих работ.
Конечно, «Маленькая Вера» дала фору на годы вперед и сыграла не последнюю роль при поступлении на службу в театр. При показе в «Ленком» я просто подыгрывал своим ребятам, а пригласили в итоге меня. Театр Марка Захарова действительно особенный, понять это сразу невозможно. Особенные люди, стены, атмосфера... Отдельный мир. Вот уже двадцать лет мы в одной гримерке с Александром Збруевым. Раньше в ней готовился к спектаклям Олег Янковский.
Первый раз на сцену «Ленкома» я вышел почти сразу — в спектакле «Юнона и Авось». Играл Первого Сочинителя, который должен петь свою арию как можно более гнусавым, скрипучим голосом. Подхожу к микрофону, открываю рот — ни звука из него не вылетает. Закрываю, открываю — опять молчание. Наконец выдавил из себя какой-то ужасный скрип, лишь отдаленно напоминающий вокальную партию. Николай Караченцов, стоявший лицом к залу, повернулся к зрителям спиной, потому что не мог сдержать смеха. Хор, человек двадцать, начал медленно расползаться к кулисам — актеры тоже давились хохотом. А в «Гамлете», где играл Клавдия, однажды забыл текст. Смотрю на партнершу, Инну Михайловну Чурикову, и чувствую: в голове — белый лист. По спине течет холодный пот. А произносить надо стихи, чем их заменить? В итоге выдал пару фраз собственного сочинения, кое-как выкрутился. Эти моменты на сцене вряд ли забуду.
