Муж был уникальным человеком, сейчас таких единицы. Великодушный, стойкий, работяга, просто пахарь, ответственный за меня, за дочку, за быт. Если в нашем многоэтажном доме кто-то делал ремонт, за инструментами шли к Гене. Любил работать руками, мог сделать скамейку или ларь, который поныне у нас стоит. На мужа можно было положиться во всем. Однажды ночью мы услышали, что на верхнем этаже стучат. Стук не прекращался. Мы поняли, что кто-то попал в беду и зовет таким образом на помощь. Выяснилось, что пожилая одинокая соседка пошла мыться, закрылась в ванной, а отпереть защелку не может. Собрались жильцы. Входная дверь не поддавалась. Вызванная машина с выдвижной лестницей не доставала до ее балкона — мешали провода. Между лестницей и перилами оставалось пустое пространство. Никто не решался лезть на восьмой этаж — один Гена взобрался, встал на последнюю ступеньку и, пролетев над бездной, спрыгнул на балкон.
Детдомовцы привыкают ни на кого не надеяться. Муж был очень приспособленным к жизни человеком. А я многое умею, но нужно, чтобы у меня интерес был. Мало понимаю в бытовой жизни, коня на скаку не остановлю.
— Но вы же выросли на Кубани! Одни столы, которые там накрывают, чего стоят!
— Недавно приятельница спросила: «Зайцева, почему ты всегда полуголодная?» Я сейчас живу одна, а для себя готовить не люблю. Иногда приду в магазин и думаю: куплю что-нибудь вкусное, готовое — например курицу жареную, к ней какой-нибудь салат и бутылку вина, сяду дома и буду есть и пить. Но тут же — да ну, не хочу. Вероятно, сказывается среда, в которой человек вырос: не выставляли у нас в семье на стол разносолов.
Мама хорошо готовила, но это было на уровне борща, жареной картошки, компота — жили мы скудно. Иногда, придя из школы, спрашивала:
— Мам, чего поесть?
Она отвечала:
— Жареные гвозди.
Ну, огурцы в бочках солили, помидоры, капусту. В капусту заталкивали маленькие арбузы и зимние яблоки, они там квасились. Делали потапцы, или, как в средней полосе России говорят, тюрю. Для меня сметана, сливочное масло были праздником. Слова «котлета» я в детстве не знала. Когда переехали в Усть-Лабинск, я, проходя мимо столовой, жадно смотрела сквозь ее большие окна внутрь. На столах стояли приборы, лежал нарезанный хлеб, а люди ели котлеты с подливой. Думала: вырасту, заработаю денег, пойду в столовую и наемся котлет.
Став студенткой, питалась еще хуже. Стипендия маленькая, спасибо мама иногда по двадцать рублей присылала да удавалось что-то подзаработать, снимаясь в массовке. Но иногда мы с девчонками и ребятами «шиковали» — собирались человека четыре и шли в ресторан «София». На десятку вот так наедались! Для приличия заказывали воду и потихоньку разливали под столом принесенное с собой дешевое вино. После сдачи актерского мастерства бежали в гастроном «Смоленский» и брали там колбасу, ветчину, свежий горячий хлеб, пиво. А когда занимались на Пушкинской улице в Театральной библиотеке, ходили в «Елисеевский»: хлеб «Рижский», сыр «Российский» или рокфор... Если была весна, у торговки на углу покупали пучок редиски. И пива темного, портера. Где-нибудь на Тверском бульваре садились на скамейку — и начиналось скромное, но пиршество.
