Когда снимался в «Сердцеедках», учил Сигурни Уивер народному танцу. Роль у меня там эпизодическая — играл руководителя русского ансамбля, вот меня и привлекли: показал ей два притопа три прихлопа. При всей простоте этих движений Сигурни все спрашивала: «Олег, я правильно танцую?»
— Когда вы более или менее встали на ноги, в 1994 году смогли перевезти семью. Ваши дети — скорее американцы, чем русские?
— Два года я провел без семьи и был счастлив, когда с ней воссоединился. Казалось, теперь черная полоса в нашей жизни подошла к концу. Джон — по-нашему Иван — появился на свет в США, у них с дочерью разница в девять лет. Мне предложили присутствовать при родах. Для русских такое было в диковинку, я об этом только слышал... А оказалось даже приятно: увидеть, как появляется на свет твой сын.
В конце концов, подобное в жизни случается нечасто. Прошел вместе с женой через все мучения. Причем в Америке свои причуды: например ночью там никто не рожает — врачи должны отдыхать. А у Ларисы по закону подлости схватки начались именно вечером: ей сделали укол, который оттягивает процесс, и отправили домой до утра. В рабочее время нас обоих запустили в отдельную палату: кресло для мамы, кресло для папы — все предусмотрено. Сидел, вспоминал свои визиты в советский роддом, когда дочка родилась: передать в палату ничего нельзя, навещать тоже — мол, микробы. И все равно Кристина подхватила стафилококк — месяц провела в больнице. А тут я сходил за фастфудом, принес жене...
Когда малыш родился, мне его сразу в руки сунули:
— Подержите!
— Вы что? Руки грязные!
— Вы не видели, откуда он появился? — поднял брови врач.
Там вообще за ребенка отвечает отец. Чтобы малыша ни с кем не перепутали, я его носил на все осмотры и возвращал обратно маме. Никаких ограничений, запретов. Через два дня страховка заканчивается — вас в любом случае выписывают. Без задержек и передержек.
Наверное, только в середине девяностых я наконец и ощутил, что такое отцовство: старался по возможности общаться с дочкой и сыном. Мы проводили вместе время на пляже, теннисном корте.
Когда у Кристины начался переходный возраст, волновался: слишком много появилось соблазнов — у нас в Союзе-то такого разнообразия не было. Секс, наркотики и рок-н-ролл! Случались и жесткие беседы с ее поклонниками. Дочкины одноклассники могли прийти к нам в дом и не здороваясь, в обуви, плюхнуться на диван. Или заглянуть в холодильник и взять что-нибудь оттуда. Учил ухажеров хорошим манерам.
Образование — отдельная тема. В младших классах все сидят на полу — нет парт, учебников. С ребенком постоянно нужно что-то лепить, красить... А то, что мы осваивали во втором классе, у них входит в программу пятого-шестого. В результате считать дети не умеют, читать не любят. Правда, дочка как раз училась хорошо, а вот Джон сопротивлялся до крика: «Не хочу, не понимаю, не умею!» Они не так хорошо говорят по-русски, но мы стараемся, чтобы родной язык не забывали. Кристине сейчас двадцать восемь, уже третью магистратуру заканчивает: сначала хотела быть нейрохирургом, но это на поверку оказалось очень сложно, поэтому поступила в Финиксе в продвинутую медицинскую школу на дантиста. Сыну девятнадцать, он только определяется в жизни.
