Незадолго до гибели Рид побывал на родине. Он все еще мечтал вернуться в Штаты триумфатором. Разве может он не заинтересовать прогрессивно мыслящую американскую молодежь, если стал кумиром нового поколения в десятках стран? Увы, Рида ждало жестокое разочарование: в Америке ни он сам, ни его песни были никому не нужны. И тем не менее эта поездка произвела на него колоссальное впечатление. Многие годы осуждая свою страну, выступая против ее политики и президентов, именно в США впервые за многие годы он вдруг почувствовал себя абсолютно свободным, чего, как оказалось, ему не хватает в Восточной Европе. Он понимал, что это впечатление может быть обманчивым, и все же не мог ничего с собой поделать. А может, уже просто брал свое возраст, когда возникает невольное желание вернуться к истокам?.. Как бы то ни было, по возвращении в ГДР Дин впервые в жизни испытал чувство ностальгии.
Это не могло остаться незамеченным. В публичных выступлениях Рид по-прежнему всячески ратовал за коммунистическую идеологию и сохранение Берлинской стены, но информаторы из его ближнего окружения стали предупреждать сотрудников госбезопасности: существует вероятность того, что взгляды американца могут измениться. Эту мысль, например, вполне подтверждало агрессивное поведение Рида во время заурядного инцидента с дорожной полицией. Его «Ладу» остановили на загородном шоссе за превышение скорости. Но узнав певца, наряд разрешил ему следовать дальше, конечно, соблюдая правила. Дина такое великодушие страшно разозлило, и он стал громко возмущаться страной, где все не как у людей, где даже блюстители закона не в состоянии нормально выполнять свои обязанности, страной, жизнь в которой ему осточертела.
Полицейские не стали связываться с американцем и попросту уехали, но по инстанции доложить не забыли. От таких речей недалеко до кардинальной смены гражданских убеждений. Одно лишь предположение, что в тот момент, когда социалистическая система начинает потихоньку трещать по швам, такой ее верный адепт со звездным статусом на весь мир заявит о разочаровании в ней, мешало восточногерманским руководителям спать спокойно. И если с учетом этих обстоятельств связать предсмертное письмо с некоторыми странностями в ходе следствия и опознания тела, на которые обратила внимание Рут, — многое становится очевидным.
Конечно, Штази всерьез разнервничалась. И после того как одиннадцатого июня Рид уехал из дома, его похитили и под давлением заставили написать «предсмертную записку», особо подчеркнув в ней то, что свои политические взгляды он не менял и желание покончить с собой никак не связано с идеологией. Потом Рида задушили, а тело бросили в воду незадолго до его «обнаружения». Тогда становятся понятными и след от веревки на шее, который не мог появиться у человека, умершего пять дней назад, и тот факт, что таблетка в его желудке не до конца растворилась, хотя тонущий должен был наглотаться воды.
В самоубийство Рида не верит почти никто из его родных и друзей. Сильно удивился и сам адресат письма — Эберхард Фенш. Этот государственный чиновник курировал Рида на территории ГДР: содействовал в организации выступлений, установлении необходимых контактов, оформлении документов. По утверждению Фенша, ничто в поведении подопечного не свидетельствовало о том, что он готов свести счеты с жизнью. Напротив, несмотря на случавшиеся периоды депрессии, Рид был полон планов.
Патрисия была еще более категорична: Дин не мог покончить с собой — этому противоречит вся логика его жизни. Если бы он даже и пришел к такому решению, то встретил бы свою смерть на баррикадах или в партизанском бою. Как и положено герою.
