Все чаще приходила мысль, как говаривал Винни-Пух, что есть и другие хорошие компании, где тебя накормят и с удовольствием послушают твою песенку — считалку, ворчалку, шумелку или сопелку.
Возможно, просто устала. Двенадцать лет романа и двенадцать лет сплошных эмоциональных качелей. Появлялся Маэстро, мы гуляли по бульварам. У него снова влюбленный взгляд, у меня — полет чувств на той же высоте, что в самом начале в Воронеже, но с легким налетом опаски. Как с диким зверем.
У Васильева все зависит от работы — и любовь тоже. Не срослось с творчеством, и вот уже другие глаза и рассудочные разговоры. Однажды прямо сказал: «Сейчас ты мне не нужна». И про то, как безнравственно поддерживать во мне это состояние влюбленности, если он ничего не может дать в ответ. «Сейчас не нужна» — понимаете? А когда стану нужна, должна прибежать по свистку, хлопку?.. Я хочу уйти, меня не удерживают. И тут же: «Но все же не хотел бы потерять тебя как актрису. Может, еще придется работать». Ну уж нетушки, князь! Возвращаюсь к своему пионерскому максимализму. Либо все, либо ничего.
...На мне снова было лиловое платьишко: (в первом лиловом платьишке я уходила от Васи Бочкарева, оно было дешевенькое, купленное на гастролях в Риге). С Маэстро встречались уже редко, но на окончательный разрыв я все не решалась. Не в силах выяснять отношения, сидела и мерзла в подъезде многоквартирного дома. Думала ли я, что спустя двадцать лет окажусь в том же доме в подвале со стороны черного хода? Там была мастерская художника, и режиссер Максимилиан Шелл говорил лестные слова про наши работы, и много других людей, и возвышающийся над всеми нами Маэстро, который то отпустит поводок, то снова берет за горло. Боже мой! Мой сын уже носит обувь сорок первого размера! А на мне снова лиловенькое платьишко... Правда, теперь итальянское.
Когда чувствуешь, что в ответной эмоции нет прежнего накала, надо уходить. Но прошло еще некоторое время, пока я решилась оставить Маэстро во всех смыслах. До сих пор помню, как он сидел напротив, подсказывая, как правильно писать заявление об уходе. Я ерничала... Слава богу, рука под его взглядом не дрожала, но было что-то во всем этом аморальное.
— Вы так и не виделись почти двадцать пять лет?
— Я сожгла все мосты, отрезала пути к отступлению, даже квартиру поменяла... У моего первого мужа Васи Бочкарева был юбилей, давали «Правду хорошо, а счастье лучше», мы там оба заняты. Васильев (они с Васей поддерживают отношения) по окончании спектакля вышел на сцену поздравить. И казалось бы... Но я не обратила внимания — смотрел ли он на меня, подошел ли близко, коснулся ли рукавом. Хотя как он меня сегодняшнюю воспринял — любопытно. Я изменилась, конечно, еще и играли Островского, когда юбки, пелеринки — и готовая баба на самовар!
Сейчас, бывает, скажет кто-то: «Видели-видели, с косичкой такой, в шарфике...» Ну-ну. Когда выпускали «Вассу», Маэстро носил железнодорожную курточку с металлическими блестящими пуговицами. Я их пришивала, случалось. Еще был какой-то ношеный тулупчик, кто-то подарил, и я ставила на него заплатки. Конечно, Васильев вряд ли все это помнит, а я вот помню и испытываю нежность к той куртке и тому тулупчику.
