И я подумала: а парень-то во многом прав! Особенно если посмотреть на развитие Анны в романе. В начале это женщина со сверхобаянием, лучистая, невероятная, все ее любят. То есть поехать к Долли и убедить ту простить мужа Стиву, который жил с гувернанткой собственных детей, — ей по плечу. Несмотря на грацию и манеры, в ней есть и веселое хулиганство. Куда бы ни зашла, Анна неизменно привлекает внимание. А во второй части романа Каренина летит вниз головой просто к ядру земли и черная сама. Она ведь всех собой извела. Даже Вронский не выдержал этой лавины любви, испепеляющей страсти, которой столько, что он, бедный, надорвался. Героиня хотела жить на искре чувства всегда, а так не бывает. Не уверена, что если бы общество их приняло (нас всех в школе учили, что общество — палач Анны, а не она сама), они с Алексеем были бы счастливы.
— Толстой не указывает, сколько лет героине, предполагается, что ей от двадцати четырех до двадцати восьми. По сегодняшним меркам люди в таком возрасте только встают на ноги и вступают в брак. Может, трагедия Анны — следствие слишком раннего союза и нарушившейся хронологии?
— Получается, Анна сначала вышла замуж, родила ребенка, а потом полюбила. И к несчастью, не отца своего сына... Хронология действительно нарушилась, но думаю, дело совсем не в возрасте.
Бабушка Зинаида Чайковская, мама моего папы, вышла замуж в семнадцать лет. Дедушка Василий Гусев служил в армии, потом воевал на Финской, в Великую Отечественную дошел до Берлина, дома пробыл недолго и поехал на Сахалин, где бушевала война с Японией. Бабушка ждала мужа восемь лет! Он был контужен, но, к счастью, вернулся с руками и ногами. Они произвели на свет двух сыновей и были рядом до конца. Мне кажется, это счастливая история.
Бабушка Лида, мама моей мамы, вышла замуж в восемнадцать и тоже оставалась верна деду. Он долго болел, под конец жизни был прикован к постели, не мог двигаться и говорить ничего, кроме одного нецензурного слова. В последние дни начал рисовать пальцем крест, смотрел выразительно, проводил вертикальную линию и перечеркивающую ее горизонтальную и произносил то самое единственное матерное слово. А бабушка спокойно ему так говорит: «Эх ты... А я ведь окромя тебя ни одного мужичка и не знала».