— Отчего вы эту службу не бросите? — искренне удивился Казимир.
— Дети и жена? Кто их кормить станет? — со столь же искренним удивлением ответил Иван Васильевич.
Казимир лишь неопределенно пожал плечами. Ему самому такой вопрос и в голову не приходил. Хотя детей-то было уже двое: после очередных «курских каникул» появилась на свет дочь Галя. Ее рождение заставило Людвигу Александровну действовать решительно: в 1 она сама привезла в Москву невестку с внуками. Даже основала на новом месте нечто вроде семейного бизнеса, взяв в аренду небольшую столовую. Чтобы выманить Казика из его богемной трущобы, сняла молодым небольшую квартирку. Но было уже поздно.
Расставались Казимир и Казимира почти спокойно: все, что можно сказать друг другу, давно было сказано. Казя Зглейц осталась верна данному слову и заявила, что сидеть на шее у свекрови, к тому же бывшей, не станет: она нанялась фельдшерицей в психиатрическую больницу в подмосковном селе Мещерском, где и служил заведующим хозяйством Михаил Фердинандович Рафалович. Однажды проведать сына и дочь в Мещерское приехал Малевич.
...Сияющая Уна впорхнула в комнату и, повиснув у отца на шее, радостно защебетала: «Бабуля не сердится на тебя больше. Совсем не сердится. И в Ленинград меня с тобой и Наташей отпустит. И малины сушеной с собой даст...» Он нежно поцеловал дочку в затылок. Ну конечно, все будет хорошо. Иначе и быть не может. Просто Мария Сергеевна любит Унку до самозабвения. Да и его самого бывшая теща тоже по-своему любит. Иначе не звала бы каждый год в Немчиновку. А вот Наташу точно гостить не пригласила бы.
Что же до утренних упреков, то Марию Сергеевну можно понять. Сонину судьбу никто не назвал бы счастливой... И год от года вина за это гнетет его все больше. Потому и сносит он все выходки тещи. Погладив Уну по худенькой спинке с торчащими лопатками, Казимир ласково спросил: «Хочешь, сходим сегодня к маме? Вдвоем, только ты и я. Наберем ей цветов по дороге». Улыбнувшись отцу, девочка быстро закивала. Взявшись за руки, они вприпрыжку сбежали с крыльца и с визгом наперегонки понеслись к калитке.
Стоявшая у открытого кухонного окна Мария Сергеевна проводила их долгим взглядом. Потом, вздохнув, придвинула к себе миску с картошкой, взяла в руки нож. Странный все-таки человек ее зять Казя. За столько лет она так и не смогла до конца к нему привыкнуть. Не в том дело, что художник. Вон Женя Кацман, муж дочери Наташи, тоже ведь пишет картины. А совсем другой человек. Может, и скуповат, может, и ворчлив другой раз. Но возле него Марии Сергеевне как-то спокойно. И возле его картин тоже. А Казя... Вечно от него не знаешь, чего ждать. Вроде душа компании, любит вкусно поесть, может и рюмку опрокинуть и песню затянуть. А временами начнет нести такую чушь, такую заумь, что не поймешь: в себе ли? Примется наскакивать на Женю, кричать, что такие, как Кацман, губят живопись.
