...В 1947 году совершенно неожиданно их — впервые за все годы совместной жизни — наградили отпуском в Карловы Вары. Счастливее Зоя и Борис никогда не были. По сути, они получили возможность побывать в отсроченном свадебном путешествии. Вылетели шестого сентября. Ехали в аэропорт по пустому городу, занимался рассвет, но огни еще не погасили, и казалось, что это все — тоже в честь их торжества. Сначала Австрия, где они катались по Венскому лесу и слушали вальсы в маленьких кафе, потом — Чехословакия, где все, узнавая о том, что Борис и Зоя — из Советского Союза, угощали чем бог послал и бесконечно благодарили за победу... Добравшись же до санатория, они растерялись. Привыкли вместе работать, но отдыхать?
Поначалу скупали газеты и по привычке обсуждали происходящее в мире. Но спустя несколько дней размеренный ритм санаторной жизни взял свое — теперь, как и толпы обычных отдыхающих, они просто гуляли по аллейкам, пили целебную воду, каждый день Борис дарил Зое цветы. И впервые обсуждали, как станут жить, когда закончат работать. В этой поездке они действительно переживали второй медовый месяц. Однажды на прогулке поднялись на вершину горы к памятнику Петру I и там вдруг принялись объясняться друг другу в любви. Никогда у них не были в чести высокие слова и сентиментальные признания, а тут Борис вдруг как-то полушутя-полусерьезно призвал Петра I в свидетели своих чувств и клялся, что его любовь никогда не превратится в привычку. Они были так счастливы, что впервые забыли о первом правиле разведчиков — не расслабляться.
На следующий день пришла телеграмма: их отпуск срочно прерывали. Зое предписывалось немедленно вернуться в Москву, Борису — ждать дипкурьеров с заданием. В последнюю ночь перед расставанием никогда не плачущая Зоя вдруг почему-то разрыдалась и не могла остановиться. В ту же ночь началась буря — наутро золотые листья буквально смело с деревьев, и голые ветки производили гнетущее впечатление. Перед ее посадкой в самолет Борис успел сунуть Зое в карман маленький сверток. Духи «Шанель». Зоя гнала дурные предчувствия и не могла понять, что с ней творится.
Она приступила к работе, запрещая себе думать о плохом. «Тишина в эфире» была нормой, оставалось просто ждать. И когда через два месяца ее вызвали к руководству, Зоя была уверена, что по закрытой линии звонит Борис. Но все трубки телефонов лежали на рычажках, а еще в кабинете почему-то была жена начальника, чем-то очень удрученная и смотревшая в пол. «Ты чего такая кислая?» — спросила Зоя. Та сослалась на болезнь ребенка, и Зоя уже собиралась было рекомендовать знакомого педиатра, но тут ее прервали. Шеф, всегда державшийся с ней безупречно вежливо и уважительно, обращавшийся исключительно на «вы», затянулся папиросой и вдруг произнес с какой-то киношно-простецкой грубостью:
