— Что нового?
— Да вот, собираемся в Америку.
— Ой, как же хочется поехать с вами!
— Так поговорите с Марком Григорьевичем, вы же с ним знакомы.
— Да неудобно как-то. Наташ, может, замолвишь за меня словечко? Он к тебе хорошо относится. Пусть возьмет бабку, что она вам, помешает? У меня подруга живет в Нью-Йорке, хоть повидаемся.
Я позвонила Рудинштейну, тот ответил:
— А загранпаспорт-то у нее есть?
— Наверное.
— Пусть приходит. Сложится так сложится.
Поехать вместе получилось. По приезде Рудинштейн собрал нас, объявил, кто участвует в самом важном мероприятии — открытии Недели российского кино. И выяснилось, что Маркова в нем не задействована.
— Как же так? Я тоже могу выступить, знаю замечательные стихи о кино, — обиделась Римма Васильевна.
Прочитала, но всем показалось, что длинновато. Жариков посоветовал:
— А вы читайте два четверостишия из начала, а потом сразу переходите к финальному.
Перед концертом мы сидели в гримерной. Женя с Риммой Васильевной надымили так, что топор можно вешать. Только собралась их разогнать, пришел Михаил Глузский:
— Ребята, как же у вас хорошо!
— Чего ж тут хорошего? — возмутилась я. — Дышать нечем!
— Наташа, ты не понимаешь. Врачи запретили мне курить, так я хоть сигаретного дыма у вас вдохну.
Глузский тогда уже плохо передвигался. Получил тяжелую травму колена, помогая какой-то женщине снять чемоданы с эскалатора в метро. Повреждение оказалось серьезным, Михаила Андреевича мучили страшные боли. (Забегая вперед, скажу, что ногу в итоге пришлось ампутировать, после операции Глузский впал в кому да так из нее и не вышел.) Ко мне он относился с большой симпатией, и это чувство было взаимным. Если мы отправлялись куда-то с концертами, я всегда брала над ним шефство: просила стюардесс налить ему рюмочку вискарика, поскольку на высоте боли в ноге усиливались, а это помогало. Подарила «думку», с которой Михаил Андреевич не расставался в поездках.
В тот раз в Америке своей очереди выступить Глузский ждал не в гримерной, а за кулисами. Мы составляли ему компанию. Смотрим — Маркова вышла на сцену, читает первое четверостишие, второе, и вдруг ее замыкает. Стоит и не может ничего произнести, в зале повисает гробовая тишина. «Ну вот, забыла, — спокойно говорит Римма Васильевна зрителям, — давайте я вам лучше расскажу, как мы с Мордюковой шпалы клали».
И рассказала о съемках того самого знаменитого клипа, с которого я начала рассказ, да так смешно, что зал разразился шквалом аплодисментов. Но, несмотря на явный успех, за кулисами Маркова появилась со словами:
— Ну вот, обделалась.
— Да, Римма Васильевна, обделались, — сурово подтвердил Глузский, и все захохотали. Маркова не стала стоять с нами, ушла.
Потом выступали мы с Жариковым, а когда вернулись в гримерную, Римма Васильевна сидела расстроенная, курила одну сигарету за другой.
— Да не переживайте вы так. У всех случаются ляпы. Остались бы за кулисами — в финале вышли бы со всеми на поклон.
— Я ни о чем не жалею. Подумаешь! — так она себя успокаивала.
