Он решил проблему радикально: у нее появилась вилла, которую брат купил у режиссера Джозефа фон Штенберга, любовника Марлен Дитрих, — квадратный трехэтажный дом с потрясающим видом на Гудзон и манхэттенский Вест-Сайд. Теперь она могла делать все, что хотела, и это никого не беспокоило. Черные музыканты дневали и ночевали в ее доме, вслед за ними особняк заполонили кошки: число хвостатых подопечных росло, и теперь их не меньше трехсот. Кошек никто не считает, но на глаз дела обстоят именно так…
Ее хлопоты подействовали: продюсер Лу дал комиссии взятку, и Телониусу вернули лицензию, он выступал, о нем вспомнили критики и меломаны. В 1958 году она повезла его и саксофониста Чарли Роуза на гастроли — по границе с южными штатами. Времена тогда были другими, провинциальные штаты оставались крайне расистскими, и жители придорожных городков изумленно смотрели на летевший с огромной скоростью роскошный автомобиль: за рулем — белая дама, на пассажирских сиденьях — трое черномазых. Проблемы начались, когда на середине пути Телониусу захотелось пописать.
Панноника дала ему возможность выступать, обеспечила хорошую прессу, организовывала гастроли, но не могла справиться с ним самим: Монк убивал себя алкоголем и наркотиками. Его здоровье стало сдавать, у него был непорядок с сосудами, сердцем и простатой. Мочевой пузырь мучил его и во время концертов, а тут ему стало невтерпеж. В городке Ньюкасл она притормозила около магазинчика, и Телониус пошел в туалет. Сидевшая на кассе тетка глядела на него, выпучив глаза и приоткрыв рот: по местным меркам это было сверхъестественной наглостью — в туалеты для белых здешние негры не наведывались. Телониус попросил у нее воды — ему было дурно, у него болела голова, он не говорил, а бормотал, кассирша ничего не поняла и испугалась. Как только Монк вышел из магазина, женщина принялась названивать в полицию. Патрульный Литтел оказался тут как тут: он проверил у них документы да и отпустил с богом, но потом, как видно, передумал. На выезде из городка их автомобиль прижали к обочине несколько полицейских машин, и Монк впал в ступор.
Панноника показывала его психиатру, но тот так и не понял, в чем тут дело: в минуты большого душевного напряжения Телониус цепенел и переставал реагировать на то, что происходит вокруг. Копы вытащили его из машины, несколько раз врезали ему дубинками по рукам и надели на него наручники. Она боялась, что ему переломают пальцы, но Монку повезло. А вот как следует заныкать пакетик с марихуаной он не сумел, и полицейские откопали его среди носовых платков. У него уже были неприятности с наркотиками, по второму разу это означало приличный тюремный срок и пожизненное лишение лицензии. И Панноника отреагировала мгновенно: сказала, что марихуана принадлежит ей, а мистер Монк ни при чем. Так началась долгая, вымотавшая Паннонике все нервы судебная маета: теперь тюрьма грозила ей, а потом ее как иностранку ждала высылка из страны. В конце концов ее приговорили к трем годам тюрьмы, штрафу в три тысячи долларов и депортации.
Брат Виктор нанял для нее одного из лучших адвокатов США, тот подал апелляцию. В Ньюкасле не любили не только негров: там терпеть не могли европейских аристократов, еврейских миллионеров и бездельников, проносящихся через городок на огромных автомобилях. Процесс «Штат Делавер против Телониуса» стал для городка событием века, в здании суда было не протолкнуться: все хотели увидеть, как судья Хэттон отправит за решетку мировое зло. Но адвокат Кенигсвартер придрался к оплошности патрульного Литтела: ее машина была обыскана с нарушением законной процедуры, а значит, и вещественное доказательство недействительно.
Газетчики вываляли ее имя в грязи, но это не имело никакого значения. Она спасла Телониуса, теперь Монк принадлежал ей по праву… А то, что он быстро старел и его разрушали болезни, не имело никакого значения. Прежде ее завораживала его дикая сила. Теперь она ушла, но Телониус стал ей еще дороже. Он задыхался при ходьбе, его терзали фобии — Монк боялся, что его вот-вот арестуют и на всю жизнь отправят в тюрьму.