Она не удержалась и крикнула ему вслед:
— И все-таки это я!
— Это любимая роль Нины Ивановны?
— Знаю, мама больше всего любит свою роль в фильме Германа «Мой друг Иван Лапшин». А получила она ее как бы случайно…
Однажды к маме на Арбат приехал Алексей Герман с женой и сказал, что хочет попробовать ее на небольшую роль проститутки. Мама приехала на пробы, а Герман вдруг говорит:
— Давай мы тебя попробуем на главную роль?
— Ну какая я к черту актриса Адасова! Здоровая тетка с рабочими, «штукатурными» руками!
— Нин, ну давай в шутку!
Шутки шутками, а в итоге маму на роль утвердили. Тут выяснилось, что она с Андреем Мироновым, в которого по фильму влюблена, в жуткой ссоре. Они умудрились разругаться на съемках картины «Будьте моим мужем». Мама называла Миронова Андреем, а он ее все время высокомерно поправлял: «Андрей Александрович». Однажды на репетиции мама, забывшись, несколько раз назвала его «Андрюша», и тут Миронов взорвался: «Уберите Русланову со съемочной площадки, она хамит!» Мама страшно обиделась. И когда узнала, что в «Иване Лапшине» будет играть Миронов, отказалась сниматься. Целых полгода пришлось Герману мирить двух актеров. В конце концов уговорил их сняться, но в перерывах между съемками они все равно не разговаривали...
Эти киношные истории я с удовольствием слушаю теперь, став взрослой. Сказать, что в детстве интересовалась маминым творчеством, собирала о ней заметки, кричала: «Вон мама в телевизоре!» — нет! Мне вообще было плевать: снимается она где-то, не снимается.
Понятно, что когда подросла, я уже отдавала себе отчет, кто моя мама. Но культа из этого никто в нашей семье не делал. Единственный плюс был в том, что мы с одноклассником (его отец был режиссером Вахтанговского театра), пользуясь тем, что заняты в какой-то крошечной сцене спектакля, прогуливали школу — врали педагогам, что были на репетиции...
Ну кто за этим будет следить? Родители? Им было вечно некогда. Как они меня воспитывали? Да никак! Не помню, чтобы мама читала мне нотации. Она никогда на меня не давила: «Решай сама, тебе жить, а я приму любой твой выбор...» Почему-то в память навсегда врезалась всего пара «воспитательных» эпизодов. Однажды, когда мне было пять лет, она вдруг говорит: «Значит, так! Ты всех моих друзей называешь по имени. Можешь к ним так обращаться, но только на «вы»!» Потом пришло время, когда мама сказала: «Олеся, когда звонишь кому-то, вначале говори: «Здравствуйте», а потом уже проси Васю к телефону. И не важно, что это твой одноклассник, ты говоришь с его родителями».
А так как я выросла в театре и на съемочных площадках, интуитивно знала: сюда нельзя, а сюда как раз можно, тут нужно молчать, а здесь нельзя бегать, мне и объяснять эти прописные истины было не нужно.
При этом я была очень непоседливым ребенком. Мое «буйство» пытались обуздать — я занималась акробатикой, гимнастикой, фигурным катанием, конкуром — словом, много чем. Однажды вдруг заявила: «Хочу играть на пианино!» и «оттрубила» в музыкальной школе восемь лет. Правда, уже года через три поняла, что сильно погорячилась. Если бы не родители, бросила бы музыку. Но тут они проявили солидарность.
Папа считал, что мне в детстве недодали девичества и что во мне очень мало женственности. Общалась я в основном с мальчиками и не любила девочек (с ними неинтересно, они примитивны), играла в футбол, в казаки-разбойники. Тем не менее с папой я не согласна. Мама всегда обожала носить шляпки, наряжаться.
