Тут же звоню Алисе Гребенщиковой — и она аж взвивается от восторга. Кричит: «Люба, тебе невероятно повезло! Если бы у меня был шанс поучаствовать в проекте еще раз, я бы ни секунды не раздумывала!» Лика Кремер ей вторит: «Ну наконец-то!» Полдня ушло на то, чтобы я пришла в себя, провела какую-то дыхательную гимнастику, дабы собраться с духом и перезвонить Илье. Волновалась ужасно. Для меня Авербух всегда был небожителем, который спустился на землю и ходит среди нас. И вот я перезваниваю, и он говорит мне этим своим голосом — не мужским, не женским, с хрипотцой (ну ангел, настоящий ангел): «Я хотел бы вас попросить поучаствовать в нашем проекте». «Наверное, вы не в курсе, — отвечаю. — Но я никогда не стояла на коньках, только в детстве на школьном дворе». Он парирует: «Ничего, мы знаем, как работать с такими «некатайками».
И все — с того момента я уже не могла смотреть ни на какие картины, почти никуда не ходила и жила только предвкушением встречи. Когда мы с Машей вернулись в Россию, выяснилось, что Москва гореть не перестала — город буквально задыхался. Наверное, тем, кто не пережил этого, невозможно объяснить, что это такое: когда делаешь вдох, а дышать нечем. Существуешь словно в дурмане, все время болит голова. Единственным местом, где было прохладно и не пахло дымом, оказался каток. Я сразу же поняла, что готова тут жить — привезти холодильник и спать где-нибудь в уголочке на коврике. Поэтому на первые тренировки брала дочь с собой. Помню, с Авербухом мы встретились 2 августа — на Ильин день, у него как раз были именины. Я его поздравила — а он, как выяснилось, даже был не в курсе. Мы поговорили, быстро перешли на ты, он научил меня шнуровать коньки, а потом взял за руки и вывел на лед. Под конец нашей тренировки появился Леша Тихонов. И тут я подумала, что сейчас сойду с ума! Это было такое — лоб в лоб — столкновение с мечтой, от которого меня просто подкинуло в воздух на несколько километров и разорвало на много маленьких Любочек. Невероятное ощущение!
Мы начали заниматься. На первых порах, когда энтузиазм просто зашкаливал, казалось: ну подумаешь, ничего не получается! Подумаешь — колено, подумаешь — голова! Сначала я выходила на лед в полной амуниции — разве что не в каске и со стулом. У меня были наколенники, налокотники, напопники специальные, как у вратаря. Но главное, что Леха Тихонов был как многорукий индийский демон Равана — куда бы я ни накренилась, он тут же меня подхватывал, везде была его рука. Он — потрясающий партнер. Я смотрела, как работают другие, и понимала, насколько мне повезло. А потом он вдруг сказал: «Мы с Машей собираемся в Питер, у тебя август свободен?» (У них тогда дочка только родилась, и они жили под Санкт-Петербургом.) И наш «плацдарм» переместился в Северную столицу. Друзья нашли мне квартиру на Крюковом канале, и почти месяц мы с Лехой тренировались на катке в Таврическом саду, который частенько был доступен лишь по вечерам. Представьте себе — ночь, лед, вокруг никого, и только мы вдвоем с Лехой. Для меня это была весьма щекотливая ситуация: ты наедине с чемпионом мира на катке — то есть в страшно романтических обстоятельствах — и полностью в его объятиях. Ведь он отвечает за тебя головой — чтоб не разбилась, не упала, не отшибла себе что-нибудь. Ты от него зависишь полностью, ты — женщина, он — мужчина, и он для тебя абсолютно непререкаемый авторитет во всем. Он буквально мануально пытается внедрить в твое тело частичку своего мастерства. Учит находить баланс, стоя на двух тоненьких пластиночках на убийственно скользкой поверхности...
Каждый раз, когда мы с Лехой оказывались «глаза в глаза», он брал меня за руки крепко-крепко и говорил: «Ничего не бойся, вообще ничего! Только смотри в глаза и слушай меня».
