— А как в школе?
— Учиться мне было скучно, я убивал время игрой в футбол. И был, к слову сказать, отличным голкипером в мадридском клубе «Реал». Правда, отец постоянно настаивал, чтобы я получил нормальное образование. Поэтому в паузах между тренировками мне приходилось бегать на лекции юридического факультета мадридского университета Комплутенсе. Жизнь казалась тихой и сладкой до моих 19 лет. А потом все разом изменилось. Разрушилось. Взорвалось.
За день до своего двадцатилетия я с друзьями попал в автокатастрофу и на 18 месяцев загремел в больницу. Трое друзей отделались легкими ушибами, а мне понадобилось в общей сложности три года, чтобы поправиться. Знаешь, и по сей день многие журналисты с легкой издевкой задают мне вопрос: «Хулио, а почему во время исполнения песен вы все время себя трогаете то за живот, то за сердце, то печень ощупываете?»
— Это они, верно, намекают на то, что вы неловко пытаетесь подражать Майклу Джексону, который вечно хватал себя на сцене за разные места.
— Наверное. Но я честно отвечаю — здесь нет никакой стильной хореографии, никаких попыток быть загадочным и манящим... Просто с момента моего выздоровления после той аварии я на всю жизнь утратил чувство равновесия. И каждый раз, когда закрываю глаза на сцене, немного теряюсь в пространстве и начинаю себя ощупывать, чтобы убедиться — где я, стою ли прямо, все ли на месте... Я не контролирую эти жесты, они инстинктивны. Вот и вся разгадка. Что удивительно, свою любовь к футболу после той катастрофы я не утратил, и в дни трансляций важных матчей всегда торчу у телевизора.
Саму аварию помню плохо — не справился с управлением, машина перевернулась, упала с обрыва. А вот то, что случилось после катастрофы, врезалось в память отчетливо. Раздроблены ноги, серьезно поврежден позвоночник, задеты нервные окончания. С таким диагнозом мне суждено было всю жизнь провести в инвалидном кресле. Когда мне делали операцию, я впал в кому. Был на грани. Умереть в 19 лет — что может быть ужаснее? В одно мгновение ты вдруг становишься мудрым, как древний старец, понимая, насколько хрупка человеческая жизнь.
