Разрушение МХАТа началось тихо: Ефремов «задвигал» Доронину. Ему покровительствовали власти, и Олег Николаевич чувствовал себя вольготно. Известная поговорка «Лес рубят — щепки летят» в полной мере коснулась тебя. Ты стал одной из щепок, Ленечка. Ефремов, как ты мне рассказывал, словно издевался. Может мстил, но за что? Водил за нос, как ребенка. Помню, ты радостный звонил мне: «Олег Николаевич обещал, что даст роль в новом спектакле. Я готовлюсь». А через месяц еще звонок, и голос совсем убитый. Вывесили листок с распределением ролей. И напротив обещанной тебе — фамилия другого артиста. «Я передумал», — отрезал Ефремов. И больше никаких объяснений.
На главные роли в кино тебя к тому времени тоже уже не приглашали. Типаж из «Ивана Бровкина» давно перестал быть востребованным. Пришло новое время, а с ним и новые герои. И театр был твоим всем. Но если в нем нет ролей, для артиста это смерти подобно. Мне ли не понимать? Но я-то по-другому устроен. Когда отовсюду ушел (точнее будет сказать — «меня ушли»), создал свой театр «Эксперимент». Ох и трудно же было. Но рядом со мной Лариса Петровна, друзья-единомышленники поддержали. А ты, брат, был совсем один.
— Как быть, Витя, как быть? — словно растерянный ребенок, спрашивал по телефону. — Я не смогу без театра, я умру.
У меня был рецепт спасения:
— Возвращайся домой. Я уже говорил с Игорем Горбачевым, он готов принять тебя в Театр имени Пушкина, и будут роли. Главные, Ленечка, роли. Игорь обещает, он тебя ждет. Тебя все тут ждут.
Тишина. Потом глухой голос брата:
— Нет. Я без МХАТа не смогу.
Через два дня позвонила Гибова. Мне крайне неприятно рассказывать это тебе, но после твоего ухода в программе Леонида Филатова «Чтобы помнили» невестка с упоением рассказывала, как любила тебя, как чудесно вы жили и как трогательно она ухаживала за тобой. Бог ей судья. Но я хорошо помню, что она сказала тогда по телефону: «Леня в больнице. Инсульт. Ему необходим уход. Забирайте его к себе, мне он тут не нужен».
Мы с Ларисой Петровной рванули в Москву. Мамы и отца уже не было на свете, некому, кроме нас, спасать нашего любимого Ленечку. С сыном Алешей, уже взрослым, вы почти не общались — видимо, слишком велика была его обида на то, что ты оставил его маму.
