Пако был на седьмом небе от радости, зато его подопечный выглядел сумрачным и сосредоточенным, брови сведены в одну прямую черную линию, он не вынимал рук из карманов нового костюма — никто не должен заметить, что у молодого артиста ладони совершенно мокрые от волнения. В голове крутилась только одна маниакальная мысль, даже не мысль, а некий зацикленный монолог, который Рафаэль беззвучно вколачивал в уши богу: ему нужна не просто премия за песню, нет и еще раз нет; этого мало; ему нужна премия за исполнение! За 15-минутный перерыв перед объявлением результатов нервы у Рафаэля раскалились до предела, и он сбежал в бар через площадь — подальше от ревущей толпы.
— Пива?
— осведомился бармен.
— Минералки, — буркнул Рафаэль.
Вбежавший в бар возбужденный Пако закричал ему от входа, что они выиграли первую, вторую, третью, восьмую и девятую премии… Пако ударял себя по коленям и подпрыгивал.
— А кто получил премию за исполнение? — хрипло выдавил Рафаэль. Неужели сейчас рухнут его мечты?
И эту премию получил тоже он. Когда Рафаэль повторно исполнил песню Llevan, получившую первую премию, публика встала и оглушила его громом оваций, от которых с непривычки заложило в ушах. Потом, когда праздновали завершение фестиваля в парке, обидно было краем уха услышать чьи-то пересуды: дескать, победу «купили», его отец-миллионер выложил за это миллион, что у него имелись покровители в жюри…
Сначала Рафаэль по-мальчишески сжал кулаки — захотелось броситься на обидчиков, клевещущих на него, но в лицо ему сладко улыбались гладкие физиономии и рассыпались в велеречивых комплиментах.
Жизнь завертелась с бешеной скоростью. Премия за исполнение была нужна Рафаэлю позарез, и парень уже все рассчитал: для начала он внесет первый взнос за квартиру на престижной улице Карлоса Маурраса, недалеко от Кастильского бульвара. Не может Артист, каковым он наконец стал, ютиться в одной комнате со всей своей семьей. Ну а второе, казавшееся ему не менее важным: заплатить за фото на обложку в двух имеющих вес журналах — Primer Plano и Noche y Dia…
Это окончательно откроет ему дорогу к признанию.
Как все-таки Рафаэль был тогда наивен! Он считал, что выиграть Бенидорм — все равно что покорить Олимп. Дудки! Конечно, имя Рафаэля оказалось больше на слуху; его стали приглашать в неимоверное количество радиопередач, а 8—10 записей в день — это работенка, способная свалить даже молодого бычка. Но серьезный артист — это прежде всего престижные залы и контракты с несколькими нулями, где же все это? Рафаэлю по-прежнему предлагали недорогие клубы, где, как он чуял нутром, сгинет его талант и по мелочевке раскрошится карьера. Пако, его менеджер, уговаривал Рафаэля соглашаться на эти дурацкие предложения: мол, пока… — Не пойдешь же ты к самому Бермудесу выяснять отношения…
— неосторожно брякнул Пако.
К самому Бермудесу? Это еще кто такой? Оказалось, что Франсиско Бермудес — ни больше ни меньше заправляет всем шоу-бизнесом страны, от него и только от него зависит, кому какие залы давать, какие подписывать контракты, кого делать звездой, кого свергать с Олимпа. Словом, некоторое время спустя Рафаэль уже сидел в его приемной — решительный, напряженный, бледность проступала даже на его смуглых щеках. Он робел? Нисколько. Ведь он победитель Бенидорма.
Полный важный человек с огромным золотым перстнем на пальце, прищурившись, рассматривал своего посетителя.
— Чего вы там победитель? Бенидорма? Я и не слыхал про такой!
Рафаэль поежился, словно на него вылили ушат ледяной воды. В роскошно обставленном кабинете Бермудеса — с бархатными креслами и гигантским красного дерева столом — висели на стене фотографии звезд, которыми занимался Бермудес, отнюдь не только испанских: Марлен Дитрих, Жюльетт Греко, Эдит Пиаф, Джейн Мэнсфилд; а из испанцев тут находились портреты улыбающихся Кармен Амайи и La Chunga.
— Да плевать, что там ты выиграл, сынок, в следующем году будет новый победитель! Все, что интересует эту страну,— это пара округлых грудей, кажется, у тебя их нет!
— Вы еще услышите обо мне! — разъярился Рафаэль. — И пожалеете!
