Толя, слава богу, ее послушался.
И вот, уже отойдя от кино, он стал ездить по стране со своим коллективом «Серебряные струны и Кузнецов». Пел лирические песни и романсы под гитару и балалайку. Между прочим, они большие залы собирали, даже в Норильск ездили с концертами. Толя никогда не зарабатывал очки своей звездной славой.
Он даже обижался, когда зрители называли его исключительно «товарищ Сухов». Часто повторял: «Фамилию я потерял...»
Удивительно, но он по-прежнему оставался застенчивым человеком. Я поражалась, как в нем сочетается, казалось, несовместимое? Он мог на сцене один часами держать огромный зал, а в жизни старался быть незаметным.
Ира рассказывала, как они однажды вдвоем с отцом ездили на какой-то фестиваль. Толпа зрителей у входа в кинотеатр аплодирует звездам на ковровой дорожке, а Толя норовит сторонкой их обойти. Она его буквально за руку тянула: «Папа, идем! Ну что ты как маленький?»
Я до сих пор храню все письма от женщин, которые присылали из всех уголков страны. Толя никогда их не читал, а я почему-то сохранила. Несколько мешков с пожелтевшими страницами лежат на чердаке.
20 лет назад мы с Толей переехали жить за город. Вместе строили наш дом. И очень его любили. В последние годы Толя любил выйти на крыльцо и тихо посидеть на солнышке, помолчать.
Из любых гастролей, из любой поездки он каждый раз возвращался сюда с удовольствием.
Обожал собирать сухие ветки, упавшие листья, не терпел непорядок на участке. А еще обожал посуду мыть, хотя у нас и посудомоечная машина есть. Толя говорил, что за этим процессом ему лучше думается. Оставишь ему вечером гору тарелок, утром встаешь — все вымыто. До самого конца суетился, убирал, прибивал, разгребал. Ира все на него покрикивала: «Пап, ты сбавь обороты-то!»
Каждый день у Толи начинался одинаково — с утра пораньше он кормил своих «друзей». Поставил кормушку синичкам. Проснется, выйдет на участок — а синички уже ждут его на ветке, чирикают весело. Он резал на доске хлеб — готовил им обед. Тут же с верхушки сосны по веткам к Толе сбегались белки…
…В то утро, когда его не стало, я оделась и вышла во двор.
Смотрю, синички сидят на ветке, как обычно, слетелись к обеду, ждут своего кормильца. Теперь уже я о них забочусь — беру доску и нарезаю хлеб. Как это делал Толя.
