...Залитый солнечным светом Рим и вилла Волконской были невообразимо далеки от затерянного в подмосковных лесах Раменского. Но имение было благоустроенным и приносило неплохой доход, при барской усадьбе имелась и фабрика. Здесь Екатерина Петровна воспитывала Лизоньку, девочка ее радовала. Бедность и безвестность, потеря всего, что у нее было, больше не имели значения — в ее жизни появилась цель, и это оказалось самым главным. Дворец на Никитском бульваре, сотни дворовых, аплодирующий ее пению царь, званые московские вечера, красавец муж, которым она гордилась, — все это понемногу забывалось и начинало казаться далеким сном. Постепенно забылось и отчаяние, захлестнувшее ее, когда Миньято сказал: «Прости, но я тебя больше не люблю», и проклятия, которыми она его осыпала. Екатерина Петровна учила девочку читать и писать, играть на фортепиано, итальянскому и французскому.
Лизонька росла, у нее уже появились кавалеры — окрестные помещики, заезжие офицеры. Уездные вечеринки, на которых танцевала воспитанница, были убоги: дощатые полы скрипели, сальные свечи коптили, но какое это имело значение, если ее девочка была самой красивой? Что с ней будет дальше, Екатерина Петровна не представляла: воспитанница стала барышней, пришла пора выдавать ее замуж, а здесь для нее пары нет — ведь не за мелкопоместного пьяницу или нищего гарнизонного офицера ее отдавать.
Этим она и жила, а граф Миньято медленно погружался в заливавшую его глаза темноту. Он видел все хуже и понимал, что рано или поздно — через полгода, самое большее через год — окончательно ослепнет. Очки уже не помогали, врачи разводили руками: операция может только навредить, остается уповать на божью милость…
Он ходил с палочкой, в полумраке натыкался на стены, ревновал княгиню Волконскую, заботившуюся о нем как нянька, и думал, что за все на свете приходится платить, — а уж за предательство тем более.
Екатерина Лунина пережила бывшего мужа на 21 год. Ее Лизонька полюбила хорошего человека, директора местного завода Федора Дмитриева. Он был простолюдином, ее родня возражала против мезальянса, но Екатерине Петровне понравился Лизонькин жених. Дмитриев был надежным, обстоятельным молодым человеком. На фабрике его ценили: купцы Малютины, купившие раменскую мануфактуру у Голицыных, прочили Федора в управляющие. Екатерина Петровна дала согласие на брак, вскоре Дмитриев получил повышение.
Его ждала блестящая карьера: он стал видным ученым, профессором, управлял крупными предприятиями. А Екатерина Петровна воспитывала семерых детей Лизы Дмитриевой и рассказывала им об аристократической Москве времен Александра I и царя Николая, о Пушкине («резкий был человек»), о своем бывшем доме на Никитском бульваре, огромном, обошедшемся в целое состояние… О графе Риччи, умершем в 1877 году и перед смертью полностью ослепшем, она им не говорила.
Дом Луниных на Никитском бульваре долго был собственностью Государственного банка. После революции в нем обосновался клуб автомобилистов, а в 1970 году он стал Музеем культуры народов Востока. Тени прошлого давно ушли из его стен, и ничто здесь не напоминает о том времени, когда в музыкальной гостиной звучал отделанный бронзой и слоновой костью рояль, раздавались волшебные голоса Екатерины и Миньято Риччи, а под окнами особняка собиралась завороженная их пением толпа.
