Никаких ингаляторов для астматиков при мне не было, да и не знала я толком, что это такое. Даже к врачу не пошла, потому что отпустило так же внезапно, как и началось. А однажды проснулась утром, хочу подняться с кровати, а нога не слушается — даже пошевелить ею не могу! Позже нога отекла, и меня отправили в Москву. Сначала решили, что проблема в суставе, укололи, и все вроде как прошло. На какое-то время болезнь затаилась. Конечно, мне прописали противоастматические препараты в ингаляторах на всякий случай, но состояние было стабильным.
А в феврале 2003 года у меня на руках едва не умерла мама. Это был кошмар. Все случилось накануне важных соревнований. Мама часто сопровождала меня в поездках. На этот раз мы приехали в Санкт-Петербург. Странно, перед стартами я сплю обычно очень крепко, хоть из пушки стреляй.
А тут сквозь сон четко услышала слабенький стук, будто тыльной стороной ладони по перегородке между комнатами. И почему-то этот звук в голове разорвался с грохотом бомбы… Вскочила, подбежала к маме, а она уже без сознания. Кричала я страшно. Пыталась ее поднять, растормошить как-то, не зная, что делать, как помочь, куда бежать… Впервые в моей жизни смерть прошла так близко, заглянула в глаза, я почти почувствовала ее черное дыхание. На мой вопль о помощи первым прибежал врач сборной Виктор Иванович Аниканов, он и оказал маме экстренную помощь. Потом доктора говорили: повезло, что оказался рядом, иначе не вытащили б. И все-таки кома. Клиника. Я отказалась от участия в чемпионате. Какие уж тут старты?.. Мы несколько месяцев жили в Питере. Мама медленно, но восстанавливалась.
В первый же свой приезд домой с ужасом поняла, что на маме держалось абсолютно все. Я, да и все остальные элементарно не знали, что где лежит. Не смогла включить стиральную машину, потому что никогда этого не делала! Минут пять даже не плакала, а выла, сидя на полу. Потом заставила себя подняться и начать осваивать доселе неизвестную мне бытовую жизнь. Именно в тот момент ощутила, что из балованного ребенка (да, несмотря на замужество и прочее) я превратилась во взрослого человека.
Чаще всего васкулит, коварная болезнь сосудов, начинается как следствие серьезного стресса. Только стабилизировалось мамино состояние — в августе подпрыгнула температура у меня. Астма прогрессировала. Но по-настоящему страшное началось потом. Однажды просыпаюсь в своем загородном доме, сбегаю со второго этажа выпустить собаку, хватаюсь за дверную ручку и — адская боль в ладони.
Решила: наверное, на тренировке упала на эту руку и не обратила внимания. В следующий раз я дверь уже открыть не смогла… Ни одной рукой, ни другой. Настоящий шок последовал, когда одним прекрасным утром я не узнала свою руку — на предплечье вздулась громадная шишка. «Господи, Сереж, что это?» — спрашиваю. Но и у мужа не было предположений. Через пару часов шишка превратилась в синяк, а потом и он исчез. Просто чудеса в решете...
На очередном плановом осмотре говорят, что у меня просто огромное сердце. «Ну я же спортсменка, тренируюсь, сердечко кровь качает», — оправдываюсь. Но врач отправила на УЗИ, а оттуда — в институт ревматологии. Прыгаю за руль и еду. Подозрение на красную системную волчанку, к счастью, не подтверждается.
Направляют в «Склиф». Я собираюсь уже взять направление и ехать, но мне не разрешают. «Скорая», каталка вперед ногами… Лежу и чувствую себя нелепо — почти ж все нормально, чуть нездоровится, а они меня как инвалида… К тому же сентябрь! Самый сезон! Уже потом объяснили, что в моем состоянии пешком-то ходить опасно для жизни, а я еще и тренировалась. В общем, шансы навсегда сложить лапки в то время были более чем реальными. И вот лежу в «скорой», слушаю наставления: «Ирина, старайтесь не делать резких движений», — и думаю: надо бы своим позвонить. Если что, хоть будут знать, где меня искать…
Приехали в приемное отделение НИИ им. Склифосовского, а там жуть жуткая — все вокруг резаные, стреляные, ломаные.
Я по сравнению с основным контингентом вообще огурец! Но к врачу меня повезли на инвалидном кресле. Ну, думаю, сейчас доедем, и я им все выскажу! Определили в отделение к мировой знаменитости Якову Брандту. «Что же это такое, доктор?! Здорового человека с тренировки, чуть ли не с коньками, в инвалидное кресло упаковали!» Яков Бениаминович, большой такой, основательный мужчина, успокаивает басом: «Разберемся, Слуцкая, разберемся». «Разбирайтесь!» — не очень вежливо ответила я.
Было полное ощущение, что я попала в какую-то параллельную реальность! Коридоры, каталки, наркоз, прокол сердца... Ну не про меня это все! Вот совсем не про меня! Не разрешают даже гулять. А для меня закрытое помещение хуже кладбища. Кроме того, не понимая, что со мной, находясь в растрепанных чувствах, я уцепилась за одно — то, в чем всегда была уверена, — мне нельзя расслабляться, чемпионат мира на носу.
В парке Центральной клинической больницы, куда меня отправили из «Склифа», я напрыгиваю свои прыжки и бегаю.
