Иногда выяснения выливались в очередной скандал. Два раза я не выдерживала, хватала Игорька и уходила из дома ночевать в гостиницу (Соня как раз была у отца)… Я боялась гневных выходок Кержакова. К бабушке пойти не могла — ограждала ее от переживаний. У подружек меня мог сразу найти Саша… Иногда проще было переждать, пока Кержаков успокоится… И все равно меня останавливало то, что у нас маленький ребенок, насовсем уходить от мужа у меня даже мыслей не возникало.
Потом Саша неожиданно предложил вкрадчивым голосом: «Я тут договорился… Положим тебя на недельку в больницу — обследовать твою астму». Я действительно астматик с детства, поэтому согласилась, не ожидая подвоха.
Когда Саша вез меня в больницу — видела, что он нервничает, сомневается… Первые 10 дней меня действительно держали в астматическом отделении. А потом явились санитары: «С вещами на выход». Я думала — сейчас выпишут, ведь ничего нового они не нашли, но вдруг меня переводят в другой корпус. Железная дверь захлопывается за спиной… И по тем людям, что с пустыми глазами бродят по коридору, я понимаю, что больны они не астмой… Но так действуют на нас врачи в белых халатах: дают таблетку — значит, надо ее принять. Какое-то время я понять не могла, что здесь делаю и от чего меня лечат. А лекарства мне стали выписывать горстями, и чувствовала я от них себя все хуже и хуже… Пока не превратилась в подобие безвольного овоща. Сейчас адвокаты обнаружили несколько якобы подписанных мной согласий на это лечение.
Принудительной психиатрии у нас в стране нет, зато есть платная — и мое лечение оплачивал адвокат мужа, что само по себе подозрительно. А в картах появлялись новые диагнозы и новые лекарства — то неврастения, то менингиальный синдром... «Я не сумасшедшая! У меня дома маленький ребенок! Отпустите меня к нему!» — «У нас тут все здоровые, — ухмылялись врачи. — Ты должна признать свою болезнь». Иногда мне казалось: раз меня лечат, может, и правда со мной что-то не так? Если я и начала сходить с ума, то именно там… И самым большим безумием было продолжать верить, что Саша меня отсюда вытащит!
Продержали меня там с ноября до прошлого Нового года, а потом отпустили на каникулы.
Саша меня забрал, но по дороге купил кучу таблеток, которые мне выписали врачи. Когда к нам в гости пришла бабушка и посмотрела, что я пью, ужаснулась: «Катя, это же психотропные препараты!» — а она по профессии медик. Наконец я увидела Игоря, хотя с трудом могла удержать его на руках — ослабла после такого «лечения». И вроде мы снова семья, собрались за столом, но Саша не оставляет своих подозрений: «Какая-то ты стала вялая». Еще бы — после такой дозы лекарств! Однажды появился и «друг семьи». «Пойми по-отцовски, я не хочу продолжения этого кошмара», — взмолилась я, когда мы остались наедине. «С тобой по-хорошему нельзя», — жестко ответил он.
Саша все время ходил за мной, наблюдал, выискивал что-то противоестественное в поведении.
Ребенок у нас развитый, я не нанесла ему никаких увечий — Саша на пустом месте сейчас кричит, что я для малыша опасна. И я была настолько сломлена, что когда праздники прошли, сама собрала вещи — поехала «долечиваться». Саша не оставлял мне другого выбора, уверяя: «Это во благо нашей семьи». Тут уже вмешалась моя бабушка – я услышала из палаты ее крики в коридоре больницы, куда она с трудом прорвалась: «Разве моя внучка шизофреник? Я не могу забрать ее домой?» Тогда врачи сказали: «Ладно, забирайте». И первым делом она повезла меня «чистить кровь» от всех этих препаратов. А потом мы показали все рецепты независимому врачу, и тот сделал заключение: «Пить их здоровому человеку — опасно для жизни».
Мне действительно посадили сердце, для здоровья такое лечение не прошло бесследно…
Бабушка сразу отвезти меня домой боялась — муж вернул бы меня в клинику. Для начала именно она решила с ним поговорить, но охранники не пустили ее дальше ворот. «Ты же забрала Катю из больницы против моей воли», — сказал ей тогда Кержаков. Потом он дважды заезжал за мной и отвозил к сыну. А когда я в последний раз держала ребенка на руках, Саша изложил свою очередную идею: «Ты наркоманка, я хочу, чтобы ты прошла реабилитацию в течение 60 дней. Тогда сможешь общаться с сыном и все у нас будет по-прежнему». Я перевела взгляд с Игорька на Сашу… И — согласилась. Последний рывок! Потерплю еще немного, а потом этот ад кончится.
